Семь стихий. Научно-фантастический роман - Владимир Щербаков

— И все же многочисленные проекты градостроителей тех лет, да и более позднего времени удивительно плоски — в буквальном смысле слова, конечно. Кто-то придумал страну Плосковию — гладкий лист без третьего измерения, без высоты. Жилища плосковитов, ее обитателей, — квадраты с откидывающейся стороной — дверью. В такой дом можно попасть, минуя дверь, перешагнув ее, если, конечно, предварительно овладеть нехитрым секретом третьего измерения. Современному инженеру и архитектору совсем необременительно оперировать тремя измерениями. Воображение наших предков, как говорится, заметно хромало, стоило ему покинуть привычную плоскую твердь земную. Слов нет, кругосветные путешествия и точные наблюдения беспристрастно свидетельствовали в пользу ее трехмерности и шарообразности, но города еще изрядное число лет напоминали жилища плосковитов (отдельные чудеса зодчества, разумеется, не в счет). Постепенно положение изменилось. Вслед за идеей многоэтажности зародилось то направление в градостроительстве, которое если и можно было в чем-то упрекнуть, так это в стремлении к безудержной «эксплуатации» именно третьего измерения. И все вдруг потянулось вверх, ввысь — не только дома, но и опоры мостов, и радиомаяки, и телевизионные вышки, и даже транспортные стоянки. Кажется, в этом неудержимом стремлении к солнцу не отставали и сами жители городов, о чем свидетельствуют антропометрические измерения и журналы мод тех лет. Прошло время — люди стали еще выше, а города стали расти медленнее. Ведь город должен вписываться в серебряную оправу рек и озер, в зеленые раздолья, в заснеженные леса. Чтобы ветер приносил тем, кто в нем живет, напоминание о весенних разливах, о таежных заветных тропах и речных перекатах, о шири земной.

— О шири земной… — как эхо откликнулась Валентина.

МОЙ ДВОЙНИК

Иногда можно подумать, что в редакции руководят морским сражением. Появляются бородатые, точно викинги, ребята, демонстрируют морские реликвии вроде якорей испанских галеонов, бронзовых пушек с челнов Стеньки Разина (?), бортовых журналов первых подводных лодок заодно с перископами, древними компасами и гироскопами, брандспойтами, кусками обшивки и пеньковыми концами. Их сменяют франтоватые мореходы в кожаных куртках и сапогах. Некоторые приходят поговорить, другие требуют организации экспедиций.

За несколько лет работы мне пришлось детально разбираться в двадцати проектах полного преобразования океана. Среди них были довольно смелые (помнится, кто-то настаивал на полном осушении океана и конденсации всей влаги на околоземной орбите — так ее якобы удобнее распределять по всем материкам).

Народ у нас бывалый, привычный. Нас не удивить морской экзотикой. Даже письмо инопланетянки можно преподнести как событие вполне будничное, требующее делового обсуждения. Для начала я выбрал Андрюшу Никитина, мужественнейшего из коллег, но настоящего «непротивленца», не способного настоять решительно ни на одной правке чужой статьи (когда его друзья делают это за него, он только широко разводит руками). Но в тот день он был, видимо, не в духе, а может быть, именно с этого момента вдруг решил сменить характер. У меня почти ничего не получилось. Он забраковал идею ответного письма Аире, сказал, что ничего из этой затеи не выйдет.

— Что с тобой сегодня? — спросил я недоуменно.

— Уволь. В заговор с тобой не вступлю. Не могу. Вчера…

И он поведал мне печальную историю о своих редакторских злоключениях. Я успокоил его как мог и стал обдумывать положение.

Кого увлечь идеей переписки? Может быть, сразу к шефу? А если не повезет: угадывать настроение я не умею, а шеф — фигура сложная, даже противоречивая. Журналист без труда поймет меня: статья должна пройти так, как я ее напишу, творчество по очереди все испортит. Получится просто статья, а не ответ Аире.

Я попытался представить, как это произойдет: вот она берет журнал, вот садится в кресло, находит нужный микрофильм… Наверное, она улыбнется, когда увидит свой портрет — вряд ли рисунок может оказаться удачным. А может быть, художник угадает? И сходство покажется ей странным? Тогда она задумается, припомнит подробности первой встречи.

Я волновался, меня мучили бесконечные вопросы, кажется, я даже не спал одну ночь, обдумывая ситуацию, готовясь к разговору. Потом пошел к шефу и выложил идею.

— Это будет рассказ, — заключил я, — рассказ с выдуманными героями. Проще говоря, фантастический рассказ.

Но нет! Он строго взглянул на меня, поправил очки и тут же дал понять, что не собирается делать исключений. И дело вовсе не в самом замысле. Ответить можно (меня поразило его спокойствие). Дело было в жанре. Не рассказ нужен и не очерк, а статья… о проекте «Берег Солнца»! Ни звука об Аире.

— Проект имеет самое непосредственное отношение к океану, — изрек он хорошо поставленным голосом, и я понял, что сопротивляться бессмысленно.

— Пусть будет статья, — согласился я, — но…

— Статья, — вдруг нежно подхватил он, — хорошая статья, а не письмо мифической героине рассказа.

Вот оно что! Он не поверил ни единому моему слову. Как же иначе истину знали только трое, да и то один из этих троих — журналист… Какое-то наваждение: Аира как будто предвидела такой поворот событий и безобидную шутку шефа — тоже, она писала мне о статье. Шеф только повторил то, что сообщила два месяца назад она в своем письме.

Та же знакомая мысль мелькнула в моей голове, когда я выходил из просторного кабинета шефа с аппаратами полной межконтинентальной связи. «Это предупреждение, — подумал я. — Аира предупреждает меня, нас предупреждает о возможной судьбе проекта «Берег Солнца». Она хочет, чтобы мы были осторожны, чтобы у нас хватило сил завершить проект! Зачем это ей? Да очень просто: когда у нас будет вся энергия солнца, мы сможем послать сколько угодно кораблей к Близнецам. И разве найдется другой способ вызволить тех, кто ей дорог?» Я догадывался, правда смутно, как нужно делать статью, в каком ключе.

Недели через две Никитин неожиданно спросил:

— Как дела с перепиской?

Я даже не сразу понял. У него были удивленные глаза. Подумал — и рассказал ему. Многое рассказал…

Он был похож на меня. Настоящий мой двойник. Таким вот, наверное, я был лет двадцать назад. Пусть послушает.

— Вот чем придется заняться, — сказал я, — каждый из нас в какой-то степени открывает новые истины или стремится к этому, но ведь я-то был физиком, ты знаешь. Тогда все казалось проще, особенно сначала. Вечно волнующаяся астата заполняла беспредельный мир, а законы физики напоминали чем-то волшебную палочку, с помощью которой раз и навсегда можно навести в нем порядок. Мне казалось, что мой наставник Лайманис посматривает на меня с уважением и надеждой. Он приезжал к нам в редакцию как-то. Симпатичный старикан… настоящий ученый.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});