От разбойника - Адам Вишневский-Снерг

Говорил он еще многое иными притчами, когда же закончил говорить и вышел из лодки на берег, к нему приступили его ученики.

- Зачем притчами говоришь им?

Он ответил:

- Вам дано знать тайну царства небесного, но им не дано. Потому и говорю притчами, ибо, глядя, не видят. И хоть внимательно выслушивают, все же не слышат. Ибо исполняется через них пророчество, что говорит: Будете глядеть, да не узрите. Кто сумеет, пускай поймет.

Когда же стало совсем темно, во второй раз приступили к нему ученики, говоря:

- Пустынно место сие, да и время прошло. Распусти народ сей, чтобы отправился он в Парайо или же Лесайолу и купил себе еды.

А он на это:

- Вы дайте им есть.

Отвечали те:

- У нас только пять хлебов и две рыбы.

- Принесите!

И приказав людям, чтобы те сели на траве, разламывал хлебы и рыб и давал ученикам, а те людям. Так насытились все, и еще осталось.

Запылали костры. Блеклый Джек дал каждому по его потребности. Я сидел неподалеку от него и видел, как он делил хлеб и рыбы. С принесенных образцов - будто с матриц - он без конца снимал тонкие пластиковые оболочки. Буханки были пустыми изнутри, а рыбы напоминали целлулоидные игрушки, с которыми дети играются в воде. Огромнейшая толпа манекенов получила множество муляжей, загадочным образом умноженных, так что каждый из ненастоящих людей мог поднести к резиновым устам свою имитацию хлеба и рыбы.

Я тоже протянул руку.

- Дай мне поесть.

Он положил на мою ладонь такие же оболочки, стянутые с образцов. Я уже хотел-было спросить, нет ли для меня чего-нибудь по-настоящему съедобного, как вдруг почувствовалтяжесть, тепло и аромат свежего хлеба и запах неподдельной рыбы, которая, после того как я ее разломил, еще исходила паром, будто ее только что вынули из коптильни. Теперь я мог есть, но голода не чувствовал - один лишь страх.

И я отошел на другой конец табора.

Пламя освещало свернувшиеся клубочком вокруг огня искусственные фигуры, бросавшие недвижные тени на ближайшие детали декораций. Сам же я размышлял о том, являются звезды капелькками серебрянки или же дырками в темно-синем куполе неба. В той части табора, где я ночевал, Художник-Декоратор расставил высокие пластмассовые кактусы. Их спутавшиеся разветвления и бульбообразные выросты после того, как их бросали в огонь, горели ярким пламенем, но при этом выделяли удушающий, слезоточивый дым.

Приступ кашля привлек внимание манекенов ко мне. После замечания относительно холода весенней ночи я получил от них кусок клеенки, имитирующий покрывало. Чтобы не разочаровать добродетелей, я как-то натянул на себя эту клеенку и какое-то время притворялся, что сплю. У меня создалось впечатление, что я лежу среди граммофонов, на которых крутились одни и те же треснутые пластинки. Меня окружали говорящие и движущиеся куклы. Соседний костер был окружен недвижными фигурами, расположившимися на безопасном расстоянии от жара сжигаемых декораций. Измученный монотонным гулом псевдо-разговоров, изображаемых предложениями из слов, расположенных в случайном порядке, я поднялся и перешел к соседнему костру.

Там я уселся возле пластиковой женщины. Она положила голову на подтянутые под самый подбородок колени. Так она делала вид, что греет ноги в тепле горящего кактуса. Мне было не известно, перед кем же она играет роль замерзшего муляжа, потому что все ее товарищи были манекенами четвертого уровня (если причислять к ним гипсовые отливки), она же - как свободная в передвижениях фигура - относилась к статистам второго плана, следовательно, имела над ними перевес в две степени. Во всяком случае, сложена она была пропорционально, и даже ее лицо в полумраке выглядело ну совсем как живое.

- У вас, случаем, нет сигареты?

- Есть.

Я сунул картонную трубку меж ее резиновых губ, сам же закурил из пачки, купленной еще утром. После этого я глянул на ее ноги. И тут в мои мысли проникло что-то неестественное. В самом моем поступке, что сигаретную подделку я вложил искусственной женщине в губы, вместо того, чтобы, по-нормальному, предложить ей взять из пачки, уже была какая-то ненамеренная фамильярность. Как она сама поняла этот мой жест, я узнал чуточку позднее.

Я глядел на огни дальнего берега.

- А я здесь одна, - сообщила мне соседка.

- Я тоже, - побыстрее соврал я.

Звезды гляделись в стекляшку озера. С другой стороны, из-за расставленных наверху декораций выглянул диск луны.

- Я замерзла.

- У меня есть покрывало.

- Нет.

- Что нет?

- Это не покрывало.

- А что же?

- Одеяло.

Я свернул свою клеенку.

- Покрывало или одеяло, какая разница. Мы же сидим у костра, - наивно заметил я.

- Но ведь мне же холодно. Неужели вы никак не поймете такую простую вещь?

Как же, понимал, только я был робким бандитом. Тогда она взяла мою руку и положила на свое колено.

- Вот, можете сами проверить, холодные как ледышки.

Мне не надо было прикасаться к ней, чтобы представить соприкосновение живого тела с резиной и пластиком. Но когда я продвинул ладонь по ее бедру, то убедился, что оно нагрелось от костра. А в тепле пластик даже сделался мягким.

На искусственной женщине были сарафан и трусики. Она уже без всякого стеснения позволяла себя лапать. После этого уселась каким-то странным образом. До меня никак не доходило, что она сама могла получить, взамен на предложенную мне эрзац-любовь. Но, по мере того, как она вела мою ладонь все дальше и все медленнее, я почувствовал физическое возбуждение, растущее совместно с психологическим противодействием, указующим мне путь окончательного моего падения, но в самом конце - после целой минуты ужаснейших сомнений - сила отвращающая повернула в противоположную сторону и потянула меня за собой...

XV

Когда я открыл глаза, был уже четверг. В сиянии дня я тут же сощурился. Солнце висело низко над Уза Не Хуто, откуда жаркий ветер нагонял редкие перистые облака. В разогретом воздухе, провонявшемся пластмассой, жужжали насекомые.

Пластмассовую женщину рядом с собой я не обнаруживал. Теперь я лежал один среди надутых кактусов, рядом с кучкой серого пепла, в которой догасал ночной костер. Лес шумел бумажными листьями. Время от времени из-за пустотелых стволов выглядывали маски манекенов, бесцельно слоняющихся по округе. По песчаной дороге прошло стадо поддельных верблюдов, которых подгонял такой же ненастоящий пастух. Одни только гипсовые фигуры цыган, расставленные вокруг макета кибитки и очага, на котором готовят пищу, неподвижно оставались на своих местах.

Почему же большую часть съемочной площадки покрывали декорации? Когда я впервые столкнулся с ними, мне показалось, что при их монтаже Художник-Декоратор руководствовался исключительно потребностями экономии. Но весьма скоро это объяснение стало недостаточным. Действительно, строительство настоящих домов на дальнем краю сцены, то есть там, где достаточно было простых макетов, особого смысла не имело, но ведь вместо того, чтобы штамповать движущихся и говорящих манекенов, а вместе с ними искусственных животных и растения, не легче ли было бы посадить на съемочном плане настоящие деревья и ввести в действие только лишь живых людей, ставя их на все возможные посты, даже если сценарий и предусматривал, что большинство их должно сыграть в фильме только лишь роли статистов дальнего плана?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});