Гамсун. Мистерия жизни - Наталия Будур

Именно благодаря влиянию Горького произведения Гамсуна продолжали издаваться и при Советской власти. Вплоть до 1934 года, когда был напечатан последний роман трилогии об Августе (трилогия включает в себя романы «Бродяги», «Август», «А жизнь идет»).

Горький, назвавший Гамсуна великим и недосягаемым писателем, сохранил верность своему кумиру и после того, как Гамсун стал поддерживать нацистов. На своих семинарах он учил будущих писателей не смешивать политические убеждения художника и его творчество.

Гамсун и Горький во многом похожи. Еще А. Воронский указывал на то, что оба писателя «низкого» происхождения, из простых семей, что им обоим пришлось очень нелегко в жизни, что пробивались они к успеху «через тернии», оба всю жизнь много писали, а не почивали на лаврах, оба не принимали бездуховность современной Америки. Гамсун признавался: «Я пролетарий, как и Горький, с которым чувствую родство».

«Я думаю, что у меня есть основания благодарить вас за Ваши совершенно изумительные книги „Соки земли“, „Последняя глава“ и „Женщины у колодца“. Это гениальные книги, – писал Горький Гамсуну. – И я совершенно серьезно, искренне говорю Вам: сейчас в Европе Вы – величайший художник, равного Вам нет ни в одной стране».

Тем не менее исследователи обращают внимание на возможный элемент творческого соперничества. Так, при написании «Дела Артамоновых» Горький настойчиво просит жену присылать ему из Москвы свежие книжки Гамсуна – «Женщины у колодца» и «Местечко Сегельфос».

Между двумя великими писателями возникали и определенного рода трения. Прежде всего, это касалось денег, которые издатели никогда, как показывает история нескольких веков, не спешили выплачивать авторам.

В нашем распоряжении имеется целый корпус писем, которыми обменивались Гамсун и различные представители горьковского «Знания».

В 1908 – 1909 годах Гамсун не раз пишет возмущенные и унизительные для себя письма.

Так, в 1908 году он обращается к Петру Готфридовичу Ганзену [84] , переводчику многих произведений Гамсуна на русский язык, со следующей претензией:

...

«Совершенно очевидно, что за „Бенони“ я недополучил от господина Пятницкого много сотен крон. Все дело в подсчетах. Господа ссылаются на знаки, буквы и строчки, но, собственно, какая разница – пусть в строчке будет хоть одна буква, это все-таки строчка, поэтому надо считать и буквы, и пробелы между словами. В русском издании „Бенони“ на стандартной странице я насчитал 1700 букв. Значит, на 234 страницах – букв 397800. Если поделить количество букв на печатный лист, то есть на 35 000 знаков, то получится 11113 листа – по 250 рублей каждый. Значит, мой гонорар за „Бенони“ – 2830 рублей. Я получил аванс 2200 рублей. Значит, мне причитается еще 630 рублей... Хочу заметить, что мне помогли произвести все эти нудные подсчеты».

Недоразумения происходили не только из-за недополучения денег, но и из-за разных издательских «хитростей». Так, в 1909 году директор «Знания» К. Пятницкий пишет Гамсуну, что не мог прислать ему гонорар вовремя, потому что якобы не знал его «нового адреса». Гамсун же в ответ ядовито отвечает, что «просит впредь воздерживаться от неуплаты гонорара только потому, что новый мой адрес не известен издательству». И замечает, что всегда устраивает свои дела так, что почте Норвегии хорошо известно его «местоположение», а многие письма, получаемые им из-за границы, подписаны просто: «Кнуту Гамсуну, Норвегия».

В результате долгого и утомительного обмена «любезностями» график выплат был все-таки установлен. Максим Горький и Константин Пятницкий, жившие в то время в Италии, настойчиво напоминали в письмах своим сотрудникам, что деньги Гамсуну нужно высылать вовремя.

* * *

Россия была очень важна для Гамсуна и как страна, в которой, по его мнению, лучше всего умели ставить его пьесы.

Произведения Гамсуна шли на сценах МХТ (К. Станиславский и В. Немирович-Данченко), Александринки (В. Мейерхольд), в театре Веры Комиссаржевской.

Большим успехом пользовалась трилогия Гамсуна «У врат царства», «Игра жизни» и «Вечерняя заря».

«Игра жизни» особенно нравилась Станиславскому, и в книге «Моя жизнь в искусстве» он отвел «Игре жизни», которую называет «Драмой жизни», целую главу, а работу над пьесой оценил как поворотный пункт в своем творчестве.

Ивара Карено в течение многих лет (1909 – 1941) играл В. Качалов, а успех первых представлений пьесы вошел в историю театра. Качалов же признан лучшим исполнителем Карено во всем мире.

Пьеса имела скандальный успех в России.

«Достижения в области постановки, – писал Станиславский, – были велики, и это тем более важно, что мы явились тогда одними из первых пионеров, пробивавших путь к левому фронту...

Одна половина зрителей – левого толка, с присущей им решительностью, неистово аплодировала, крича: "Смерть реализму! Долой сверчков и комаров (намекая на звуковые эффекты в чеховских пьесах)! Хвала передовому театру! Да здравствуют левые!”

Одновременно с этим другая половина зрителей – консервативная, правая – шикала и восклицала с горечью: "Позор Художественному театру! Долой декадентов! Долой ломанье! Да здравствует старый театр!”»

Именно для России Гамсун написал в 1910 году и свою последнюю пьесу – «В тисках жизни» (другой вариант русского названия – «У жизни в лапах»).

Пьеса «В тисках жизни» была размножена Гамсуном и его женой Марией в нескольких экземплярах – с тем, чтобы она могла быть одновременно переведена на русский и немецкий языки. Для того чтобы хоть как-то помешать пиратству русских издателей, Гамсун взял себе псевдоним Менц Фейен. МХТ сделал две постановки – в 1910 и 1932 годах.

Именно с этой пьесой связано одно недоразумение, которое повлекло за собой самые неприятные последствия для обеих сторон.

Обычно все пьесы Гамсуна переводил для МХТ Петр Ганзен, и одновременно они печатались в горьковском «Знании». Так было до тех пор, пока в одной из актрис МХТ, Марии Германовой (1884 – 1940), с успехом выступавшей в ранее поставленных гамсуновских пьесах, не взыграло самолюбие. Надо отдать ей должное: она была не только хорошей актрисой, но и прекрасно образованным человеком, с тонким вкусом, владеющей не только многими европейскими языками (в том числе, и скандинавскими), но и санскритом.

Она в 1909 году приезжала в Норвегию и была принята Гамсуном. В разговоре Германова затронула вопрос о качестве переводов книг и пьес Гамсуна на русский язык и весьма неодобрительно отозвалась о переводах Ганзена. Определенные основания для критики Ганзена у нее были: Петр Готфридович далеко не сразу овладел всеми трудностями русского языка. И. А. Гончаров, «Обыкновенную историю» которого в свое время Ганзен переводил на датский, так отзывался о его переводах на русский пьес Ибсена: «Будь они переведены на настоящий русский язык, то и могли бы быть замечены публикой, как выдающиеся из ряда». Кроме того, Гончаров отмечал в переводах Ганзена недостаток «духа языка живого, разговорного». Так что доля истины в словах Германовой несомненно была. Трудно сказать, претендовала ли она сама на перевод новой пьесы, но, вероятно, речь об этом шла, поскольку у нас есть письмо Гамсуна В. И. Немировичу-Данченко, в котором он пишет: «Кто Ваш переводчик „У врат царства“? Знает ли он язык в совершенстве? Мне бы хотелось, чтобы мою пьесу перевела мисс Германова, но сможет ли она? Мне кажется, что со временем она станет тонко чувствующим переводчиком, передайте ей мой самый искренний привет!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});