Стрелы Перуна - Станислав Пономарев

— Да ты воевода хоть куда! — изумился Святослав. — А ведь и яз так промыслил. Или почти што так. Да только Асмуд, Претич, Добрыня и боляре киевские меня отговаривают, особливо Свенельд старается.

— Зря отговаривают. Риск есть, конечно. Но он наименьший.

— Ну, а далее как бы ты дело повел, ума палата? — Святослав смешливо прищурился.

— А вот как! — Летко задорно вскинул голову. — Ежели дело с умом вершить, то хакан-бек может все войско свое потерять в битве на Дону или у Сурожского моря. Вот тогда, будущим летом, и надобно пойти с дружинами по тому пути, на который нынче тебя толкают воеводы и боляре твои...

— Дак врагов на сем пути не убавится: булгары, буртасы, берендеи, саксины?

— Надобно мыслить, все ж убавится: ежели не врагов, так сила их! Во-первых, хакан-бек не успеет собрать новых воев для битвы, ежели ты этим летом разобьешь его. Значит, и булгары, и саксины и протчие с осторожкой встретят тебя. Да мыслится мне, примирятся они с тобой, ежели сам хакан бит будет: им ведь тож не сладко под тяжкой десницей козарской живется, ибо дань великую погодно платят они Итиль-граду. И печенеги без страха ринутся в глубь Козарии, когда за спиной у них тверди русские стоять будут по Дону-реке.

— Мудро мыслишь, Летко Волчий Хвост. Быть тебе когда-нито большим воеводой. А сейчас... — Князь сразу стал серьезным. — Все, што ты сказал тут, и яз почти так же измыслил. Но... почти! А посему яз дам тебе малую дружину в тысячу сторонников[89].

— Как мне?! — опешил Летко. — Я же сотский всего!

— Отныне ты воевода-тысяцкий! Как в Киев-град придем, пожалую по чести при всех болярах. Пожалую за добрые дела, кои свершил ты во славу Святой Руси в Итиль-граде, за то, что мыслишь остро, как подобает доброму воеводе!

— Благодарствую за честь, князь! — Летко вскочил и встал на одно колено.

— Встань! Слушай. Ежели нам хакан-бек мира не даст, тогда с тысячей хорошо оружных ратников пойдешь к вятичам. Они примут тебя и подмогнут воями. С ними, опять же в лодиях, поплывешь к булгарам и встанешь на виду их стольна града. Скажешь Талибу-царю: ежели грозы на земле своей не хочет, то пусть на мир с Русью идет и гонцов с тем шлет ко мне!

— А ежели он отвергнет слово твое?

— Тогда пожги, што сможешь, на земле булгарской и возвращайся к вятичам. Жди меня там. Другим летом я со своим войском туда приду...

Дверь широко распахнулась. На пороге стоял Остромир.

— Чего тебе? — резко спросил Святослав.

— Гонец от козарского князя Харука челом бьет.

— Пускай подождет, не велика птица!

— Не хочет ждать. Волосы на себе рвет. Сказывает, уж девять ден как прискакал, а тебя сыскать не может. В Киев-граде ждал. Теперь сюда перебрался...

— Как в Киев-граде?! Што, путь через Непру-реку чист?

— Не совсем. Лед еще на реке. Да гонца того за пять серебряных монет рыбарь Лабун примчал на челноке. Сказывает лодочник, разов шесть чуть было не потопли.

— Ай да козарин! Ай да удалец! — Князь хлопнул себя ладонью по коленке. — А ведь степняки и теплой речки страшатся. А этот? Сотней золотых одарю, ей-богу! Ежели даже с плохой вестью пожаловал гонец, все одно одарю! Веди его сюда! Зови, раз уж он такой лихой богатырь!

Глава шестая

Дар кагана великого — вещий дар!

Неподалеку от жилища кагана-беки Асмида стоял богатый шатер Санджар-хана: честь великая для эльтебера, ибо он входил в число самых доверенных беков, окружавших золотой трон военного предводителя хазар.

Сегодня на подворье эльтебера той в честь дня рождения сына. Очередного наследника хану подарила самая любимая из четырех жен — Адине. И она, дочь Джурус-эльтебера, действительно была «украшением женщин», как говорит само ее имя.

И еще одна причина была для великого пира: сын, которого нарекли именем Зафар, что означает «победа», родился в первый день месяца шавваль[90]. И день этот совпал с праздником ураза-байрам[91], а праздник этот бурно отмечался всеми мусульманами целых три дня.

В первый день Санджар-эльтебер по обычаю пригласил на той только родственников, которых набралось у него в Итиль-келе не менее сотни человек.

На следующий день подворье счастливого отца посетили ханы и купцы — друзья, соратники в делах мирных и ратных.

На третий день степному властителю оказали великую честь все три кагана Хазарии: каган-беки, чаушиар-каган и кендар-каган.

Каган-беки Асмид подарил новорожденному полный доспех и оружие ал-арсия.

— Мы волей своей, — изрек военный предводитель хазар, — объявляем твоего сына Зафара белым воином моего тумена. Отныне все должны знать это! И еще все должны знать, что Зафар-эльтебер с сегодняшнего дня облачен званием юз-беки[92] в моей личной охране!

— Велик и щедр могучий каган Асмид! — восторженно кричали гости — тумен-тарханы Хазарии.

— Я твоя тень, о Грозящий! — Санджар-эльтебер склонился, впервые приложив к титулу кагана почетную приставку, которая пришлась Асмиду весьма по душе.

Кендар-каган поднес Зафару боевой рог, усыпанный редчайшими самоцветами.

— Пусть от грозного рева его кровь застывает в жилах врагов Хазарии, — звучно проговорил верховный судья. — Имя твое: Зафар! Этот рог всегда будет утверждать победу, и она прославит твое имя на века, Зафар-эльтебер-юз-беки!

— Мой подарок, — заявил чаушиар-каган Равия, — боевая кумвара с самыми могучими гребцами на ней!

Пока гости славославили щедрого привратника дворца великого Шад-Хазара, он стоял гордый и надменный. Но вот Равия поднял руку, требуя тишины. Гости мгновенно смолкли.

— Это еще не все, — сказал чаушиар. — По воле Великого кагана и по желанию нас, власть имущих, — Равия почтительно поклонился каган-беки и кендар-кага-ну, — за большие заслуги мы назначаем тебя, Санджар-эльтебер, тарханом земли Саркел[93]. Отныне имя твое — Санджар-Саркел-тархан!

Все, исключая каганов, повалились ниц, раболепствуя воле великого царя Солнце Шад-Хазара Наран-Итиля и его опоры — трех властителей Хазарии.

— Выйди за порог юрты, славный Санджар-Саркел-тархан, и прими знаки твоего достоинства! — чаушиар-каган указал на входную полу шатра.

Новый военачальник вскочил с ошалевшим от счастья лицом, склонился в поясном поклоне, пропуская вперед своих владык. Потом, соблюдая старшинство по чину, вслед за хозяином во дворе оказались все гости и ахнули.

Перед изумленными тарханами стоял дивный белый конь. Цена ему... Да разве можно назвать цену такому сокровищу?! Рослый богатур Татуш держал чудо-скакуна за узду. Высокий жеребец нисийской породы перебирал стройными сухими, ногами, порывался встать на дыбы и косил на людей огненным взором.