Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

— Нет! — запротестовал Майло, и Гаунт сквозь боль улыбнулся силе в голосе юного адъютанта, осмелившегося спорить с командиром роты. — Лучше в наши казармы. К нашим врачам. Не думаю, что комиссар хочет привлекать к этому внимание.

Корбек изумленно уставился на него. Но Гаунт кивнул в знак поддержки. Он лучше других знал, что в таких делах лучше доверять чутью Майло. Парень никогда не лез в личные дела комиссара, но понимал его словно на уровне подсознания. Гаунт ничего не мог утаить от него, но доверял ему и его дару предвидения.

— Брин прав, здесь все сложнее… — Гаунт посмотрел Корбеку в глаза. — Потом все объясню. Командование корабля не должно знать об этом, пока мы сами не разберемся, кому здесь можно доверять.

Сирена тревоги продолжала надрывно выть.

— Хорошо бы нам убраться отсюда, а то… — начал было Корбек.

В сопровождении электронного хора зашипели открывающиеся двери лифта. На палубу ворвались шестеро матросов в чешуйчатых доспехах и глухих шлемах. Упав на одно колено, каждый солдат взял на прицел нарушителей. На гвардейцев уставились короткие стволы дробовиков. Гардемарины о чем-то отрывисто переговаривались по внутренней связи. За их спинами вырос флотский офицер. В отличие от солдат, он не носил доспехов, только изумрудно-зеленый китель с серебряным кантом флота сегмента Пацификус. Высокого роста, он был довольно полный, с неестественно бледной кожей. Профессиональный моряк, решил Корбек. Его ноги не знали твердой земли уже много лет.

Офицер брезгливо разглядывал троицу: нечесаный проходимец с запрещенным лазерным пистолетом, повисший на нем оборванец, истекающий кровью, и подросток с диким взглядом.

Скривившись, офицер доложил что-то в собственный передатчик, нажал одну из кнопок на своем координационном жезле и взмахнул им над головой. Повинуясь его жесту, сирена смолкла.

— Я — мичман Лекуланци. По приказу лорда-капитана Грастика я несу ответственность за поддержание порядка на этом корабле. Нечасто мне приходится видеть запрещенное оружие. Но с гвардейским отребьем на борту я всегда готов к подобным выходкам. И более всего меня удручает то, что кто-то осмелился из этого оружия выстрелить.

— Погодите, я понимаю, как это выглядит, но… — Корбек попытался дружелюбно улыбнуться и сделал шаг вперед. Все шесть стволов мгновенно повернулись к нему.

Стандартным оружием флотских матросов были укороченные дробовики, разработанные специально для абордажных боев. В отличие от болтера или лазгана выстрел из дробовика не мог повредить обшивку самого корабля, но заряд проволочных колючек и битого стекла в узком помещении легко превращал человека в кровавую кашу.

— Никаких резких движений, и не тратьте время на оправдания, — предупредил Лекуланци. — В свое время вы ответите на все вопросы согласно стандартной процедуре допроса. Вы были поставлены в известность, что использование запрещенного оружия на борту судна Адептус Механикус является тяжким проступком, караемым трибуналом. Немедленно сдайте оружие.

Корбек осторожно передал пистолет одному из матросов.

— Что за чушь, — проворчал Гаунт, и дробовики развернулись на его голос. — Вы хоть знаете, с кем говорите, Лекуланци?

Мичман сощурил заплывшие жиром глаза. Где-то в их глубине блеснула ненависть. Его явно задело то, что к нему обратились не по званию.

Собрав волю в кулак, Гаунт освободился от рук Корбека и выпрямился.

— Я — комиссар-полковник Ибрам Гаунт.

Мичман Лекуланци замер. Без фуражки, кожаного пальто и знаков различия, он принял Гаунта за какого-то простолюдина, по случайности получившего офицерское звание в Гвардии.

— Подойдите ближе, — приказал ему комиссар.

Лекуланци неуверенно двинулся к Гаунту, попутно шепча что-то в передатчик. Гардемарины немедленно встали, убрали оружие и вытянулись по стойке «смирно».

— Так-то лучше… — расплылся в улыбке Корбек.

Гаунт оперся о плечо офицера и почувствовал, как тот дрожит от ярости. Комиссар указал под ноги, на бурые комья чего-то обгорелого в масляной луже зеленоватой слизи.

— Знаете, что это такое?

Мичман мотнул головой.

— Это останки убийцы, подстерегавшего меня здесь. Выстрел из запрещенного оружия произвел старший офицер моего полка, спасший мою жизнь. Но я лично наложу на него взыскание за нарушение четкого приказа о запрете огнестрельного оружия на борту.

По бледному лбу мичмана пробежала капелька пота. Гаунт заметил его растерянность и довольно ухмыльнулся.

— Это был один из ваших людей, Лекуланци. Простой матрос. Но им управляла некая темная сила. Вы ведь не любите запрещенное оружие, так? А что вы скажете по поводу незарегистрированных псайкеров на борту?

За спиной матросы зашептали молитвы, некоторые осенили себя защитными знаками.

— Но кто… — запинаясь, спросил Лекуланци, — кто может желать вашей смерти, сэр?

— Я солдат, сделавший весьма успешную карьеру, — холодно улыбнулся Гаунт. — У меня каждый день прибавляется по врагу.

Комиссар махнул в сторону останков.

— Пусть эту дрянь изучат, а потом сожгут дотла. Лично удостоверьтесь, чтобы никакая скверна больше не коснулась этого священного судна, мичман. Обо всех новостях сообщайте мне незамедлительно, какими бы незначительными они вам ни казались. Как только буду в состоянии, я лично доложу обо всем лорду-капитану Грастику и представлю подробный отчет.

Лекуланци в растерянности молчал.

Корбек помог Гаунту добраться до лифта. Перед тем как закрылись двери, мичман встретился взглядом с танитским адъютантом и поежился.

— У него глаза — что у змеи, — шепнул Майло Гаунту уже в лифте. — Не стоит ему доверять.

Комиссар только кивнул в ответ. Несколько минут назад он готов был принять роль курьера и безвольного хранителя кристалла Ферейда. Теперь он думал по-другому. Гаунт не собирался больше сидеть и безучастно смотреть. Он будет действовать. Он выучит правила этой игры и найдет способ выиграть. А значит, ему придется узнать, что содержится в кристалле.

4

— Все, что я могу сделать в таких условиях, — проворчал старший военврач полка Дорден и недовольно махнул рукой на полковой лазарет.

Под медицинские нужды Призракам выделили три узких боковых отсека под палубой, где располагались временные казармы Первого Танитского. Кое-как покрашенные блекло-зеленой краской стены, выложенный красной плиткой пол. Железные полки отсеков были уставлены рядами пузатых бутылей, закупоренных стеклянными пробками. Их бока украшали пожелтевшие бумажные этикетки. Все они были заполнены какими-то вязкими жидкостями, противоинфекционными мазями, сухими порошками, препаратами и органическими заплатками в студенистом стерильном растворе. Металлические инструменты в пластиковых мешках и выдвижных ящиках ловили редкие лучи тусклого света. Под сиденьями вдоль стены стояли ящики, набитые использованными бинтами и постельным бельем. В углу, на медной каталке, покоился автоклав с чем-то мутным. Еще было два прибора ресусцитрекса[2] с железными электрошоковыми панелями, столик с аптекарскими весами, диагностическим щупом и аппаратом очистки крови. Пахло сыростью и плесенью, темные пятна покрывали пол.

— Сами видите, у нас тут не изобилие, — раздосадованно добавил Дорден.

Бинты для комиссара он достал из собственной полевой аптечки, лежавшей на ближайшей скамье. Материалам местного лазарета он не доверял — один их вид заставлял усомниться в их свежести и стерильности.

Обнаженный по пояс, Гаунт сидел на каталке, зафиксированной у стены креплениями на полу. Когда комиссар пытался шевельнуться на грязном, смердящем матрасе, все медные крепления каталки начинали жалобно скрипеть.

Дорден обмазал руку комиссара синим стерилизующим гелем, больно жгущим кожу. Затем скрепил края раны в плече бакелитовыми скобами, похожими на челюсти насекомых, и перевязал руку свежими бинтами. Гаунт попытался шевельнуть рукой.

— Не надо, — предупредил его врач. — Я бы заклеил искусственной кожей, если бы она здесь была. К тому же ране нужно дышать. Если хотите знать мое мнение, лучше вам отлежаться в госпитале.

— Спасибо, все в порядке, — произнес Гаунт, но на предложение врача отрицательно качнул головой.

Дорден только улыбнулся. Он не собирался давить на комиссара. Корбек тихонько попросил его не распространяться о произошедшем.

Старший военврач — невысокого роста, с седой бородкой и теплым взглядом. Он был старше всех в полку, работал врачом и на Танит, и его услуги пользовались спросом в поселениях Белдейна и в лесной глуши графства Прайз. Во время Основания его призвали в Гвардию для выполнения отчетности Администратума по медицинскому персоналу. Его жена умерла за год до Основания, а сын оказался в девятом взводе Первого Танитского. Его дочь вместе с мужем и единственным сыном погибли вместе с Танит. На руинах своей родины он не оставил ничего, кроме долгих лет работы. Теперь для него остался только долг перед последними жителями своего мертвого мира. Убеждения не позволяли ему пользоваться оружием. Среди Призраков Дорден был единственным, на кого Гаунт не мог рассчитывать в бою. Комиссара это не волновало, ведь шесть или семь десятков его гвардейцев были бы сейчас мертвы без Дордена.