Самолет без нее - Мишель Бюсси

— Доказательство? И все? Ну, у меня таких денег нет, но… Щедрости Матильды де Карвиль хватит на двоих.

Она улыбнулась и снова одернула джемпер.

— Ладно. Услуга за услугу? Заходите. Угощу вас чашкой кофе. Расскажете мне, что вам стало известно, пока Лили не проснется.

Николь Витраль доверилась мне. Почему? Понятия не имею.

Я понимал, что веду опасную игру. Если я добуду решающее доказательство, то окажусь между двух огней. Между двух вдов — одной настоящей, а второй — при живом муже. Попробуйте-ка в подобных условиях сохранить нейтралитет. У меня это плохо получалось. Слишком уж простота Витралей контрастировала с высокомерием Карвилей. У Леонса де Карвиля образовалась вода вместо мышц, у Мальвины — пар вместо мозгов, а у Матильды — кусок льда вместо сердца. Я работал на них, был их преданным псом, но мои симпатии безраздельно принадлежали Витралям.

Марк и Лили были чудными детьми. У меня вошло в привычку их навещать. Во всяком случае, я не пропустил ни одного дня рождения Лили. Иногда мы приезжали в Дьепп вместе с Назымом. Он пугал малышей своими усами. Я восхищался Николь — ее энергией, чувством юмора и решимостью вырастить Марка и Лили, чего бы это ей ни стоило. И она справилась. Из огромной суммы денег, стараниями Матильды де Карвиль копившейся на банковском счету Лили, она не тронула ни сантима.

Главными качествами Николь были твердость и верность. Невероятная женщина. Так шли месяцы, складывавшиеся в годы.

У меня появилась еще одна стойкая привычка, и пришло время рассказать вам о ней. Вы пока даже не представляете себе, до чего это важно. Каждый год в преддверии 22 декабря я отправлялся в паломничество на гору Мон-Террибль. Останавливался в ближайшем поселке Клербьефе, что на берегу реки Ду, и подолгу бродил по тем местам, где упал самолет. Ходил, размышлял, потом перечитывал собственные записи.

Как будто надеялся, что в конце концов сама природа откроет мне секрет.

Я всегда ездил туда один, без Назыма.

Вскоре я изучил в лесу каждую тропинку, узнавал в нем каждый камень и каждую елку. Я прямо-таки кожей чуял, что должен приручить этот уголок дикой природы, научиться слушать его, не думая о катастрофе. Примерно то же самое должно было произойти в моих отношениях с Витралями.

Вы мне, конечно, не поверите, но это сработало! Гора приняла меня как своего. Через три года. В декабре 1986-го. Через три паломничества. Она выдала мне свой секрет. Именно здесь я совершил самое поразительное за все восемнадцать лет расследования открытие.

22 декабря 1986 года, ближе к вечеру, я находился на вершине, когда вдруг разразилась гроза. Спуск вниз занял бы не меньше двух часов — под проливным дождем и вспыхивающими одна за другой молниями. Я стал искать, где бы укрыться от разгула стихий. Молоденькие деревца, высаженные на месте крушения самолета, на роль прибежища никак не годились.

Я пошел куда глаза глядят и прошагал так километр или два, пока не наткнулся на нее. Я вымок до нитки. Поначалу я решил, что мне почудилось, но продолжал месить грязь, и то, что я принимал за обманчивое видение, постепенно обретало черты реальности.

На дождь я уже не обращал внимания. Сердце колотилось как бешеное. Я пер напролом и…

* * *

Марк выругался сквозь зубы.

Вырванный лист заканчивался этими словами.

«Я пер напролом и».

Он со злостью поддал ногой усыпавший землю гравий. Рыбаки, как по команде, подняли головы и неодобрительно уставились на него. Продолжение фразы находилось на следующем тетрадном листе, в часе езды на метро, на Лионском вокзале, в запертой ячейке камеры хранения, код которой был известен только ему.

Марк сунул листки в карман, проклиная себя и витиеватый слог Гран-Дюка. Нет чтобы изложить все коротко и ясно! Сыщик явно черпал извращенное удовольствие, превращая отчет о расследовании в запутанный детективный роман!

Марк пересек канал по мостику. На улицах Куврэ царил покой. Прелестная деревушка, приютившаяся под сенью Диснейленда, казалась искусственной, словно слепленной из папье-маше. Декорация. Улица Шо-Солей начиналась сразу за правым поворотом. Тихая, тенистая, она больше походила на тропу в лесу, чем на городскую улицу. Марк осторожно шел вперед. Кто такие Карвили? Такие же жертвы обстоятельств, как и он сам? Или настоящая семья Лили, как он надеялся? И одновременно — люди, спланировавшие убийство его деда и нанявшие для этой грязной работы какого-то подонка?

Враги? Союзники? И то и другое вместе?

Марк заставил себя дышать ровнее.

«Прочь сомнения! Приступ агорафобии может застигнуть его где и когда угодно. Например, здесь и сейчас, на этой лиственной аллее…»

В тупичке стояло несколько автомобилей дорогих марок. «Мерседес». «Сааб». «Ауди». Почти все — крупных моделей, кроме одной. «Мини-ровера» синего цвета. Марк остановился, мгновенно пронзенный предчувствием опасности.

Где-то он уже видел эту машину, причем совсем недавно!

Но где?

Вспомнить оказалось не так уж трудно. Почти весь день Марк провел в метро, то есть под землей. На поверхность он выбирался всего дважды. Здесь, в Куврэ, и…

Возле дома Гран-Дюка!

Ему на плечо легла чья-то рука.

В спину уперся металлический ствол. «Огнестрельное оружие?»

Тишину разорвал высокий, почти пронзительный голос:

— Что ты тут вынюхиваешь, поганец?

26

2 октября 1998 г., 12.50.

Как ни странно, признаков приближения приступа Марк не ощущал. Ни удушья, ни дрожи в руках. Разве что пульс чуть ускорился.

Без паники.

Повернись.

К сожалению, на улице Шо-Солей не было ни души. От высоких деревьев на землю ложились неровные тени. Марк очень медленно развернулся, демонстративно поднял вверх руки, дабы показать, что не намерен спорить.

— Не прикидывайся дураком, Витраль.

Марк прищурился. Перед ним стояла девчонка ростом в полтора метра, весившая не больше сорока килограммов и одетая так, словно только что покинула пансион благородных девиц. При этом у девчонки было лицо тридцатилетней женщины.

«Мальвина де Карвиль!»

Марк никогда ее раньше не видел, даже на фотографии, но сразу догадался, кто это. Она держала его на мушке, и в глазах у нее горела ярость. Марк судорожно обдумывал события последних часов. «Значит, синий „мини-ровер“, припаркованный в нескольких метрах дальше, а часом раньше замеченный им на улице Бют-о-Кай, принадлежит Мальвине де Карвиль. Следовательно, девица побывала дома у Гран-Дюка. Вооруженная пистолетом. Выходит дело, Кредюля Гран-Дюка застрелила она. А теперь собирается застрелить его».

Мальвина окинула его презрительным взором.

— Какого черта ты здесь забыл, Витраль?

В интонациях Мальвины проскальзывало что-то почти комичное, как у шавки, облаивающей прохожих из-за забора. Но Марк понимал, что не должен поддаваться первому впечатлению. Эта психопатка на все способна. Например, с дьявольским смехом пустить ему пулю в лоб. Но вопреки всем доводам рассудка, Марк почему-то не мог заставить себя отнестись к угрозам нелепо одетой пигалицы серьезно. Опять-таки, никаких симптомов приближающегося приступа агорафобии он не ощущал.

— Не дергайся, Витраль. Стой где стоишь.

Марк, все так же держа руки над головой, придвинулся к Мальвине на полметра и улыбнулся.

— Хватит на меня пялиться! — заорала Мальвина и отступила на шаг. — Ты меня не напугаешь! Я все про тебя знаю! Знаю, что ты спишь со своей сестрой! Как тебе, не противно трахать собственную сестру?

Марк снова не сдержал улыбки. Эти обвинения в устах Мальвины звучали невероятно фальшиво. Они напомнили ему восьмилетних мальчишек из летнего лагеря Дьеппа, прячущих робость и неуверенность в себе за самыми грязными ругательствами.

— Если принять твою точку зрения, то я сплю не со своей, а с твоей сестрой…

Этого Мальвина не ожидала и растерялась. Словно компьютер, служивший ей мозгом, завис из-за нехватки объема оперативной памяти. Наконец она нашлась:

— Ты прав. Ты трахаешь мою сестру. Она слишком хороша, чтобы принадлежать к вонючему клану Витралей. Но ничего. Лизе-Розе уже восемнадцать, скоро она даст тебе ногой под зад.

Марк пропускал оскорбления Мальвины мимо ушей. Они звучали слишком пародийно, чтобы задеть его. Ему даже не хотелось перед ней оправдываться или отрицать тот факт, что он спит с Лили. Марк спокойно пошел по аллее, не обращая внимания на Мальвину. Та подняла свой маузер.

— Стой где стоишь, кому говорю!

Марк даже не обернулся.

— Извини, но я пришел не к тебе, а к твоей бабушке. Мне надо с ней поговорить. Это и есть «Розарий»?

— Еще шаг — и я стреляю. Ты что, оглох?

Марк сделал вид, что не слышит ее. Не делает ли он роковую ошибку? Прав ли он, полагаясь на инстинкт, не подающий сигналов о приближении приступа? А что, если эта ненормальная все-таки выстрелит, и он упадет на землю с пулей в спине? Ведь убила же она Гран-Дюка. По позвоночнику текли капли пота. Он уже стоял перед воротами «Розария».