ФОРПОСТ – 4 - АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ

– Серёга, чего это они, а?

Мужики из экипажа больше недоумевали, чем опасались за свои жизни. Солнышко палило совсем по-летнему и тащиться на своих двоих двадцать километров всем было лень.

– Какого лешего нас в такую даль погнали?

– Не доверяют, – Спиридонов сплюнул, – страхуются. Вдруг мы за 'Бедой' рванём? Или на обратном пути перехватим. У Стаса с мужиками из оружия – только лопаты. А у нас – два автомата. А если Иван всё-таки смог выжить, то там такие перспективы маячат…

Парни призадумались. Перспективы действительно вырисовывались настолько заманчивые, что народ притормозил.

– Это если с закладки того хмыря, они так поднялись, то… – Сашка был непривычно серьёзен, – дядь Серёжа, а ведь с ними дружить лучше.

– А мы чего делаем? – Серый снова сплюнул. – Дружим. Сказано – надо погостить, значит надо погостить. Всё. Не хрен на солнышке жариться. Поднажмём, мужики.

Глава 8.

В которой Иван Андреевич Маляренко, наконец, приходит в себя.

Маленький лысый китаец семенил в трёх метрах впереди, задавая бодрый темп, который было сложно ожидать от этого низенького и тщедушного человечка. Стоило Ивану об этом подумать, как по башке ударило. Молотом.

'Бля, да какого ещё, нахрен, 'человечка'?

Кожа у этого существа была не жёлто-красноватой, как у всех нормальных китайцев, а жёлто-зеленоватой, и выглядела она донельзя болезненной.

'Куды ж ты так несёсси то, а?'

Дедок летел впереди, попутно сыпя скороговоркой на чистейшем русском языке.

– … главное, молодой человек, не поворачивайте прибор указателем от себя, тут надо чётко понимать…

– Дед. Дед! ДЕД! – Маляренко остановился и перевёл дух. – Скажи мне, дед. Ты откуда так хорошо русский язык знаешь?

Жёлто-зелёный дедок посмотрел на Ивана с таким сожалением, с каким, наверное, смотрели доживающие свой век осколки русской аристократии на революционных балтийских матросов. Мол, что с тебя, убогого, взять?

– Молодой человек…

– Всё. Я понял!

– Нет, вы не поняли! Я говорю НА ВСЕХ языках Земли.

'Ипическая сила!'

– Вы меня слушаете?

Старикан снова помчался вперёд, подальше от свего ненаглядного логова. Иван оглянулся. У распахнутых настежь ворот средневекового сооружения стоял десяток человек, смотрящих ему вслед. Сергей, Настя, Игорь Лукин.

А Ахмеда они убили.

'Снайперы, грёбаные!'

Охрана Спиридонова действовала на редкость эффективно, молниеносно отреагировав на бросок верного абрека Ивана на своего командира.

Один выстрел.

Прямо в сердце.

Наповал.

Маляренко вздохнул, отвернулся и поплёлся следом за этим уродцем, что сначала слил его жизнь, его ВЕЛИКУЮ ЦЕЛЬ, в унитаз, а потом снова дал шанс. Мизерный, что и говорить. Но шанс.

– … вот вы, молодой человек, знаете, как устроен ваш двигатель внутреннего сгорания? Нет? Вот и я не знаю, как работает это устройство…

Похоже, что дедок разговаривал сам с собой. Маляренко выбросил все мысли из головы и вернулся в этот мир.

– Тпру, дед. Я знаю, как устроен двигатель внутреннего сгорания, но твою мысль я уловил. Чего с этой штукой делать то надо?

– Указатель, это острый конец прибора, наводите себе под ноги, а потом камнем. И по маковке его, по маковке!

Дедок от волнения подпрыгнул и показал кулаком, как надо бить. Маляренко встал, как вкопанный.

– Дед, ты чего? Вконец охренел? Камнем? По этой… штуке?

– Да, да, да. Именннно!

Старикан тоже остановился, выпучил глаза и принялся трясти руками.

– Там заряд на самом донышке, вот по нему то и надо как следует…

– Всё. Стоп. Я понял. – Ваня повертел в руках… штуку. Тяжёлая, килограмма полтора. Размером с обычную авторучку или карандаш. На вид – камень.

'Чё за хрень?'

Тупой конец 'хрени' едва заметно светился при ярком дневном свете.

– Ну всё, молодой человек, мы уже пришли, давайте прощаться, – старичок неожиданно загрустил и даже пустил слезу, – вы уж там осторожнее. До катастрофы совсем немного времени остаётся…

Китаец выудил из-за пазухи небольшой камень и протянул его Ивану. Лицо 'китайца' скривилось в едкой усмешке.

– Дурак, ты, всё-таки, что согласился. А вот выбросить пробойник по дороге – это умная мысль.

'Как 'выбросить'? Я ничего не…'

Маляренко с ужасом уставился на свой крепко сжатый кулак. Пробойника в нём не было! Светящийся конец, по которому нужно было бить камнем, исчез!

Ваня дикими глазами посмотрел на ухмыляющегося 'китайца'.

Заорал.

И проснулся.

'Ё…! Ё…'

Сердце колотило в рёбра как кувалда, отдаваясь глухим эхом в ушах. Картинка Full HD с ухмыляющимся дедком, стоявшая перед глазами, рассеялась и Иван обнаружил себя сидящим на кровати. С выпученными глазами, насквозь мокрым от пота и тяжело дышащим.

Маляренко издал звук, похожий на скрип несмазанной дверной петли и облегчённо повалился обратно на кровать.

'Опять. Этот сон. Но до чего ж реалистичный то, а!'

Этот сон ему снился часто. Не реже двух раз в неделю, а иногда и чаще. Всякий раз, увидев этот видеофильм, Иван просыпался с диким криком, чем изрядно нервировал хозяина дома.

– Это сон. Просто сон.

Ваня сунул руку под подушку и нащупал пробойник. Прибор, доставшийся ему от старика, после перехода сильно изменился. Больше всего он стал похож на…

'Блять. Фаллоимитатор какой-то!'

Карандаш опух и стал похож на вялую морковку. Прибор больше не светился и весить стал раза в два меньше чем раньше. Да и внешне он уже не выглядел камнем. Новая фактура прибора больше всего напоминала обглоданную капустную кочерыжку.

Маляренко оставил 'морковку' в покое и, вынув руку из-под подушки, как следует оттёр пот с лица краем пододеяльника. Дыхание постепенно пришло в норму, а глаза навели резкость. Судя по темноте, стоявшей в комнате, и мощному храпу Петровича была глубокая ночь. Маляренко глубоко вздохнул и сильно выдохнул. Струя пара, едва заметная в свете мерцающих в печи углей, мощно поднялась к тёмному потолку.

'Утро скоро. Всё остыло'

Петрович жарко натапливал печь перед сном, но к утру температура в домике всё равно падала до честных плюс пяти. Маляренко старался укрываться с головой, но тогда становилось трудно дышать. Приходилось морозить нос и лоб. Температура 'за бортом самолёта' уже две недели стояла в районе минус сорока.

Ваня скосил глаза на стену, возле которой стояла его кровать. Тряпочный ковёр с напечатанным на нём изображением оленя, примёрз к оштукатуренной стене и покрылся толстым слоем инея.

'Да ну его к чёрту! Не пойду я печь топить!'

Маляренко сунул голову под подушку, подтянул коленки к тощему животу, и закрыл глаза.