Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии - Хьюстон Смит

на окончательное освобождение, довольствовались внушениями брахманов о том, что этот процесс займет тысячи жизней, за время которых они постепенно будут пробивать себе дорогу в касту брахманов – единственную, откуда возможно освобождение.

Ничто другое Будда не считал настолько тлетворным, как этот господствующий фатализм. Он отрицал лишь одно утверждение – «глупцов», которые твердили, что нет ни действия, ни поступка, ни силы. «Вот он, путь к концу страданий. Ступайте по нему!» Более того, каждый человек должен сам проложить этот путь благодаря собственной активности и предприимчивости. «Те, кто, полагаясь лишь на себя, не станут ждать помощи ни от кого, кроме самих себя, достигнут наивысших вершин»[67]. Рассчитывать нельзя ни на бога, ни на богов в целом, ни даже на Будду. Когда я уйду, говорил он последователям тех времен, не трудитесь молиться мне; ибо когда я уйду, я в самом деле уйду. «Будды лишь указывают путь. Усердно трудитесь ради своего спасения»[68]. Представления о том, что лишь брахманы способны достичь просветления, Будда считал смехотворными. К какой бы касте ты ни принадлежал, говорил он своим последователям, ты можешь достичь просветления уже в теперешней жизни. «Пусть люди, не обделенные умом, придут ко мне честно, искренне и открыто, и я научу их, и если они исполнят наставление, то сами поймут и осознают высшую религию и цель».

6. Будда проповедовал религию, лишенную сверхъестественного. Он порицал все виды гаданий, прорицаний и предсказаний, как низкое искусство, и хотя по собственному опыту знал, что в человеческом разуме заложены силы, в настоящее время называемые паранормальными, он запрещал своим приверженцам экспериментировать с ними. «Так вы узнаете, что этот человек – не из моих учеников: если он пытается совершить чудо». Ибо он считал все эти обращения к сверхъестественному и упования на него равносильными поиску обходных путей, легких ответов, простых решений, только отвлекающему внимание от сложной практической задачи движения вперед и вверх своими силами. «Так как я чувствую опасность в практике мистических чудес, я решительно не одобряю их».

Вопрос о том, была ли религия Будды – без власти, ритуала, теологии, традиции, милости и сверхъестественного, – также религией без Бога, оставим для последующего рассмотрения. После смерти Будды все внешние атрибуты, от которых он старался оберегать свою религию, резко вошли в нее, но при жизни он удерживал их на расстоянии. Вследствие этого изначальный буддизм представляет нам вариант религии, который уникален и в силу этого бесценен с точки зрения истории, ибо каждое знакомство с формами, которые способна принимать религия, пополняет наше понимание, в чем заключается ее сущность. Изначальный буддизм можно охарактеризовать следующим образом:

1. Он был эмпирическим. Никогда еще религия не излагала свои доводы, столь явно апеллируя к прямому подтверждению. По каждому вопросу окончательной проверкой истинности становился личный опыт. «Не руководствуйся ни объяснениями, ни рассуждениями, ни умозаключениями»[69]. Истинный ученик должен «познавать сам».

2. Он был научным. Качество жизненного опыта он сделал заключительным испытанием и направил внимание на поиски причинно-следственной связи, влияющей на этот опыт. «При наличии этого случается то; в его отсутствие того не случается»[70]. Нет такого следствия, чтобы у него не было своей причины.

3. Он был прагматичным – трансцендентально прагматичным, если угодно, чтобы отличить его от акцента на практических проблемах в повседневной жизни, и тем не менее прагматичным – ведь его заботило решение проблем. Не давая уводить себя в сторону гипотетическими вопросами, Будда следил, чтобы его внимание оставалось прикованным к ситуациям, требующим разрешения. Не будь его учения полезными инструментами, они не представляли бы вообще никакой ценности. Будда сравнивал их с плотами: они помогают людям перебираться через реки, но после того, как дальний берег будет достигнут, теряют всякую ценность.

4. Он был целебным. Слова Пастера «я не спрашиваю ни о ваших взглядах, ни о вашей религии, – лишь о природе вашего страдания» могли бы в равной степени принадлежать Будде. «Одному я учу, – говорил он, – страданию и прекращению страдания. Только недуг и исцеление недуга – вот что я провозглашаю»[71].

5. Он был психологическим. Здесь это слово используется как противопоставление метафизическому. Вместо того, чтобы начинать со вселенной и переходить к месту человека в ней, Будда неизменно начинал с человеческой участи, ее трудностей, процессов, помогающих справиться с ними.

6. Он был эгалитарным. Демонстрируя широту взглядов, беспрецедентную в те времена и нечасто встречающуюся в любые другие, Будда утверждал, что женщины способны достигать просветления так же, как и мужчины. И отвергал лежащую в основе кастовой системы предпосылку о способностях, передающихся по наследству. Родившись кшатрием (воином, правителем), но обнаружив, что по характеру он брахман, он нарушил кастовые границы и открыл свою общину всем, независимо от положения в обществе.

7. Он был направленным на каждого в отдельности. Будда не мог не обращать внимания на социальную сторону человеческой натуры; он не только основал религиозную общину (сангху), но и настаивал на важности поддержания каждого человека в его решимости. Но в конечном итоге его призыв, обращенный к человеку, гласил, что каждый должен стремиться к просветлению, исходя из своей конкретной ситуации и условий.

Стало быть, о Ананда, будьте светильниками самим себе. Не ищите другого прибежища. Держитесь прибежища Истины. Усердно трудитесь ради собственного спасения[72].

Четыре благородных истины

Когда Будда наконец сумел вырваться из чар восхищения, приковывавших его к «месту неподвижности» в течение сорока девяти дней просветления, он встал и пустился в путь длиной более сотни миль, к священному индийскому городу Бенаресу. Не доходя шести миль до города, в оленьем заповеднике Сарнатх он остановился произнести свою первую проповедь. Собрание было небольшим – только пятеро аскетов, которые делили с ним тяготы аскезы и, услышав, как он намерен действовать, в гневе порвали с ним, – но теперь стали его первыми учениками. Темой проповеди стали Четыре благородных истины. Первое официальное выступление Будды после пробуждения стало заявлением о ключевых открытиях как кульминации его шестилетних исканий.

Просьба составить в пропозициональной форме список своих наиболее значительных убеждений о жизни у большинства людей, вероятно, вызовет затруднение. Четыре благородных истины содержат ответ Будды на эту просьбу. Вместе они образуют аксиомы его системы, постулаты, из которых логически выводится остальное его учение.

Согласно Первой благородной истине, жизнь – это дуккха, что обычно переводят как «страдание». Такой перевод отражает далеко не всю полноту значения слова, но страдание является важной его частью, именно на нем следует сосредоточить внимание, прежде чем переходить к другим оттенкам смысла.

Вопреки представлениям