Колокол - Лора Кейли

в кучу… Достанем завтра из сарая грабли…»

На улице заржала лошадь. Одна она у них была, да и то неспокойная, никогда не спала по ночам. Бог её знает, что ей было нужно.

«Вот ведь неугомонная, – думал падре, – и чего ей не спится…»

Он закрыл глаза, усмиряя как мог ломоту в старом теле, вздохнул глубоко, и только провалился в сон, как что-то грохнуло в дальней келье.

«Опять, наверное, Жоэль встал…» Вздохнув, отец Ланге перевернулся на бок.

Обычно мальчик ходил по всем комнатам, пока они с Марией не догоняли его, – тогда уж нужно было быть поосторожней, не разбудить, не испугать, пусть он себе бормочет; каждый блаженный сам разумеет, как ему лучше, сам себя успокоит… Так они его и доводили до постели – падре по одну руку, Мария по другую. Глаза у Жоэля были стеклянные, отрешённые, у всех бродящих во сне такие глаза. Да вот только и в жизни они были такими же…

Приезжала к ним как-то женщина, представилась доктором. Невысокого роста, взгляд потухший, несчастный. Не раз приезжала, не для них, для себя, помолиться. Что-то тяжёлое было у неё на душе, Ланге всегда это видел. Вроде улыбается человек, а будто тяжесть какую несёт. К тому же немного он знал верующих докторов, обычно они отдельно от Бога.

Смотрела женщина на парнишку, расспрашивала, пыталась разговорить. Ланге ей объяснял, что неразговорчивый тот, немой. А женщина всё за своё. Вы же, говорит, не знаете, какая это немота, врождённая или приобретённая. Ланге и правда не знал.

– Да разве дело только в немоте, – не веря, что того не видит доктор, переспросил тогда он.

– Не только, – соглашалась она, – но причина одна.

– Может, и одна, – вздыхал падре, – да разве теперь разберёшь?

А женщина возьми и спроси: когда, говорит, его привели? Ланге сказал, что четыре года назад. И лишь потом осознал, что о том, что мальчишка пришлый, никто этой женщине не говорил. Откуда ей было знать? Мог же Жоэль и сам набрести на их церковь, а мог и родиться здесь, как та же Мария… Нет, так и спросила она: когда привели. Ещё с полчаса смотрела тогда на Жоэля, потом вздохнула и ушла. Так с тех пор и не появлялась.

Шум в келье затих, а шагов в коридоре всё не было слышно. «Так довела Мария парнишку до постели или нет?» – не понял Ланге и только собрался подняться, как тишину разорвал резкий крик Марии. Падре вскочил, попытался подняться с кровати, но ноги его, больные и затёкшие, отнялись, не почувствовав пола, и подкосились. Он так и рухнул на колени; что-то в нём хрустнуло, где-то защемило, острая боль победила его, уложив плашмя на холодный пол кельи. Мария опять закричала.

Ланге собрал последние силы и пополз к двери. Бессильно волоча своё длинное тело по ковру, загребая его руками, он пытался сдвинуться с места. Сколько полз до двери, не помнил, только вот у самого порога услышал, как кричит Жоэль.

Мария отбивалась от незнакомца. Огромный бородатый мужик зажал ей рот мёртвой хваткой: она пыталась вырваться, но не могла. Слишком неравны были силы.

– А ты хорошенькая, – дышал он у неё над ухом.

Мария замерла от страха. Ни пошевелиться, ни вздохнуть.

– Твой старик слишком долго выёживался, – говорил он, нюхая её волосы, – а мой хозяин не привык долго ждать. Или вы уберётесь отсюда по-хорошему, или вас раздавят, как клопов!

Мария попыталась пошевелиться, но мужик только крепче прижал её к себе.

– Не рыпайся, девочка, – он дышал подобно зверю, – а то я за себя не ручаюсь.

Пальцы его, твёрдые и грубые, сжали до боли ее рёбра, Мария вскрикнула, но под его огромной мозолистой рукой, что вместе с ртом зажала ей пол-лица, мало что было слышно.

– Ух ты, какая, – хрипел он, – вы, монашки, все такие горячие? Или это только мне повезло? – Он засмеялся.

У Марии горели щёки, дрожали ноги, она вся дрожала. Мужик начал задирать ей сорочку, но плотная ткань до самого пола никак не поддавалась ему. В темноте блеснуло что-то металлическое. Он подставил нож к её шее.

– Я возьму тебя сейчас, – задыхался он, – а потом приду ещё. Ты же никому не скажешь, верно? Хорошая девочка… – Он уткнулся носом в её волосы и стал жадно дышать. – Тебе всё равно никто не поверит.

Клинок опустился от шеи к груди, зацепил ворот сорочки, оттянул его вверх и разрезал по всей длине; потом, зацепив рукава, разрезал и их. Тряпьё затрещало и спало на пол к дрожащим ступням Марии. Она в одних лишь панталонах стояла посреди своей кельи и только молилась о том, чтобы поскорее умереть. Мужик развернул её к себе и впился вонючим ртом в её дрожащие губы.

Мария услышала шаги – это падре шёл к ним; сейчас он умрёт от инфаркта, он ничего не сможет сделать, и это убьёт его. Что будет с ними? Мария уже не чувствовала, как грубые руки ходили по её холодному телу, как сжимали всё, что можно было сжать, – она думала не о себе.

– Ложись! – рявкнул мужик и бросил её на кровать.

Она вскрикнула и ударилась затылком об стену, а он начал расстёгивать брюки.

Вдруг тёмная высокая тень выросла над его головой, вскрикнула и чем-то тяжёлым ударила по нему. Тень кричала и била, кричала и била.

– Жоэль, не надо! – вскочила Мария. – Убьёшь!

Но парень не слышал её; он кричал и бил, измесив всё лицо негодяя огромной глиняной вазой.

На полу, в луже крови лежали бездыханное тело и осколки разбитой вазы. Мария, прикрывшись одеялом, прижимала к себе Жоэля и с ужасом смотрела на кровавую плоть.

В дверях кельи, пошатываясь и держась за косяк, еле стоял падре.

– Тронул? – спросил он, посмотрев на Марию.

– Не успел, – сказала она и покраснела.

– Ну ничего, дочка, ничего…

Взгляд Жоэля опять стал стеклянным и отрешённым. Марии показалось, он всё забыл. Так даже лучше, решила она.

– Забудь всё, забудь, – шептала Мария, целуя его в макушку, – ни к чему это помнить.

26 глава

Нет, только не это… На меня смотрели зелёные глаза и длинные, почти до самых бровей, ресницы. Брови же уходили вверх, куда-то под белые кудри. В затылке что-то болело и жутко чесалось. Что это, чёрт возьми? Я достал из головы шпильку, одну и вторую. Волосы мадам Лоран освободились от этих спиц и упали мне на плечи. Этот Норах не просто играл со мной, он,