Изгнанник - Лариса Петровичева

И нечисть-то ему никакая нипочем, думала Хельга, пробираясь сквозь кустарник. Когда колючие ветви змееполоха остались за спиной, она подняла голову и увидела, что они вышли на опушку, где стоял небольшой аккуратный домик. Дверь была заперта на засов, ставни заколочены, а белую простыню снега не запачкал ни единый след – в хижине лесника, если это была именно она, никто не появлялся с самого начала зимы. Шани с облегчением вздохнул и улыбнулся.

– Все, дошли, – сказал он. – Вот и отдых.

В домике, разумеется, оказалось не теплее, чем на улице, но незваные гости, пошарив по простеньким навесным полкам, обнаружили и лампу, и огниво, и мешок с сухарями, припасенные по старинному охотничьему обычаю для тех, кого судьба приведет сюда зимой. Возле печи нашлись и аккуратно заготовленные поленья, Шани развел огонь, и вскоре в доме стало вполне тепло и уютно. Рыжие отблески пламени побежали по стенам, и Хельга, выпутавшись из плаща и сняв шарф, с облегчением поняла, что на сегодня дорога закончена, холод ее больше не терзает, и можно – в самом деле можно – расслабиться и отдохнуть.

– Интересно, где сейчас лесник, – задумчиво промолвила Хельга, устраиваясь в углу на пушистой шкуре медоеда: брошенная прямо на пол, она служила чем-то вроде ложа.

Конечно, девушке следовало бы помочь Шани, который возился возле печки с пузатым металлическим чайником, но Хельга вымоталась настолько, что и шевельнуться не могла. Похоже, собственное тело ей уже не принадлежало, и, прикрыв глаза, Хельга словно наяву видела бесконечный зимний лес и себя, идущую среди деревьев.

– Лесник-то? Да, скорее всего, в Гервельте, пока охоты нет, – Шани пристроил чайник на железном крюке, и вскоре по избушке поплыл умопомрачительный аромат кевеи. – Устала, девица-красавица?

– Устала, – решилась признаться Хельга и поспешно добавила: – Но я же не могла вас одного…

Шани усмехнулся. В золотистом свете огня его лицо казалось очень спокойным и очень мудрым, словно он, глядя на пламя, понимал что-то крайне важное. Хельге вдруг подумалось, что она никогда не сумеет дотронуться до этого понимания. Скоро экзамены, а там они распрощаются насовсем.

– Спасибо, – проронил он. – Спасибо, я действительно признателен. У меня не так много друзей, которые волнуются обо мне.

Хельга поежилась и села, словно среди натопленной комнаты ее внезапно обдало стылым снежным ветром. Не обижайте меня вашей дружбой, хотела сказать она, если не можете дать большего, то и подачек не давайте… Шани снял чайник с огня и принялся разливать кевею по обколотым глиняным кружкам, найденным в закромах лесника; Хельга смотрела, как терпкий темно-коричневый напиток льется из носика и понимала, что едва сдерживает слезы.

– И вам спасибо, – сказала она в конце концов. У него ведь и без того хватает и трудностей, и забот. Незачем нагружать его еще и бабскими бедами. – Я рада быть вашим другом…

Потом они сидели за неровным, но крепко и основательно сколоченным столом и ужинали, и Хельга вдруг успокоилась и расслабилась настолько, что даже отпустила какую-то вполне себе хорошую шутку, над которой Шани искренне расхохотался чуть ли не до слез. Тогда в груди Хельги словно распрямилась сжатая пружина, и девушка вдруг ощутила невероятное облегчение. Больше не надо было ни смущаться, ни бояться себя и своих мыслей – в мире ничего не осталось, кроме крошечного домика в центре леса, отблесков пламени на стенах и уставших в дороге людей, которым сегодня уже было некуда спешить и нечего терять.

– Наставник, вы все-таки убьете принца? – Хельга наконец задала вопрос, который не давал ей покоя со вчерашнего дня.

Шани пожал плечами и пару минут размышлял молча.

– Не хочу я никого убивать, – сказал он. – Обернуться может и впрямь по-всякому, но… не хочу.

Тревога кольнула висок. Она никуда и не девалась, просто задремала, разомлев от тепла и покоя, но сейчас зашевелилась опять, и Хельга вдруг подумала, что видит Шани в последний раз. И это была не просто случайная мысль, а железная уверенность.

– Но ведь и принц может… – начала было она и не довела мысль до конца.

Шани пожал плечами. Сиреневые глаза мягко блеснули в золотистом полумраке комнаты.

– Может, – просто сказал он. – Но я надеюсь, что не станет.

Дыши глубже, глупая, откликнулся внутренний голос, не хватало тебе еще разреветься тут. Хельга шмыгнула носом и сказала, пытаясь преодолеть спазм, стиснувший горло:

– Несчастливая у меня судьба. Всегда теряю тех, кого люблю.

Шани вопросительно поднял левую бровь, разделенную пополам старым шрамом. На Хельгу он не взглянул, предпочитая смотреть на дно кружки. И что он там нашел интересного?

– Может, и не всех, – задумчиво откликнулся Шани, когда пауза явно затянулась и стала уже невежливой.

Хельга криво усмехнулась и с преувеличенным вниманием стала рассматривать свои пальцы – расцарапанные, с коротко срезанными ногтями. Мальчишеские некрасивые руки, но ведь надо же на что-то смотреть. Так пусть будут руки.

Ей и в самом деле было нечего терять. Все сделанное и несделанное припомнит и рассчитает Заступник на Суде, а сейчас у Хельги остался только внутренний озноб, с которым она никак не могла справиться. Пальцы быстро постукивали по стенке кружки – внутренняя дрожь вырывалась наружу.

– Не ходите туда, – попросила она, не отрывая взгляда от рук. – Не ходите. Принц, он… Он готов на все что угодно. А у меня матери нет, семьи нет… и вас не будет.

Тяжелая сухая ладонь опустилась на ее левое запястье. Хельга несмело подняла голову и, отважившись посмотреть Шани в глаза, не увидела там ничего, кроме усталости. В Хельге словно зазвенели струны, туго натянутые на колки.

– Неужели вы не видите, – проговорила она и не поверила, что смогла произнести это. Слова срывались с губ, словно родник, пробивающий дорогу сквозь скалы. – Не понимаете?

– Что?

– Что я люблю вас.

Слова вырвались на волю, и Хельга всей своей трепещущей в ознобе кожей ощутила точку невозврата, после которой уже ничего нельзя изменить и исправить. Рука Шани дрогнула и сжала ее пальцы.

– Я знаю, – коротко и просто ответил он.

Хельга почувствовала, как кровь пульсирует в висках. Вот как все спокойно и незамысловато. Он знает. Новость доведена до сведения, и ответ получен. Распишитесь в получении и живите себе дальше. Хельга попробовала отнять руки, но Шани их не выпустил.

– Я давно об этом знаю, – повторил он. – Хельга, но ты же помнишь, кто я. И я не могу дать тебе ни семьи, ни положения в обществе. Ничего…

Хельга все-таки освободила руки и порывисто подошла к печи – к огню, который сейчас казался намного легче и добрее того пламени, которое глодало плоть где-то в области сердца. Я же не ведьма, подумала она, зачем меня сжигать?

– Неважно, – сказала Хельга вслух. – Все это не имеет никакого значения… Просто не прогоняйте меня. Я скоро доучусь и уеду куда-нибудь… Я никогда вас не потревожу и ничего не попрошу. Мне просто… – Голос дрогнул и сорвался. – Я просто не могла больше молчать.

Тонкие рыжие язычки облизывали поленья, и Хельге вдруг захотелось протянуть к ним руку и ощутить ласку пламени. Шани поднялся с лавки и подошел к девушке. Хельга испугалась, что он сейчас услышит биение ее сердца.

Чужая рука опустилась на ее плечо. Хельга почувствовала, как по телу прошла властная горячая волна.

– Посмотри на меня, – негромко произнес Шани. – Посмотри, пожалуйста.

* * *

Пожалуй, Дрегиль в чем-то был прав, думал Шани, глядя куда-то вверх, в потолок. Огонь в печи давно погас, и в доме царила глухая непроницаемая тьма. Что можно рассказать о любви, кроме очередных напластований розовой пошлости.

Почему же тогда эта девочка была естественной, словно биение сердца? Которое, кстати, стало стучать с недовольными перебоями…

Приподнявшись на локте, Шани поцеловал спящую Хельгу в макушку и плотнее укрыл одеялом. Она что-то пробормотала во сне, но так и не проснулась. Пусть отдыхает, подумал Шани, завтра будет долгий и трудный день. Вернее, уже сегодня.

Сначала она плакала. Потом перестала. Потом ей было больно и горячо, и она кусала губы, чтобы не разрыдаться, но удержаться так и не смогла, и Шани все еще ощущал на губах соленый вкус ее слез. А потом, когда все закончилось, и они лежали рядом, не в силах разжать стиснутые ладони, то Хельга промолвила едва слышно: спасибо, это лучшее, что со мной было… Завтра она поймет, что отдалась некрученой-невенчанной, что у них нет абсолютно никакого будущего, что случившееся – не лучшее, а скорее, страшное, и теперь она полностью зависит от расположения Шани. Но это будет завтра.

Государь Миклуш знал, о чем говорит. Стоит распробовать вкус власти, и он придется по душе. И неважно, что это за власть – над влюбленной девушкой или над целой страной, вкус остается притягательным в любом случае. Хельга шевельнулась во сне, и Шани погладил ее по спутанным волосам.