Образ врага - Полина Дашкова

Все было бесполезно. Папа отказывался признать себя алкоголиком, лечиться не желал. Привычный, надежный, теплый мир медленно, но верно рушился, разваливался на глазах. Никто не был виноват, и никто ничего не мог поделать.

Когда Ирина Павловна сообщила, что подает на развод и намерена заняться разменом квартиры, Алиса предприняла последнюю отчаянную попытку повлиять на родителей. Она ушла из дома, шарахнув дверью, и сказала, что не вернется, пока они не помирятся.

Она ночевала у подруг, потом неделю прожила в общаге, в комнате двух своих иногородних сокурсниц. Был июнь, летняя сессия. Ни мама, ни папа даже не пытались ее разыскать. Позже оказалось, мама просто позвонила в институт, узнала, что дочь жива-здорова, сдает экзамены вполне успешно, и на этом успокоилась.

А папу, кажется, уже ничего, кроме выпивки, не интересовало.

— Ты взрослый, самостоятельный человек, — жестко сказала Ирина Павловна, когда Алиса вернулась домой, — с меня хватит. Он себя угробит, и я не желаю, чтобы это происходило у меня на глазах. Я не буду с ним жить даже ради тебя. Знаешь, я и так слишком многим жертвовала ради тебя. Бессонные ночи, пеленки. В первый год ты кричала так, что у меня лопалась голова. Каждый новый зуб резался с высокой температурой. Я потеряла год в институте, пришлось взять академку. Я спала на ходу, когда везла коляску. Потом — твои истерики по дороге в детский сад, твои дикие выходки в школе… Прости, детка, ты уже выросла. Я хочу пожить для себя.

Через два дня выяснилось, что Алисин курсовой проект на тему «Город будущего» занял третье место на общеинститутском конкурсе. В качестве приза она получила бесплатную путевку в международный студенческий лагерь «Спутник».

Алиса была рада, что не придется участвовать в эпопее размена трехкомнатной квартиры на проспекте Вернадского, к которой она уже успела привыкнуть. Семья переехала туда три года назад, когда старый дом на Трифоновке пошел на снос.

Ей больше всего на свете хотелось побыть одной. Она надеялась, что у моря, на теплом солнышке, сумеет успокоиться, свыкнуться с простым и страшным открытием, что теперь не нужна никому — ни маме, ни папе. Они ее вырастили, и довольно с нее. Чего она, собственно, хотела? Жить до старости у них под крылышком? Разумеется, нет. Просто Алисе казалось, они трое, мама, папа и она, будут всегда любить друг друга.

Папино пьянство было таким же предательством, как мамина ледяная рассудительная трезвость. Она не осуждала их, но видеть не хотела. Хотя бы некоторое время. Так что бесплатная путевка к морю оказалась очень кстати.

Еще в первый день в столовой за ужином она заметила, что белобрысый парень за соседним столом не сводит с нее бледно-карих прозрачных глаз. У него было загорелое до красноты лицо, офицерские аккуратные усы, крепкие крупные руки в густой штриховке светлых волосков. Он ловко вертел вилку между средним и указательным пальцами, получалось ровное быстрое колесо. А глаза глядели прямо на Алису.

С ней за столом сидели трое кубинцев. Девушки-мулатки болтали по-испански, громко смеялись, сверкая ослепительными зубами, живописно встряхивали жгуче-черными гривами, поводили смуглыми плечами. Совершенно шоколадный молодой человек таскал с их тарелок тефтели, они хлопали его по рукам и хохотали еще громче. На Алису эта веселая кубинская компания из Харьковского сельскохозяйственного института не обращала внимания.

А белобрысый за соседним столиком продолжал глазеть за завтраком, потом за обедом. Один раз Алиса не отвела взгляд, уставилась в ответ как можно надменней, холодней: мол, что вам надо, юноша? Получилась глупая игра в гляделки, от которой у Алисы пропал аппетит. А белобрысый преспокойно поедал бефстроганов с гречкой, не глядя в тарелку. Глазами он продолжал поедать Алису.

С ней пытались знакомиться. Подкатил красивый интеллигентный болгарин Стоян, потом сразу двое наших, Костя и Петя, комсомольские вожди из Саратовского пединститута. Алиса вежливо, но твердо отказывалась от приглашений на дискотеку и в кино, не пошла играть в теннис с компанией югославов, фыркнула на кривоногого Ахмеда из Ливана, который спросил на ломаном русском, «пачыму такой красывый девушка савсэм одын и ны с кэм ны дыружит?».

Довольно скоро ее оставили в покое. Белобрысый не подошел ни разу, но игра в гляделки продолжалась.

Прошло пять дней. Однажды, лежа на своем любимом диком пляже, Алиса услышала шаги. Иногда сюда забредали компании, но места было достаточно, чтобы не подходить близко.

Сейчас не было ни души. Алиса подняла голову от книги и увидела, что к ней направляется шоколадный кубинец, сосед по столу.

— Привет, — сказал он, усаживаясь рядом на камни.

— Привет, — Алиса опять уставилась в книгу.

— Я думал, ты здесь голышом загораешь, а ты в купальнике. Зачем тогда уходить так далеко?

Он неплохо говорил по-русски. Она ничего не ответила.

— Знаешь, как меня зовут? Федя! Вообще-то, Фидель. Слушай, может, искупаемся?

— Не хочу.

— А что ты читаешь? — Он бесцеремонно сцапал книгу, захлопнул и громко, с пафосом, прочитал на обложке:

— «Генрих Белль. Бильярд в половине десятого». Кто такой? Почему не знаю?

Алиса молча попыталась отнять книгу. Он осклабился и спрятал руки за спину.

— Хорошо, — она встала, сунула ноги в шлепанцы и подняла с камней сарафан, — отдашь в столовой.

Он отбросил книгу, схватил ее за руку, резко дернул к себе, стал заваливать прямо на камни. Он был сильней, чем казался на первый взгляд. Изо рта у него пахло кислятиной, голубоватые белки глаз налились кровью, порозовели. Алиса на секунду расслабилась, давая расслабиться ему, а потом изо всех сил саданула коленом между ног, но промахнулась, попала выше, в живот. Он даже не заметил удара. Он сопел и пытался содрать с нее лифчик. Она закричала, вмазала ему головой в челюсть.

— Тихо, тихо, тебе понравится, — бормотал он, не реагируя на удары, — что ты ломаешься? Ну, тихо…

Алиса нащупала рукой гладкий тяжелый булыжник, и в этот момент шоколадный Федя отлетел от нее куда-то в сторону с жалобным стоном.

— Ты, говно черномазое, убью…

Это кричала вовсе не Алиса, а белобрысый, тот самый, который играл с ней в столовой в гляделки. Он даже не кричал, а спокойно, почти ласково, повторял всякие жуткие ругательства по-русски с немецким акцентом, при этом методично избивая негра, не давая ему подняться.

Алиса встала на ноги. Всего минуту назад она сама готова была убить этого несчастного Фиделя, и, в общем, могла, если бы успела шарахнуть булыжником по голове. Вполне могла.

Негр корчился на камнях, лицо его уже было разбито в кровь. Он пытался встать, но тут же падал на колени, получая один удар за другим.

— Перестань, — крикнула Алиса, — хватит!

— Ты считаешь, хватит? — белобрысый бросил на нее быстрый взгляд и тут же вмазал негру кулаком в зубы.

Потом легко, как пустой мешок, поднял кубинца за ворот футболки, заломил ему руки за спину и повернул лицом к Алисе.

— Врежь ему как следует.

Алиса замерла, глядя на негра. Он чуть закатил глаза, тяжело, хрипло дышал оскаленным кровавым ртом.

— Ну, давай! — Белобрысый держал его и со спокойной улыбкой глядел на Алису.

— Отпусти его, — тихо сказала она.

— Слушай, а может, его утопить? — задумчиво спросил белобрысый. Вообще-то таких надо топить не в чистом море, а в сортире.

Кубинец извивался, пытаясь вырваться. Он был выше белобрысого почти на голову, но у того оказалась железная хватка.

— Ты точно не хочешь ему врезать? Подумай, — сказал белобрысый, продолжая улыбаться.

— Нет, — крикнула Алиса, — отпусти его. Ее колотил сильный озноб, несмотря на жару.

— Ты понял, черное дерьмо, кто ты есть? Ты осознал, что с тобой будет, если вякнешь? Попытка изнасилования. Вылетишь из лагеря, из института. Немецкий акцент придавал его низкому спокойному голосу что-то механическое. Ты, черножопый, споткнулся и упал о горы. Ты летел по камням и разбил свою сраную рожу. Все, пошел вон.

Белобрысый пнул его коленом. Кубинец упал, потом вскочил на ноги, не оглядываясь, побежал по камням. Алиса посмотрела ему вслед. Он карабкался вверх, к лагерю, по узкой крутой тропинке. Он все время спотыкался и почти полз на четвереньках, пока не исчез в буйных зарослях горного кустарника.

Белобрысый не спеша подошел к кромке воды, присел на корточки, ополоснул руки в море. Потом поднялся, подошел к Алисе и, обтерев ладонь о светлые шорты, протянул ей руку с разбитыми костяшками пальцев.

— Меня зовут Карл Майнхофф.

Глава 18

Эйлат, январь 1998 года

«Я веду себя как идиот, — думал Деннис Шервуд, лежа в темноте в своем номере и глядя в потолок, — я все жду, что она бросится мне на шею и расскажет, кто она такая и что ее связывает с Майнхоффом. Конечно, она никакой не агент. Мне было бы легче с ней работать, если бы я ее подозревал. А так получается нечестная и, в общем, паскудная игра. Ребенок ко мне уже успел привязаться. Хорошо, что осталась всего неделя…»