Оперативный простор (СИ) - Дашко Дмитрий Николаевич

Быть такого не может: я жму руку автору «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка». Эх, сюда бы фотографа, чтобы сделать карточку на долгую память…

Правда, пока ничего не выдаёт в Катаеве гения и легендарную знаменитость, он — такой же, как и я сотрудник уголовного розыска. Обычный парень интеллигентного вида, худой от вечного недоедания и плохо одетый — наше ведомство зарплатой не баловало, платило мало, зато нерегулярно.

В башке всё перемешалось, я не находил слов, но как-то собрался с мыслями, выдавил из себя:

— Как там у вас в Одессе?

— Да как и у вас, наверное: грабежи, убийства… Начальство нервы треплет.

— Это оно может, — хмыкнул Кондратьев.

— А в Петроград по какому вопросу прибыли? — снова спросил я.

— Может на ты перейдём? — предложил Катаев.

— С удовольствием. Так что стряслось у тебя, Женя?

— Да у нас в Одессе в прошлом месяце серьёзная заварушка приключилась — сразу семнадцать трупов. Есть основание полагать, что один из подозреваемых скрывается в Петрограде. Вот, приехал к коллегам за помощью. Надеюсь, не откажут.

— Не откажем, — заверил Кондратьев. — Но, как ты понимаешь, у самих дел по горло.

— Это я понимаю, — вздохнул Катаев.

— Да ты не журись! Я к тебе Шуляка прикреплю. Он кого хочешь из-под земли достанет. Кстати, а где Шуляк? Что-то я сегодня его ещё не видел, — забеспокоился Кондратьев. — Не заболел часом?

— Да в порядке Шуляк, — заверил я. — Мы с ним пару налётчиков взяли, оформляет их сейчас.

— Ты сказал, с ним? — дёрнулся Кондратьев.

— Так получилось, — ухмыльнулся я. — Сергей, мне тут сказали, что у тебя для меня известия какие-то есть.

— Есть, — Кондратьев посмотрел на Катаева, и тот, поняв, что сведения не предназначаются для его ушей, деликатно ответил:

— Ладно, мужики. Мне пора — пойду искать этого вашего Шуляка.

— Женя, погоди секунду, — попросил я.

— Чего, Жора? — Его глаза блеснули из-под очков.

— Ты тут занятную историю рассказал… Это всё правда?

— От первого до последнего слова. Но ты бы слышал, как её на суде Саня Казачинский излагал: публика аж от хохота рыдала. Правда, самому Сане не до смеха сейчас, ему смертный приговор светит, — помрачнел Катаев.

— Знаешь, Женя, думаю, твоего друга можно вытащить, — горячо произнёс я.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен. Ты попробуй спасти его — у тебя получится. А история и впрямь занятная, про неё бы книжку написать… Какого, говоришь, цвета был украденный фургон с зерном? — спросил я, заранее зная ответ.

— Вроде зелёного, — произнёс Катаев.

— Ну вот и название для повести родилось — «Зелёный фургон». И пусть её твой друг напишет сразу, как только выйдет на свободу. Людям понравится — даже не сомневайся, — улыбнулся я.

— Я передам Сашке, — сказал Катаев. — Всё, бывайте — я пошёл!

— Удачи! — пожелал ему я с чистой душой.

Катаев ушёл, а моё настроение снова сыграло в минус.

Я повернулся к Кондратьеву, который с интересом слушал наш разговор.

— Выкладывай, Серёга — что опять с мужем моей сестры приключилось?

Тот виновато опустил глаза.

— Не успел ты походу, Жора… Сегодня Александра Быстрова на Гороховую забрали. ГПУ раскрыло какой-то заговор в военшколе. Есть подозрение, что твой родственник замазан в нём по полной. И не он один, в школе идут аресты как среди преподавателей, так и курсантов.

— Ясно, — вздохнул я.

Чего-то такого и следовало ожидать. Если чекисты начали копать, то не остановятся. И, даже если я найду настоящего убийцу Хвылина, вряд ли это сильно поможет Александру, если на него теперь повесят ещё и политику.

Положение хуже губернаторского… Куда ни кинь, всюду клин. Хоть покупай билет и назад возвращайся.

Пожалуй. Я бы так и сделал, если бы не сестра… Но её надо как-то морально подготовить к неизбежному.

— Катерина… Моя сестра знает об этом?

— Вряд ли. Мне Самбур всего час назад позвонил. Ей ещё не сказали, — ответил Кондратьев.

Сука! Как же я сейчас ненавидел себя за то, что принесу Кате такую весть… Как бы я хотел поменяться сейчас с кем-то своим местом, но вот только не знал, с кем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да ты нос не вешай. Может, обойдётся, — сказал Кондратьев, чтобы приободрить меня, но по интонации было ясно, что он сам не верит своим словам.

— Сергей, спасибо! Пожалуй, мне тоже пора идти… Вот только показания дам по налёту и поеду к сестре. Мне надо побыть с ней.

— Конечно-конечно, — кивнул тот.

Выполнив все необходимые формальности, я сел на трамвай и поехал к Кате. Меня охватило глубокое опустошение, я понимал, что мне будет сложно подобрать какие-то слова.

Я мог побороться с уголовной Фемидой, но против ГПУ был совершенно бессилен. И это ощущение собственной никчёмности сводило с ума!

Только одна мысль птицей билась в голове: что я скажу Кате, что…

Я вышел из трамвая на пару остановок раньше, чтобы пройтись. Иногда лучше всего думается на ходу. А мне надо было основательно подумать.

Вот только чем ближе я был к Катиному дому, тем яснее понимал, что итогом всех размышлений является пшик, ноль без палочки.

Скрепя сердце, поднялся на нужный этаж, надавил на кнопку звонка.

Открыла осунувшаяся Катя.

— Жора, — она ткнулась носом мне в грудь. — Ты… ты где был всю ночь?

— Там же, где, наверное, была и ты — сидел в камере, — признался я.

— Меня отпустили, причём быстро. Самбур мне не поверил, — печально сказала сестра.

— Я знаю — мы разговаривали. Зачем ты оговорила себя, Катя?

— Я хотела ему помочь, дать передышку, чтобы его не трогали, пока ты ищешь убийцу. Но меня сразу раскусили. Я, наверное, ни на один из вопросов не ответила правильно, — грустно улыбнулась сестра.

— Пожалуйста, больше так не поступай, тебя могли привлечь к ответственности за дачу ложных показаний, — попросил я.

— Больше не буду, — пообещала она.

Внезапно Катя нахмурилась.

— Стой, ты сказал, что был этой ночью в камере? Тебя арестовали? За что?

— Да всё в порядке. Маленькое недоразумение. Милиция быстро во всём разобралась, и меня отпустили.

— Этот арест… Он как-то связан с делом Саши.

— Связан, — подтвердил я.

— Бедненький! — участливо произнесла сестра. — Прости меня за то, что тебе так достаётся из-за нас…

— Тебе не за что извиняться передо мной. Катя, мне надо кое-что тебе сказать, — я набрался сил, чтобы сообщить сестре страшное известие, но тут выражение Катиного лица изменилось, она словно позеленела.

Она вдруг схватилась за рот и убежала в уборную.

Оттуда до меня донеслись рвотные позывы.

Я обеспокоенно замер у закрытых дверей — сестре было плохо, её словно выворачивало наизнанку.

Немного погодя, щёлкнул запор, Катя вышла.

Она была бледной как простыня и пошатывалась.

— Катя, что с тобой? Да на тебе лица нет!

— Ничего страшного, — пробормотала она.

— Какое там — ничего страшного! Ты отравилась? Тебе в камере подсунули какую-то гадость? — забеспокоился я.

— Братишка, не паникуй, — слабо улыбнулась она. — Со мной всё в порядке.

— Вижу я это твоё в порядке! — в сердцах воскликнул я. — Хочешь, я сбегаю за врачом — пусть он тебя посмотрит, выпишет лекарства… За деньги не беспокойся — любую сумму найдём.

— Не надо врача, — тихо сказала она. — У меня всё в порядке. Так и должно быть для женщины в моей ситуации.

Она лукаво улыбнулась, и тут до меня дошло.

— Катя, ты… — чуть не закричал я.

Сестра кивнула.

— Да, я в положении. Жду ребёночка. Знаешь, я для себя сразу решила, как только узнала, что беременна: если будет мальчик, назову его в честь тебя — Георгием. Ты ведь не против?

— Не против, — ошарашенно пробормотал я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стало душно, хотелось выбежать на улицу, сунуть голову в холодную воду. Как… как теперь быть! Сестре и без того досталось, а сейчас, когда она в положении — какую боль и муку принесёт моё известие, как это отразится на будущем здоровье ребёнка!