Сильвестр - Джорджетт Хейер

— А вы знаете, как делать примочку из отрубей? — скептически осведомилась Феба.

— Знаю, и полагаю, знаю лучше вас. Пусть я не прикладываю примочки сам, но я стараюсь следовать прекрасному, на мой взгляд, правилу: каждый господин обязан знать больше своих конюхов и уметь справиться с любой проблемой на конюшне. В детстве одним из моих самых лучших друзей был коновал.

— У вас есть собственный коновал? — переспросила девушка, забыв о предшествующем разговоре. — Я вам завидую, мне всегда очень хотелось, чтобы в нашем поместье он тоже был. Но не станете же вы делать примочку в этом костюме?

— Чтобы не вызвать вашего неудовольствия, я готов пойти даже на это! — заверил собеседницу Сильвестр. — Конечно, тогда я вызову неудовольствие Кейгли, но постараюсь не обращать на него внимания. Кстати, я должен вам кое-что сообщить. Жилые помещения для конюхов в «Голубом вепре» отнюдь не те, к каким привык Джон. У миссис Скейлинг имеется всего одна комната, где спит ее личный конюх, к тому же она находится над полуразвалившейся конюшней. Там очень холодно. Уверен, вы согласитесь с тем, что это не подойдет Кейгли. Поэтому, надеюсь, мое решение не вызовет у вас неудовольствия. Я попросил дочь хозяйки уступить Кейгли свою комнату, а она сама будет спать на складной кровати в вашей комнате.

— Почему она не может спать в комнате матери? — удивилась Феба, недовольная тем, что герцог, как всегда, делал то, что сам считал нужным.

— Потому что там мало места, — объяснил Сильвестр.

— А Кейгли не может спать с Уиллом Скейлингом?

— Да он глаз не сомкнет от страха.

— Ерунда! Парень совершенно безобидный.

— Кейгли очень не любит слабоумных.

— Тогда почему вы не поставите для него складную кровать в вашей комнате? — полюбопытствовала Феба.

— Потому что в этом случае я скорее всего заражусь и тоже заболею, — ответил Сильвестр.

Девушка фыркнула, но, судя по всему, ответ показался ей убедительным, поскольку больше она ничего не сказала. Неприятный разговор прервало появление Алисы Скейлинг, которая, тяжело дыша, внесла увесистый поднос, уставленный тарелками. Это была рослая и сильная девушка с румяными, как яблоки, щеками и широкой улыбкой. Поставив поднос на боковой столик, она с минуту постояла, чтобы отдышаться, потом сделала реверанс Сильвестру и затараторила:

— Мама просит вас отведать цыплят, тушеного кролика, запеканки из риса и гусиных потрохов, творожного пудинга и пончиков с яблоками. Может, ваша честь, пожелает закончить ужин пирогом с бараниной, которым поужинали мы сами… — Из коридора раздалось сердитое шипение, и девушка быстро поправилась: — Может, вашей светлости угодно отведать пирога? Остался небольшой кусок, но пирог очень вкусный, — уверенно закончила Алиса.

— Спасибо, я не сомневаюсь, что он вкусный, — ответил Сильвестр. — Но, пожалуй, и без пирога еды достаточно.

— Если передумаете, обязательно предупредите, — добродушно сказала мисс Скейлинг, выставляя на стол тарелки и блюда. — И не переживайте, завтра тоже будет достаточно еды. Можем предложить вареную индейку. Рано утром я сверну ей шею. Как только мы ее ощиплем и выпотрошим, то сразу бросим в котел. Так у нее мясо будет помягче, — объяснила девушка. — Мы не собирались убивать ее, но мама сказала, что герцоги важнее индюков, даже тех, которые в самом соку. А после завтрака мы купим у мистера Шапа свинью. Поэтому будут ножки, голова, филейная часть, требуха и все остальное, ваша честь. Ой, ошиблась, ваша светлость! Я все время забываю, — добавила Алиса с виноватой улыбкой.

— Мне все равно, как вы ко мне обращаетесь, но умоляю вас, не сворачивайте ради меня шею индейке! — воскликнул Сильвестр, бросив успокаивающий взгляд на Фебу, которая была готова расхохотаться, хотя и понимала, что смех явно не к месту.

— Ну что вы! — великодушно заявила мисс Скейлинг. — Индейку-то мы и другую заведем, а вот герцоги под каждым кустом не валяются. Так говорит мама.

Сделав это мудрое умозаключение, девушка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь с таким грохотом, что он заглушил смех Фебы.

— Вы просто невыносимы! — заметил Сильвестр. — Неужели вам неизвестно, что над деревенскими жителями нельзя смеяться?

— Меня рассмешило выражение вашего лица, когда она сказала, будто герцоги важнее индюков! — объяснила Феба, вытирая глаза. — Вам когда-нибудь доводилось слышать подобный комплимент?

— Нет, никогда. Все это, конечно, весьма лестно, но мне все же не хотелось, чтобы из-за меня убивали ту индейку.

— О, вы можете заплатить мисс Скейлинг, чтобы она купила себе другую птицу. Можете не сомневаться, она останется довольна.

— Но ничто не заставит меня съесть птицу, которую еще теплой сунули в котел! — покачал головой герцог Салфорд. — И что такое свиная требуха?

— Это внутренности свиньи, — объяснила Феба и вновь рассмеялась.

— Господи, помилуй! Надеюсь, небеса смилостивятся над нами, и снег прекратится, прежде чем дело дойдет до свиной требухи. А пока суть да дело, кто будет резать этих цыплят: я или вы?

— Только не я! Пожалуйста, разрежьте сами! — ответила девушка, садясь за стол. — Вы себе даже представить не можете, как я проголодалась!

— Могу, потому что сам умираю с голода. Интересно, куда подевалась почти половина этой птицы? А, наверное, ее отнесли молодому мистеру Орде. Кстати, как у него дела?

— Судя по всему, очень даже неплохо, но доктор велел Тому не вставать неделю. Не знаю, как мне удастся удержать его в постели так долго. Он умрет от скуки.

Сильвестр согласился со словами мисс Марлоу, подумав, однако, что Том окажется не единственным, кому длительное пребывание в «Голубом вепре» покажется страшно скучным.

Ужин прошел в полном молчании. Сильвестр устал после долгого и тяжелого дня, а Феба вела себя осторожно и старалась не заводить разговор на опасные темы, которые могли бы повлечь за собой щекотливые вопросы. Герцог Салфорд за столом ни о чем ее не расспрашивал, но все же его интерес к приключениям Фебы был гораздо сильнее, чем ей показалось. Сломанная нога Тома Орде и сильный снегопад скорее всего заставят путешественников надолго задержаться в «Голубом вепре». Сильвестр постарался, чтобы положение, в котором очутилась Феба, было лишено очевидной двусмысленности, но он прекрасно понимал, что благородный человек в подобной ситуации должен сделать все, чтобы помешать побегу девушки из дома. Девятнадцатилетний юноша, выросший в деревне, может не осознавать той двусмысленности, которая таится в таком бегстве, но Сильвестр чувствовал себя опытнее молодого мистера Орде и мог, по собственному мнению, точнее оценить ситуацию. Он считал, что обязан поговорить с Томом.