Бестолочь - Илья Николаевич Романов

получилось как всегда.

— Ты кто такой, чтобы вякать! — не нашёл других слов в запале рыцарь. Покраснел, глаза навыкате от злобы.

— Господин рыцарь! Объясните свои слова! Иначе можно подумать, что вы не имеете чести, раз говорите гадости за спинами благородных людей и не можете объяснить, за что вы считаете этих людей ублюдками и скотами! — Один фиг надо что-то говорить и причём говорить, чтобы слова были в шаблонах рыцарской бредятины.

Так-то я сам не сразу смекнул, что довольно удачно брякнул свои последние слова. По сути, я призвал к ответу рыцаря за базар и при этом сам не встал на сторону покойников. Есть только одна тонкость, захочет ли рыцарь отвечать на мой вопрос, ведь я сам не рыцарь и не благородный, а передо мной он ответ держать не обязан. Повезло. Свидетелей набралось много, а у рыцаря в голове, видимо, мелькнула мысль, что свидетели могут кому-то донести и его всё равно ждёт правёж.

— Эти ублюдки были плохими воинами и положили людей, которые им доверились! Я был там и всё видел своими глазами… — И из рыцаря словно стержень злобы вынули. Он сел за стол и отхлебнул из кружки. — В жизни не встречал больших ублюдков, и если кто со мной не согласен, то пусть сам вешается, пока у меня руки до него не дошли… Эй ты! Иди ко мне! Я тебе расскажу, кем были эти скоты!

Вот так номер. Не бздеть, пусть вещает, а как съехать, я на месте придумаю. И я присоединился к рыцарю за его столом в тёмном углу.

Глава 2

О том, как уместно давать сдачу

Какое-то время мы пили с рыцарем молча. Седой, уже пожилой рыцарь был мрачным типом. Короткий ёжик волос, на лбу и лице парочка кривых отметин шрамов, часть зубов выбиты, глаза серые с прищуром. Рост, что удивительно, у бродяги тоже был за пределами здешних норм, почти метр шестьдесят. Рост я заприметил ещё тогда, когда бродяга привставал из-за стола, чтобы почесать кулаки. То есть рыцарь где-то на десять сантиметров ниже меня, и по здешним меркам сам верзила ещё тот.

Сидели мы напротив друг друга по разные стороны стола. В состязание, кто кого переглядит, я больше не играл и старательно отводил взгляд после нескольких секунд случайной встречи глазами. Впрочем, у рыцаря глаза давно были в куче. Накушался, и у него, как у всех пьяных, взгляд был прикован больше к столу, чем к лицу человека, сидящего напротив. Мы молча выпили по кружке, потом ещё по одной, и только после этого бродяга-рыцарь начал вещать мне своим косым от хмеля языком.

Суть его речи, если опустить все паузы в монологе и прочий пьяный бред, сводилась к тому, что почти полгода назад он нанялся служить барону Грейему с его старым приятелем, таким же бродягой-рыцарем. Старость приходит, а они такая же голь перекатная.

Своей земли каждому рыцарю хочется, а тут ублюдочный барон обещал дать наделы на поместья и людей со временем, если хорошо себя на службе проявят. Дальнейший рассказ лишь подтвердил слухи и домыслы, что я слышал в караване. Коалиция из двух баронов трепала земли третьего барона, молодого наследника Нари. Пару деревушек сожгли. Людей частью убили, часть угнали в свои земли на работы, тех баб, что помоложе и посимпатичнее, поимели.

Надо отметить, что сожаления по поводу резни местного населения бродяга совсем не испытывал. Дело житейское, бабы народ ещё нарожают.

Все акции коалиции баронов со стороны должны были выглядеть как нападения орков, а их рыцари с дружинниками этому были только рады. Проще говоря, на кладбище делай что хочешь, но за оградку покойников не выпускай.

Потом всей потехе пришёл конец. Бароны нарвались на засаду. Взяли их на неожиданности на марше. Баронов, их дружины и рыцарей навсегда успокоили, а вот ему повезло сбежать. Накрылось медным тазом его поместье. Сам он жив, а сюзерен поймал стрелу в глазницу. Наследнику барона ему после этого лучше не попадаться, не уберёг, так сказать, сюзерена, да и предъявить могут за то, что он оставил своего властителя на поле боя.

Помимо мечты о своём феоде бродяга потерял и своего дружка, которого вальнули, когда он с ним тикал из боя. Дружка бродяге было жалко, через многое вместе прошли, а тут так нелепо нарваться…

Шансов выжить у конницы баронов в лесной местности было немного, но бродяга сумел на чьей-то чужой лошади сбежать, когда стало понятно, что бой проигран. В бою и после, во время бегства, его неплохо зацепили сначала копьём, а потом стрелой в спину. Где-то около месяца ему пришлось отлёживаться и зализывать раны в какой-то деревушке на землях его бывшего сюзерена. Потом наследник Грейем про него узнал и всячески захотел побеседовать с беглецом с глазу на глаз, при свете раскалённых щипцов в руке палача.

По поводу щипцов бродяга не был уверен, точнее не уверен, что наследник изначально хотел применить к нему щипцы. Четверо дружинников, что приехали за ним, скорее всего, слишком рьяно подошли к словам молодого Грейема по поводу доставки в замок единственного выжившего. В итоге четверо трупов, новое лёгкое ранение и бегство куда глаза глядят. Теперь уже точно раскалённых щипцов не миновать на землях молодого Грейема.

Вот примерно и весь рассказ. Шекспир и наследники, мать его так. Сидит такой седой, бухой отморозок и пускает скупую мужскую слезу о том, что, когда он разбойничал, его самого по беспределу чуть не убили. Под рассказ бродяги пиво как-то незаметно лилось рекой. Платил за наши посиделки, естественно, я. Во-первых, рыцарь был почти на мели. Во-вторых, по словам отморозка, этим он оказал мне честь, что пьёт со мной за одним столом.

Средневековая романтика, блин! Сам нищий и в полной жопе, а гонору-то на десятерых хватит. Хотя то, что гонору у рыцаря много, это не его вина, тут все такие. Попробуй не построить из себя что-то этакое благородное, то быстро с дерьмом смешают. Его коллеги из цеха таких же отморозков и прочих благородных только этим и занимаются, такой у них тут национальный вид спорта, обломать чью-то честь, чтобы с бесчестного быдла забрать себе нужное.

Не бывает плохих людей, просто бывают плохие времена. Есть мудрая поговорка, что все люди живут по одной правде, но правда у каждого своя, и побеждает та правда, которая сильнее. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Другой