В водовороте века. Мемуары. Том 2 - Ким Сен

8. Через реку Туман

Мой отец не раз говорил, что население Цзяньдао отличается высоким боевым духом. Через восстания 30 мая и 1 августа и мне довелось твердо убедиться в необыкновенной революционности корейцев, проживавших в Цзяньдао.

Цзяньдао и северные районы Кореи давно служили ареной деятельности Армии справедливости и Армии независимости. Под влиянием Октябрьской социалистической революции в России распространялось идейное течение марксизма-ленинизма в первую очередь в этих районах. Коммунистическое движение в районе Цзяньдао переживало серьезные перипетии и зигзаги вследствие мелкобуржуазной поспешности, обнаруживавшейся среди руководителей, но не прекращались революционные выступления народных масс.

Вот почему еще в тюрьме я задумал использовать северный пограничный район Кореи вокруг горы Пэкту и Цзяньдао в качестве важнейшего стратегического опорного пункта, если начнется вооруженная борьба.

На эти районы давно зарились и японские империалисты. Если мы задумали использовать северный пограничный район Кореи вокруг горы Пэкту и вместе с тем Цзяньдао в качестве важнейшего опорного пункта для антияпонской вооруженной борьбы, то они замышляли использовать эти районы в качестве важного стратегического пункта для захвата Маньчжурии и Монголии. Начиная с начала XX века, японские империалисты совершали провокации в Восточной Маньчжурии с целью проложить мост для осуществления именно таких своих вожделений.

В августе 1907 года японские империалисты, послав под вывеской «охраны корейцев» свои войска в Лунцзин в уезде Яньцзи, учредили там «Полицейский пункт генерального резидентства Кореи», а в 1909 году, обманув китайское реакционное правительство, заключили с ним Конвенцию о Цзяньдао, а впоследствии захватили право на строительство железной дороги Гирин — Хвэрен. Позже они возвели «Полицейский пункт генерального резидентства Кореи» в Лунцзине до уровня генерального консульства Японии. Учреждение японскими империалистами как генерального консульства в Лунцзине, так и подведомственных ему пяти филиалов было направлено не на роскошество для корейцев в Цзяньдао. Кроме такого консульского аппарата, они создали в различных районах полицейские участки, состряпали многочисленные прислужнические организации, как Общество корейских резидентов, чтобы бдительно следить за каждым движением корейцев, проживавших в Цзяньдао. К этому району протянули свои щупальца и агентство Восточно-колонизационного общества и финансовые круги. Восточная Маньчжурия полностью находилась в руках японских империалистов как в политическом, так и в экономическом отношениях.

Таким образом, район Восточной Маньчжурии превращался в арену острого противоборства между революцией и контрреволюцией.

Тем более, ни на минуту не покидала меня мысль превратить Восточную Маньчжурию вместе с обширными лесными массивами горы Пэкту в опорный пункт для вооруженной борьбы. После восстания 1 августа, чувствуя и там и тут признаки надвигавшейся агрессии японских империалистов в Маньчжурии, я твердо решил сплотить население Восточной Маньчжурии, отличавшееся высокой революционностью, и как можно скорее начать вооруженную борьбу. С этой целью я отправился в Восточную Маньчжурию.

Когда я принял решение отправиться туда, мои товарищи уговаривали меня не ехать. По их словам, идти туда, в район, опутанный, как паутиной, сетью японского аппарата насилия и разведки, — это такой риск, как лезть в огонь с сухим хворостом. Но я смело отправился в Восточную Маньчжурию, твердо решившись идти в гущу рабочих и крестьян, чтобы поднять их на революцию.

До того времени моя деятельность, можно сказать, развертывалась, главным образом, среди городской молодежи и учащихся. Для того чтобы поднять борьбу на новую, более высокую стадию развития в соответствии с требованием революционной линии, принятой на Калуньском совещании, нам самим необходимо было еще глубже идти в гущу рабочих, крестьян и других различных слоев масс, чтобы как можно скорее подготовить их к борьбе сопротивления против японских империалистов.

Мою поездку в Восточную Маньчжурию поддержал и Коминтерн.

Я направился прежде всего в Дуньхуа. Этот район больше всего пострадал от восстания 1 августа. Дуньхуа был не только очагом этого восстания, но и его центральной ареной.

Здесь были расквартированы штаб гарнизона японских войск, филиал генерального консульства в Гирине и штаб 677-го полка старой Северо-Восточной армии. Взрыв такого безумного волнения, как восстание 1 августа, в районе, где так плотно были расставлены карательные силы противника, был связан с поползновениями левацких авантюристов, которые в большинстве своем действовали в этом районе. Дуньхуа вместе с Паныпи был главной базой для фракционной группировки Эмэльпха, был и центром движения за восстановление Компартии Кореи. Такие главные организаторы восстания 1 августа, как Пак Юн Сэ и Ма Гон, базировались именно в этом районе.

В Дуньхуа действовали созданные нами партийные, комсомольские организации, АСМ и другие различные революционные организации, находились и такие верные товарищи, как Чэнь Ханьчжан, Ко Чжэ Бон, Ко Иль Бон.

После приезда в Дуньхуа я проживал в доме Чэнь Ханьчжана. Я носил китайскую шаньдунскую одежду, развертывая деятельность по ликвидации последствий восстания. Когда я повсеместно в Гирине создавал комсомольские группы, Чэнь Ханьчжан учился в средней школе и в Дуньхуа состоял в нашей организации. После оккупации японскими империалистами Маньчжурии он работал секретарем Главного командования войск У Ичэна, начальником штаба дивизии, комдивом, командующим армейской группой Объединенной Северо-Восточной антияпонской армии, секретарем Южноманьчжурского комитета партии, но к тому времени он был всего-навсего простым тихим комсомольцем.

Чэнь Ханьчжан, как и Чжан Вэйхуа, был сыном богача, но он с необычайной страстью к революции очень добросовестно участвовал в комсомольской работе. Его отец был крупным кулаком, имел несколько сотен коней, было у него и много ружей. Его дом был обнесен земляной оградой и выглядел довольно внушительным. Он говорил мне в шутку, что его семья вообще подлежит ликвидации, но вокруг дома вся земля собственная и он не ходит по чужой земле. Не знаю точно, сколько у них было земель, но факт, что его отец был крупным богачом.

Чэнь Ханьчжан принял меня радушно, называя меня старшим, учившим его коммунизму. Они жили в достатке, поэтому не обращали внимания на то, что я проживал у них бесплатно.

С помощью Чэнь Ханьчжана и Ко Чжэ Бона я начал разыскивать распущенные организации. Днем ходил в китайской одежде, говорил на китайском языке, ища товарищей, а ночью ходил в корейской одежде, говорил на корейском языке, восстанавливая организации. После того, как были в основном ликвидированы последствия восстания, я организовал комитет комсомольской организации восточногиринского района, как это было поручено мне Коминтерном.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});