Злой пёс. Плохой волк - Илия Ларичев

может пошевелиться. Его, будто, заперли в грязном стакане.

Порой в разуме его рождались жуткие картинки собственных похорон; его запрут в гробу и опустят на дно земли, откуда он ни до кого не сможет докричаться; а Звероед тем временем продолжит убивать бедных девушек, с каждым разом увеличивая свои аппетиты.

А что если он… уже?

Молодой лейтенант пытался всмотреться в это мутное стекло стакана, пытаясь понять, где находится. И он отчаянно боялся разглядеть за этим стеклом древесину гробовой доски.

Чёртов пацан. Да, малой, хехе… Такое бывает. Шмальнул тебя и теперь ты, походу, помер или помрёшь.

А что делать с тем лисом Богданом? Чего он сбежал? Значит — виновен. Или знал виновных. Больше они ни о чём не спросят этого скользкого рыжего гандона, который с дружками чуть не раздел Шарикова до трусов.

Дружки… нужно найти их.

А, чёрт, молодой лейтенант лежал здесь уже очень долго, целую вечность. Что мог он сделать в таком состоянии? Просто слышать обрывки фраз и строить ничем не подкреплённые догадки.

Хорошо, что он одиночка. Никаких слёз на похоронах, никто не будет страдать. Разве что Мурка, да и едва ли мог он довериться чувствам проститутки.

Молодой лейтенант прожил короткую, но яркую жизнь: ловил преступников (во всяком случае, искренне пытался), влюбился в шалаву и задолжал кучу денег сыну мэра…

Когтин ответил на телефонный звонок: Слушаю, товарищ комиссар.

Лосев: Здарова, майор. Как успехи?

Когтин: Потихоньку, тов…

Лосев перебил: Нужно не только потихоньку, но и побыстреньку. Верхи отчёт требуют.

Когтин: Понял, товарищ комиссар.

Лосев: Ещё по какому поводу звоню, майор. Пацан-то этот, лейтенант, непростой оказался. Выкарабкался.

Когтин не знал, как на это реагировать; ему было то ли пох*й, то ли грустно от того, что эта псина снова будет путаться под ногами: Хорошая новость.

Лосев: Нужно будет проведать его сегодня часов в пять. Будь на месте. Там ещё пара зверей из газеты будет. И с телеканала. Много не говори, но и не молчи, понял, майор?

Когтин: Полностью понял, товарищ комиссар.

Шариков ещё не мог даже самостоятельно есть и посещать туалет, но весь город жужжал о его героическом возвращении — во всяком случае, так ему сказала кошечка-медсестра.

А еще передала записку от Мурки. Это лучше любых припарок и капельниц. Только бы на минутку увидеть её…

Медсестра пообещала провести её ночью после того, как молодой лейтенант сможет твёрдо стоять на ногах.

В первый же день после пробуждения Шарикова его навестил комиссар, Когтин и двое зверей — с местного телеканала — белка-репортёр и медведь с камерой.

Мурку они к нему не пустили, а двух ментов и репортёров — без проблем.

Лосев: Вот он, ВОТ О-О-ОН (Шариков прижал уши к голове от громкого звука; в палату вошёл комиссар, а следом — Когтин; затем — оператор и репортёр) Наш молодой герой, лейтенант Шариков. Оказывал непомерную помощь в расследовании и… фактически задержал опасного преступника, серийного убийцу Звероеда.

Белка-репортёр (Шариков не раз видел её по телевизору) спросила у комиссара разрешения на фото; тот дружелюбно махнул копытом и попытался улыбнуться ещё шире, чем до этого.

Мигнула вспышка, и Шариков зажмурился, выгоняя яркий огонёк из глаз.

Затем Белка спросила: Как чувствуете себя, лейтенант? (и сунула микрофон ему под нос)

Шариков: Отлично, спасибо… Спасибо за заботу…

Белка: Собираетесь продолжать карьеру после того, как восстановитесь?

Шариков едва не ответил обещанием, что найдёт этого подонка Звероеда. Но потом вспомнил, что они же… нашли его. Возможно, они и в самом деле нашли его, и убийства прекратятся.

Ах, если бы только они не возобновились.

В противном случае все шишки (как и похвалы — сейчас) полетят на голову молодого лейтенанта, которого комиссар выставил едва ли не единоличным героем в этом дерьмовом расследовании.

Шариков всё же собрался с мыслями и твёрдо заявил: Да… Я… буду продолжать.

Лосев взмахнул копытами: Настоящий герой! Такие парни нужны в полиции, это точно. Выздоравливай скорей, малыш, у нас ещё много дел. (затем комиссар стал говорить в камеру, забыв о молодом лейтенанте) И помните, что вы можете вступить в ряды полиции, достигнув вашего видового совершеннолетия. Это хорошая зарплата, защита государства и захватывающая работа для настоящих мужчин и очень сильных женщин. (Лосев махнул копытом, и камера опустилась) Всё, сделайте свою работу хорошо. Смонтируйте так, чтобы я был красивым и поместился в экран телевизора, охахаха. (белка и медведь, натужно посмеиваясь, вышли и в палате остались лишь три мента) Что говорят, врачи?

Шариков: Я быстро восстанавливаюсь. Сказали — ещё неделю, если не будет осложнений.

Лосев: Охотно верю. Вот, ведь, верно говорят — как на собаке заживает. Да, майор?

Когтин стоял у окна, апатично уставившись на улицу, когда его окликнули: Так точно. Ты молодец, лейтенант. С такими не пропадём.

Шариков: Босс, вы всё выяснили? Что это за мразь и зачем совершила такое?

Когтин: Два раза сидел за схожие преступления, но без смертельного исхода. С ним уже всё. Под тяжестью улик подписал признательные показания и дожидается суда в лазарете.

Шариков: Почему там?

Когтин с толикой раздражения усмехнулся, глядя себе под ноги: Там безопасней. Не забивай голову, малой. Расследование завершено.

Лосев вскинул копытом и глянул на часы: Думаю, вам есть, о чём поболтать, напарники. А мне нужно бежать. (комиссар примагнитил лежащие в карманах пальто бионические лапы и вышел из палаты). Выздоравливай малыш, тебе предстоит сопровождать этого маньяка в суд. К тому моменту ты должен быть в форме. (затем хохотнул) В прямом и переносном смысле.

Шариков опешил, хвост забарабанил по больничной койке: Спасибо, товарищ комиссар. Это честь.

Лосев ухмыльнулся и исчез в коридоре.

Когтин буркнул лейтенанту пожелания скорого выздоровления, и вышел вслед за комиссаром; в коридоре он догнал его и шёпотом обратился: Простите, я… Считаете, это хорошая идея? С сопровождением подсудимого.

Лосев: По закону Заповедника на суд подсудимого должен доставлять сыщик, имевший непосредственное отношение к расследованию. И помнится — ты отказался. Или всё же передумал?

После совершённого злодеяния Когтину трудно было даже выходить из дома. Четвёртую неделю страдал он от тревожного расстройства; оно и ранее преследовало майора, но теперь всё больше походило на бешеного носорога, мечущегося в его голове.

За прошедшие дни у майора случилось несколько панических атак и значительно ухудшился сон. Помогала лишь водка. Да побольше.

Он не хотел иметь ничего общего с расследованием после того, как пройдёт суд.

Когтин с ужасом представлял фото молодого лейтенанта, доставляющего волчару в суд; через