Закон Мёрфи в СССР - Евгений Адгурович Капба

и спустились вниз.

— Ты как этот, — пытаясь отдышаться проговорил Шевченко. — Как отбойный молоток. Что это было в конце вообще? Так же вроде как боксеры не работают?

— Импровизация! — откликнулся я.

Мы решили еще немного потягать штангу, и отправились в местный аналог тренажерки. Между подходами Тоха печально проговорил:

— Завтра опять дома не ночуем. Будем этих гадов по городу выслеживать…

— Каких гадов? — навострил уши я.

— Да этих, бегунов зас-с-с-сраных! Побыло тихо годик, так нет — нам сейчас на башку упала эта САМовская эпопея с массовыми аутодафе в торговле, и "бегуны" до кучи… И всё в ноябре! В ноябре дома люди должны сидеть, чай пить!

— Ого! — сказал я. А потом всё-таки решился: — Скажи-ка Тоха, а как Привалов отнесется, если я попрошусь…

Шевченко чуть не уронил штангу себе на грудь:

— Не-е-ет! — сдавленно сказал он. — Нет-нет-нет!

Глава 15, в которой речь идет об особенностях белорусского менталитета и секретах приподнятой атмосферы

— Ты правда приедешь в Дубровицу? Просто гора с плеч! — я стоял в кабинке переговорного пункта и трепался со Стариковым — фотокором из редакции "Маяка". — Обязательно зайди ко мне, есть дело… Очень важное, очень личное и очень нетелефонное!

— Заинтриговал, Женёк, как есть — заинтриговал! Хоть намекни — в чем суть-то? К чему готовиться? У тебя там какие-то серьезные перемены?

— Серьезней некуда! Женился я. Три месяца назад!

— Ого! — вот это была новость так новость. — А на ком?

— Ох, Гера, ты не поверишь! — рассмеялся Стариков совершенно счастливым голосом. — На Машеньке!

— Листья дубовые падают с ясеня… — я отодвинул трубку от уха и посмотрел на нее внимательно, как будто телефонный аппарат мог мне что-то объяснить. — Вот нихера себе так нихера себе!

— Приезжай, всё расскажу! Тут такие перемены, Боже мой… Адрес мой знаешь?

— Как не знать? Ты там же, на Болоте?

— На Болоте. В общем — жду! Сначала в редакцию, потом ко мне.

У меня просто не было другого выхода, хотя очень хотелось заняться "пробегами", тем паче — на выходных в Сельхозпоселке сгорело сразу пять сараев, явно неспроста. Но — Привалов от меня всё время ускользал, а в кабинет к нему вломиться я пока не осмеливался. Еще пристрелит!

Ну и работу основную никто не отменял. Журналистские расследования с беготней, детективом и приключениями — они явление штучное. Если одно в три месяца наклюнется — это, считай, повезло. Так-то в основном — рутина. Но и в рутине есть своя прелесть.

Например — спиртзавод под Дубровицей, в Золтанове. Уникальное место с уникальными людьми. Между прочим — основан аж в тысяча восемьсот Бог знает каком году, помещиком Золтаном! Предприятие — процветающее, туда даже из города на работу люди ездят. Еще раз: из города — в село! Не наоборот.

Поглядеть на такое диво я и должен был. А еще — написать про нового директора со смешной фамилией Михалыч, и про передовиков производства. Поехать хотелось — Родина! И не хотелось: будущая тёща прилетела из Мурманска с девочками, и возвращаться на квартиру с работы было теперь в три раза приятнее:

— К нам плиехал, к нам плиехал Белозолчик да-а-алагой! — пела Аська, когда я заходил в дверь и смешно морщила нос.

— А мы с мамой сделали орешки! Со сгущенкой! — пищала из кухни Васька.

Это кого хочешь заставит торопиться домой и отобъет желание уезжать даже в страну с молочными реками и кисельными берегами.

Думал — поеду крутить хвосты коровам в Освею, в итоге отправили дегустировать спирт в Дубровицу. Размен — приемлемый, даже более чем! Машина оказалась не наша, корпунктовская, а попутная. Я трясся в "рафике" вместе с какими-то музыкантами из джаз-оркестра "Калейдоскоп", приписанного к Филармонии. Эти прожженые лабухи лет двадцати пяти-тридцати ехали на гастроли Дубровица-Калинковичи-Мозырь, и наперебой спрашивали меня о нравах публики и местных злачных местах, и репетировали, репетировали, репетировали…

Опытный водитель напихал полные уши ваты, чтобы не слушать трубные гласы медного хора. Я же был вынужден страдать: по дурацкой белозоровской привычке меня рубило спать, а делать это рядом с репетирующим оркестром оказалось весьма проблематично. Но своё дело сделали однообразная серая хмарь за окном, подскакивающая на колдобинах машина, джазовая импровизация — джем? — внезапно ставшая колыбельной, тяжелые веки, благодатная тьма…

— В то время как товарищ Белозор спал, пуская слюну из уголка рта на обивку сидения микроавтобуса РАФ-2203, в Минске повторялись события, которые вошли в историю советской организованной преступности как "Казанский феномен", — Каневский сидел на водительском месте, с решительным видом орудуя баранкой и рычагом коробки передач. — А началось всё в 1974 году, когда три друга-подельника: Антип, Джавда и Скряба, организовали подпольный спортзал — "качалку", недалеко от казанского завода "Теплоконтроль". Это было единственное место на районе, куда по вечерам могли прийти подростки. По созвучию с названием завода группировка получила название "тяп-ляп".Кодекс банды был достаточно жёстким: не пить алкоголь, не курить, «своих» не бросать. Имелась и униформа, обеспечивающая неплохую защиту от физического урона: шапку-ушанку с завязанными «ушами» и телогрейку.

— Леонид Семенович, физического урона? Серьезно? А запас маны значок "Теплоконтроля" не увеличивал.

— Вот точно такое же несерьезное отношение к методам "тяп-ляповцев" и привело к тому, что для устрашения непокорных фарцовщиков и цеховиков, а так же внушения ужаса казанцам, стала применяться тактика "пробегов", — нахмурился Каневский и пошевелил усами. — Так, например 31 августа 1978 года такой "пробег" был осуществлен в район Речного вокзала. Полсотни подростков, вооружённых огнестрельным оружием и металлическими прутьями, растеклись по переулкам, избивая и стреляя во всех, кто попадался у них на пути, разбивая стекла и поджигая машины. Жертвами беспредельщиков стали несколько десятков раненых и двое убитых. Никто заявление в милицию так и не подал…

— И что, вы думаете в Минске орудуют последователи "тяп-ляповцев"? — спросил я.

На что получил закономерный ответ в воздух:

— Есть медицинская теория, по которой одним из признаков серьезного психического расстройства является наделение выверта собственного подсознания человеческими чертами и попытки общения с ним. Так, например, известный американский преступник Билли Миллиган…

— Леонид Семенович! Ну что вы начинаете? Помогли бы хоть раз по-человечески!

— Воўк не палюе, там, дзе жыве! — внезапно по-белорусски выдал Каневский, воздев палец к потолку "рафика".

Микроавтобус тряхнуло особенно сильно, мою башку подбросило на спинке сидения так резко, что я клацнул зубами и прикусил язык.

— Ыть! — только и сказал я, приходя в себя в атмосфере джазовой музыки и хриплого гроулинга солиста.

Водитель курил в полуоткрытое окно, и косился на меня подозрительно. Кажется, объем ваты в его ушах