Экономика для обычных людей: Основы австрийской экономической школы - Джин Кэллахан

Проблемы с эффективностью

В следующих главах мы остановимся на нескольких конкретных примерах вмешательства государства в рыночный процесс. Однако, прежде чем закончить эту главу, я бы хотел рассмотреть метод, с помощью которого интервенционизм нередко получает оправдание, — речь идет об апелляции к эффективности. Этот метод основан на применении анализа экономического равновесия для демонстрации того, что свободный рынок привел к «неэффективному» результату (шаг первый) и для разработки мер государственного вмешательства, которые исправят ситуацию, способствуя увеличению «общественной полезности» (шаг второй). Ведущий сторонник такого подхода судья Ричард Познер «охарактеризовал обычное право как инструмент для максимального увеличения совокупного богатства общества». (Я цитирую Стива Курца, взявшего у Познера интервью, опубликованное в апрельском номере журнала «Ризн» за 2001 год.)

Стивен Ландсберг в учебнике «Теория цен» приводит пример использования критерия эффективности для разрешения юридических споров между отдельными лицами. Группа из десяти студентов хотела бы сжечь дом своего преподавателя, тогда как сам профессор не является сторонником этой затеи. Ландс-берг объясняет, как использовать критерий эффективности для урегулирования этого спора: «Согласно критерию эффективности, каждый имеет возможность подавать число голосов, пропорциональное его участию в итоговом результате, когда ваше участие в итоговом результате измеряется тем, сколько вы будете готовы заплатить, чтобы настоять на своем. Так, например, если каждый из десяти студентов считает, что стоит отдать 10 долларов за то, чтобы полюбоваться, как жилище профессора будет полыхать огнем, а профессор считает, что ему стоит отдать 1000 долларов, чтобы предотвратить это, тогда каждый студент получает по десять голосов, а профессор — тысячу. Поджог дома отменяется решением 1000 голосов против 100» (Landsburg «Price Theory»).

Проблемы, связанные с этим методом, вообще говоря, очевидны. Во-первых, а что, если студенты хотят поджечь только сарай профессора? Возможно, они и впрямь любят поглазеть на пожар и были бы готовы скинуться по сотне, чтобы насладиться зрелищем горящего сарая. Тем временем добропорядочный профессор оценивает свой сарай всего лишь в 500 долларов. Для студентов будет «эффективно» перейти от слов к делу и спалить сарай, даже если им так и не придется платить профессору. Полезность, оцениваемая в 1000 долларов, была получена за счет утраты полезности всего лишь в 500 долларов. Давайте на мгновение отбросим любые моральные сожаления, которые мы могли бы испытывать, позволяя одним людям уничтожать или похищать собственность других, поскольку они наслаждаются этим больше, чем владелец сожалеет об утрате. Даже в рамках собственных условий подобный анализ эффективности несостоятелен, поскольку не принимает в расчет ущерб для «эффективности» в обществе, когда люди не чувствуют, что их собственность находится в безопасности. Разумеется, величина подобного ущерба не поддается учету, так как различные общественные соглашения не торгуются на рынке.

То, что мы не в состоянии рассчитать подобный показатель, еще не означает, что надежно защищенные права собственности не имеют ценности — в сущности, мы могли бы предположить, что ценность их очень и очень велика. В последнее время сразу несколько авторов выпустило книги, в которых подчеркивается значение прав собственности для процветания общества, и в частности Том Бетелл (Bethell «The Noblest Triumph: Property and Prosperity Through the Ages») и Эрнандо де Сото («Загадка капитала: почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире»). Де Сото, например, говорит о том, что простые люди в странах «третьего мира» отнюдь не обделены земельной собственностью, однако испытывают сложности с ее использованием, поскольку у них нет четкого, официально признанного права собственности на землю. Он подсчитал, что в Перу владельцы 81 процента сельскохозяйственной земли не имеют на нее юридических прав, а в Египте этот показатель составляет более 80 процентов. Отсутствие гарантированных прав собственности является основной причиной бедности в этих странах. Расчет эффективности, при котором не учитываются негативные последствия неопределенности прав собственности, равносилен расчету силы взрыва ядерной бомбы, который включает в себя ее вес, но игнорирует ядерную реакцию.

Вторая проблема заключается в том, что используемые в нем «цены» ценами вовсе не являются. Заинтересованные стороны должны лишь сказать, во сколько они что-то оценивают. Так почему бы просто не назвать по-настоящему крупную цифру? Если от вас требуется только назвать цену, а реально платить ее не придется, то не стоит мелочиться, чего уж там, — скажите, что оцениваете возможность посмотреть, как горит профессорский дом, в миллиард долларов.

Чтобы попытаться обойти эту проблему, можно применять разные приемы, включая вероятное наказание за ложь, однако ни один из них не помогает разрешить проблему более серьезную: мы не знаем, насколько ценим что-то, пока нам в самом деле не приходится за это платить. Давайте представим, что мы пришли в детский бассейн и спрашиваем детей, готовы ли они пойти на необходимые жертвы, чтобы стать олимпийскими чемпионами по плаванию. Скорее всего, мы получим множество положительных ответов, несмотря на тот факт, что, возможно, лишь один из десяти тысяч юных пловцов действительно готов заплатить сполна, чтобы стать олимпийцем. Анализ эффективности подразумевает, что полезнее было бы просто спросить пловцов, чем бы они согласились пожертвовать, чтобы завоевать золото на Олимпиаде, и затем отобрать в олимпийскую команду тех, кто предлагает самую высокую цену. Только представьте, сколько тренировочного времени было бы сэкономлено!

Лишь продвигаясь к цели и непосредственно сталкиваясь с издержками, мы выясняем, каковы они на самом деле. Курильщик, страдающий от жестокого приступа кашля, клянется, что больше никогда не закурит, но даже он сам сможет выяснить, насколько эта клятва крепка, только когда прокашляется и ему предложат сигарету. Пока вам не предъявили счет, «издержки» остаются всего лишь предположениями о том, какими эти издержки могли бы быть.

Анализ эффективности предполагает также, что цены, получаемые с помощью таких опросов, являются равновесными, то есть конечными, ценами. Чтобы это действительно было так, все должны были бы условиться о будущей полезности всех факторов производства. Однако экономист австрийской школы Питер Левин указывает: «Мотором [рыночного] процесса служат различия в мнениях и восприятии между конкурирующими производителями и предпринимателями... Величина ценности, которую они присваивают ресурсу, находящемуся в их распоряжении, или которым они торгуют, не является равновесной ни в каком смысле. Она отражает лишь «равновесие» ожиданий в отношении возможных направлении использования этого ресурса. При оценке эффективности использовать подобные величины в сколько-нибудь содержательном смысле невозможно» (Введение к книге «The Economics of QWERTY»).

Использование принципа улучшения по Парето в качестве критерия для оправдания государственного вмешательства приводит к аналогичным проблемам. Согласно критерию Парето, политика считается оправданной, если положение хотя бы одного человека под воздействием этой политики улучшилось, тогда как положение всех остальных не ухудшилось. В элементарных случаях, где отчетливо видно улучшение по Парето, нам ничего не стоит добиться его по собственной воле. Если я сижу в компании трех своих приятелей и мы все считаем, что нам было бы лучше, сыграй мы в бридж, то можно просто взять и сыграть. Нам нет нужды прибегать к «политике», чтобы начать игру. В реальных же политических ситуациях улучшения по Парето практически невозможно себе представить. Даже политика, которая привела бы к тому, что все стали бы обладателями большего количества товаров, не встретила бы одобрения у многих защитников окружающей среды и аскетов.

Парадоксально, что для оправдания государственного вмешательства в экономику нередко используются расчеты эффективности, ведь единственный способ, с помощью которого можно рассчитать экономическую эффективность — это рыночные цены. Только тогда, когда людям действительно приходится нести издержки, связанные с их выбором, можно быть уверенным, что, по крайней мере по их мнению, выбор стоил этих издержек. О том, насколько высоко студенты оценивают возможность поджечь дом профессора, можно узнать, только если студентам действительно придется заплатить профессору сумму, достаточную, чтобы купить его согласие. Государственное вмешательство разрушает тот самый механизм, с помощью которого рынок добивается эффективных результатов.

Критерий Парето и другие аналогичные показатели представляют собой попытки сформулировать «научный» способ измерения более выгодных экономических результатов, отделенный от ценностного суждения того человека, который классифицирует результат. Однако такие категории, как «лучше» и «хуже», создаются человеческим суждением, а все суждения индивидуальны.