Остров тридцати гробов - Морис Леблан

Ворский не произнес ни слова. Его соратники тоже остолбенело молчали. В конце концов один из них пролепетал:

— Это старый трухлявый дуб, уже сожженный молнией.

И хотя пожар почти сразу погас, перед глазами у них все еще стояло фантастическое зрелище: охваченный пламенем старый дуб, изрыгающий огонь и разноцветный дым.

— Здесь выход, ведущий к Божьему Камню, — сурово проговорил Ворский. — Как я и обещал, судьба заговорила, и заставил ее заговорить я, который прежде был ее слугой, а отныне стал хозяином.

Взяв в руки фонарь, он подошел к дубу. Все трое были чрезвычайно удивлены, когда увидели, что на дереве нет никаких следов пожара, а сухие листья, скопившиеся между несколькими нижними ветвями, даже не опалены.

— Еще одно чудо, — заметил Ворский. — Все происходящее — недоступное пониманию чудо.

— Что мы теперь будем делать? — осведомился Конрад.

— Проникнем в открывшийся перед нами вход. Принеси лестницу, Конрад, и пошарь рукой в этой куче листьев. В дереве есть дупло, и мы увидим…

— Дупло или не дупло, — возразил Отто, — но есть и корни, а лезть между корнями я не согласен.

— Еще раз говорю: увидим. Отгреби листья, Конрад, подними их.

— Не буду, — кратко ответил Конрад.

— Как — не будешь? Почему?

— А вы помните Магеннока? Помните, что после того, как он вздумал прикоснуться к Божьему Камню, ему потом пришлось отрубить себе руку?

— Да ведь Божий Камень вовсе не здесь! — попробовал поднять его на смех Ворский.

— Откуда вам знать? Магеннок все время твердил о воротах в ад. Разве не это он имел в виду?

Ворский пожал плечами.

— Ты тоже боишься, Отто?

Отто не ответил. Ворский тоже не спешил рисковать и поэтому проговорил:

— Впрочем, спешить нам ни к чему. Дождемся рассвета. Срубим дерево и тогда увидим, с чем мы имеем дело и как нам быть.

На том и порешили. Но поскольку чудесное знамение могло быть замечено и другими, сообщники, не желая позволить себя опередить, решили обосноваться прямо перед деревом, в сени огромной плиты Дольмена Фей.

— Отто, — приказал Ворский, — ступай в Монастырь и принеси чего-нибудь выпить, захвати топор, веревки и что там еще нужно.

Начался проливной дождь. Сообщники забрались под дольмен и решили по очереди дежурить: один бодрствует, остальные спят.

Ночь прошла без происшествий. Гроза разразилась не на шутку. С моря долетал рев волн. Потом буря понемногу стихла. На рассвете сообщники принялись за дуб и с помощью топора и веревки свалили его на землю.

Осмотрев пень, они обнаружили среди гнилых щепок нечто вроде лаза в песке и камнях, скопившихся между корней.

Расчистив его киркой, они увидели полузасыпанные ступени, спускавшиеся куда-то вниз, в темноту. Когда принесли фонарь, под ними открылась пещера.

Ворский рискнул спуститься первым, остальные осторожно последовали за ним.

Первые ступени лестницы были вырезаны в земле и укреплены камнями, дальше же шли ступени, вырубленные прямо в скале. Пещера, в которую они попали, не представляла собой ничего особенного и служила, по-видимому, чем-то вроде прихожей. Она примыкала к некоему подобию склепа с круглым сводом, стены которого были сложены из крупных камней всухую, без связующего раствора.

Вокруг, словно незавершенные статуи, стояли двенадцать невысоких менгиров, увенчанных черепами лошадей. Ворский дотронулся до одного из этих черепов, и тот свалился в пыль.

— Более двадцати веков никто не входил в этот склеп, — заявил он. — Мы первыми ступаем на эту землю, первыми смотрим на сохранившиеся здесь следы прошлого.

И, опять ударившись в пафос, он добавил:

— Это — усыпальница великого вождя. Таких хоронили вместе с любимыми лошадьми и оружием. Смотрите, вот топоры, кремневый нож… Кроме того, я вижу следы похоронных обрядов — вот куча древесного угля, а здесь — обугленные кости.

От волнения голос его пресекся. Он прошептал:

— Я первый проник сюда. Меня здесь ждут. Уснувший мир пробуждается при моем появлении.

Конрад перебил:

— Тут есть другой ход, он куда-то ведет; вдалеке виден свет.

По узкому коридору они пробрались во второй зал, а через него — в третий.

Все три склепа как три капли воды походили один на другой. Та же каменная кладка, те же стоящие вертикально камни, те же лошадиные черепа.

— Три гробницы великих вождей, — подытожил Ворский. — Очевидно, за ними должна быть усыпальница короля. При жизни они были его соратниками и после смерти продолжали стеречь его покой. Король, наверное, в следующем склепе.

Войти туда Ворский никак не мог решиться, и не из страха, а из-за чрезмерного возбуждения и чувства непомерного тщеславия, которое его распирало.

— Скоро я все узнаю, — разглагольствовал он. — Ворский дошел до цели, ему осталось лишь протянуть руку, чтобы получить царское вознаграждение за свои труды и битвы. Божий Камень здесь. На протяжении многих веков люди пытались похитить у этого острова его секрет, но это не удалось никому. Явился Ворский, и Божий Камень — его. Пусть же он предстанет передо мной и наградит меня обещанным могуществом. Меж ним и Ворским — ничего… Ничего, кроме моей воли. И я ее изъявляю! Из мрака появился пророк. Вот он. Если в этом царстве мертвых есть призрак, которому поручено отвести меня к волшебному камню и возложить мне на чело золотую корону, пусть он явится! Ворский здесь!

С этими словами он вошел.

Четвертый зал оказался куда просторнее других и был увенчан куполом, несколько приплюснутым сверху. Посреди плоской части купола находилось круглое отверстие, нечто вроде узкой трубы, сквозь которую падал сноп приглушенного света, образовывавший на полу четкий круг.

Центр этого круга занимал сложенный из камней постамент. На нем, словно в выставочном зале, лежал металлический жезл.

В остальном зал не отличался от предыдущих, в нем были и менгиры с лошадиными черепами, и остатки жертвоприношений.

Ворский не сводил взгляда с металлического жезла. Странное дело: он блестел, словно на нем не было ни пылинки. Ворский протянул к нему руку.

— Нет-нет, — поспешно проговорил Конрад.

— Почему это?

— А может, именно к нему Магеннок притронулся и сжег себе руку.

— Глупости.

— И все же…

— Я не боюсь ничего! — воскликнул Ворский и схватил жезл.

Это был свинцовый скипетр, сделанный довольно грубо, однако не без потуг на некоторое изящество. Ручку жезла украшала вырезанная в свинце змея. Ее непропорционально большая голова ощетинилась серебряными гвоздиками и маленькими зеленоватыми прозрачными камешками, напоминавшими изумруды.

— Неужели Божий Камень? — прошептал Ворский.

С почтительным страхом он принялся вертеть в руках жезл, разглядывая его со всех сторон, и вскоре обнаружил, что головка змеи чуть шатается. Он принялся ее раскачивать, пытался повернуть влево или вправо, и наконец что-то щелкнуло и она отделилась от жезла.

Внутри жезл оказался полым. А в отверстии лежал камень — небольшой, красноватый, с желтыми, похожими на золотые, прожилками.

— Это он! Он! — воскликнул потрясенный Ворский.

— Не прикасайтесь к нему! — испуганно предупредил Конрад.

— То, что обожгло Магеннока, Ворского не обожжет, — степенно ответил тот.

Хвастливым жестом, переполненный гордостью и счастьем, он схватил таинственный камень и изо всех сил сжал его в ладони.

— Пусть он обожжет меня, я согласен! Пусть въестся в мою плоть, я буду только счастлив!

Вдруг Конрад подал какой-то знак и приложил палец к губам.

— В чем дело? — осведомился Ворский. — Ты что-то услышал?

— Да, — подтвердил Конрад.

— Я тоже, — добавил Отто.

Действительно, где-то неподалеку раздавался ровный, ритмичный звук, который то повышался, то понижался, напоминая какую-то странную мелодию.

— Но это ж совсем рядом! — процедил Ворский. — Похоже, что даже в этом зале.

Как они вскоре убедились, звук и в самом деле раздавался где-то в зале и, вне всякого сомнения, больше всего походил на храп.

Конрад, первым высказавший это предположение, первым и рассмеялся. Но Ворский признался:

— Ей-Богу, я уже начинаю думать, что ты прав. И впрямь кто-то храпит. Неужели тут кто-то есть?

— Звук идет оттуда, из того вот темного угла, — определил Отто.

Свет в зале доходил только до менгиров. Позади них в стене было несколько темных углублений. Ворский направил в одно из них свет фонаря и тут же изумленно воскликнул:

— Там… там кто-то есть! Смотрите!

Сообщники приблизились. На куче щебня, возвышавшейся у стены, спал человек — седобородый старик с длинными, тоже седыми волосами. Кожу его лица и рук прорезывали тысячи морщин. Вокруг глаз синели круги. На вид ему было не менее ста лет. Латаный-перелатаный льняной хитон укрывал его с головы до ног. С шеи на грудь свисали четки из священных шариков морских ежей, которым галлы дали прозвище «змеиных яиц». Рядом с ним лежал красивый топорик из жадеита, покрытый неразборчивыми письменами. Далее лежали в ряд острые куски кремня, большие плоские кольца, две зеленые яшмовые подвески и два ожерелья из голубой перегородчатой эмали.