Распущенные знамена - Александр Антонов

— Похоже, — кивнул я, — но как это могло произойти?

— А я знаю? — пожал Васич плечами. — Полагаю, надо нам этого психа отыскать — пусть всё расскажет сам.

— Надо, — согласился я. — Только боюсь, сделать это будет непросто. Думаешь, он случайно оказался у Махно?

— Чёрт! — воскликнул Васильевич, и тут же боязливо покосился в сторону зала: не услышала ли вскрик Маша? Потом заговорил уже на полтона ниже: — А ведь ты прав. Но тогда получается, что парень уже сориентировался в обстановке.

— А может, и про нас узнал, — добавил я.

— Да ну, — усомнился Васич, — откуда?

— Например, из газет. Наши рожи там теперь часто мелькают.

— Но тогда получается, что он должен был видеть нас ТАМ, — слегка осевшим голосом произнёс Васич.

— Получается, так, — согласился я. Ну, да чего гадать-то? Ты стопудово прав: нам надо его непременно найти, поскольку он может быть для нас чрезвычайно опасен. Расскажи об этом Ольге… расскажи, расскажи, — постарался я рассеять появившееся на лице моего друга сомнение, — а я поставлю в известность Ерша.

Глава четвёртая

ГЛЕБ

После очередного заседания коллегии ВЧК у меня на квартире собрались все «посвящённые», кроме Ленина и Спиридоновой. В кабинете расположились одни мужики, поскольку Ольга, по своему обыкновению, наше сборище проигнорировала. Я смотрел на хмурые лица друзей и догадывался, что выгляжу не лучше. Причины тому были: весна образца 1918 стала для советской России не лучшим временем года. Колобродила деревня. Земельная реформа не поспевала за пустившимся во все тяжкие ещё с февраля 1917 года крестьянством. Случаи самозахвата помещичьей земли, дикие погромы усадьб и «образцовых хозяйств» зачастую со смертельным исходом для представителей обеих конфликтующих сторон прирастали, судя по сводкам, если не в геометрической (слава богу, этого нам удалось пока избежать), то в арифметической прогрессии точно.

— … эта «сказочная» деревенская жизнь скоро пойдёт на убыль, — вещал Ёрш, имея в виду старый анекдот: «Как живёшь?» — «Как в сказке!» — «Так хорошо?» — «Нет. Чем дальше — тем страшнее!» — Крестьянин зароется в землю, и ему станет не до погромов.

— Пашут уже практически везде, а обстановка мягче не становится, — усомнился в праведности слов Ерша Бокий. — Боюсь, пришло время более жёстких мер.

— Предлагаешь стрелять в народ? — спросил Ёрш.

— Не в народ, — поправил товарища Бокий, — а в тех, кто оказывает вооружённое сопротивление в ответ на законные требования властей. Кто мутит воду в крестьянском болоте? Кулаки! То бишь, мироеды. Если мы их немножко постреляем — хуже от этого не станет!

— Как хочется с тобой не согласиться, но, боюсь, придётся, — вздохнул Макарыч. — Одними уговорами и «трудовым фронтом» для наиболее упрямых мы уже точно не обойдёмся. Тут, главное, удержаться в рамках разумной достаточности, простите меня, друзья, за цинизм. Чем меньше мы прольём крови сейчас, пусть и вынужденно, тем здоровее будет новое российское общество, и тем меньше нам это впоследствии аукнется.

— Под «аукнется» ты имеешь в виду падение советского режима в ВАШЕМ мире? — уточнил Кравченко.

— Именно это, — кивнул Макарыч.

В разговоре возникла небольшая пауза, которую прервал Бокий:

— Я думаю, что много стрелять и не придётся. Во-первых, на нашей стороне сила. Во-вторых, почти все агитаторы уже добрались до мест. В-третьих, нам помогут фронтовики.

Это да. В этом он прав. Готовясь к внутренним потрясениям — не настолько же мы были наивны, чтобы не верить в их неизбежность? — в спешном порядке создавали мы внутренние войска при НКВД. Для этого пошли даже на временное ослабление армии и флота по принципу минимальной достаточности. В окопах оставили столько солдат, чтобы хватило держать оборону. Благо, противник нам в этом помог. Значительная часть германских войск была переброшена на Западный фронт, где давили союзники.

Теперь нашим фронтам противостояли по большей части австрияки, которые в условиях охватившего их ряды разложения вряд ли могли наступать. Наиболее серьёзному ослаблению подвергся флот. Примерно половину кораблей перевели на режим «мягкого отстоя», то есть оставили на них столько членов команды, сколько хватало для поддержания судна в эксплуатационном режиме.

Генеральный штаб и Главкомверх отнеслись к нашей инициативе без восторга, но, вникнув в суть происходящего внутри страны, вынуждены были уступить. Из образовавшегося таким образом воинского резерва стали в спешном порядке формироваться ОМСН (Отряды Милиции Специального Назначения) для борьбы с организованной преступностью и для подавления вооружённой контрреволюции. Каждый ОМСН формировался из лояльных к Советской власти бойцов, был хорошо укомплектован вооружением (вплоть до артиллерии) и мобилен (лошади, автомобили, броневики, бронепоезда). По последним данным, ОМСН полностью контролировали центральную и южную часть России (за исключением Украины и Кавказа), а также Поволжье и Транссибирскую магистраль.

Строго следуя принципу «Никакого двоевластия ни в центре, ни на местах!» ВЦИК нигде напрямую не вмешивался в действия исполнительных органов власти, но оставлял за собой право эти действия контролировать. Функции контроля были возложены на ГПУ. ГПУ назначало губернских и уездных комиссаров, а также комиссаров в крупные города и на важнейшие промышленные предприятия. Каждый комиссар собирал вокруг себя добровольных помощников, наиболее подготовленные становились агитаторами. Сейчас основная масса агитаторов направлялась в деревню для ведения разъяснительной работы среди крестьян.

В таких же агитаторов власть старалась превратить всех демобилизованных из армии и флота селян. Учитывая желание дембелей поскорее добраться до дома, работа с ними велась буквально на бегу, но при ужасающем кадровом голоде это было лучше, чем ничего.

Сельскохозяйственной кампании 1918 года мы придавали большое значение. Страна была на грани голода, и в случае провала кампании срыв в пропасть был неизбежен. Главным институтом, обеспечивающим выполнение продовольственной программы, по нашему замыслу должен стать уже помянутый «Российский сельскохозяйственный акционерный банк». Кредитуя сельхозпроизводителей под малый процент, банк после сбора урожая предполагал взыскать долг в товарном виде, то есть произведённой селянами продукцией. Часть продукции будет куплена государством по твёрдым ценам в пределах установленных норм госзакупок. Излишки будут реализованы через «Зерновую биржу» и создаваемую систему сельскохозяйственной кооперации. Туда же могут сдать оставшуюся после расчёта с банком продукцию и сельхозпроизводители. Главное, было бы что сдавать…

— Будем надеяться, что «крестьянский» вопрос мы решим так же успешно, как и «пролетарский», — словно бы в успокоение моим мыслям сказал Макарыч.

Ну, «успешно», это, конечно, громко сказано, хотя в промышленности дела идут значительно успешнее, чем в сельском хозяйстве. Начавшийся ещё до свержения царизма развал экономики удалось приостановить, применив для этого самые жёсткие меры. Искусственное банкротство предприятий сошло на нет, после того, как спешно образованный «Государственный промышленный банк» стал скупать (читай: национализировать) обанкротившиеся предприятия по бросовым ценам, тут же восстанавливая производство, либо перепрофилируя предприятия с учётом потребностей рынка. Не всегда это проходило гладко, но везде рабочим обеспечивалась выплата минимальной заработной платы. Капиталисты (наши и забугорные), скрипя зубами, были вынуждены либо бросать предприятия, либо соглашаться на получение минимальной прибыли в расчёте на то, что после того, как экономика новой России твёрдо встанет на ноги, эта прибыль заметно возрастёт.

Худо-бедно справлялась страна и с другой напастью. Эпидемии испанки, тифа, холеры, чумы предотвратить, к сожалению, не удалось, но удалось локализовать. Для усиления борьбы с тяжёлыми инфекционными заболеваниями ведомство Семашко и было поднято до уровня наркомата.

МИХАИЛ

После того, как переговоры между Директорией и ВЦИК, которые вёл в Питере Винниченко, зашли в тупик, власть в непризнанной Украинской Народной Республике захватил Петлюра. Сейчас он спешно организует по всей Украине отряды гайдамаков и концентрирует их вокруг Львова. Ставка уже выразила по этому поводу свои опасения. На последнем заседании Совнарком признал опасения обоснованными. Со дня на день Центральная Рада может провозгласить самостийность Украины, что может привести к мятежу в ближнем от линии фронта тылу. На самой Украине военной силы для разоружения гайдамаков или подавления мятежа нет. С фронта после последних сокращений нельзя снять ни одну часть. Если объединить внутренние войска Киевского правительства и части Махно, то этого бы хватило, но позиция Гуляйполя по-прежнему остаётся мутной.