Совсем как живая - Евгения Михайлова

– Но он точно покровитель, или как это называется, вдовы Леонтьева, человека, который был взорван в своей машине незадолго до того, как заказали Марину Романову. А дочь Леонтьева сейчас живет в Швейцарии, куда выехала по документам Виктории Князевой. И это уже не тусовочная сплетня, – объяснил Сергей. – И нужно решить, как тут действовать.

– Кому действовать? – задохнулся Слава. – Я же объяснил: у меня нет никаких оснований приплетать Осоцкого к убийству Виктории Князевой. К Ульяне Леонтьевой и ее другу – Димитрису Костаки – будем подбираться. Ничего, кроме перехвата телефонных разговоров, пока не могу придумать. Для того чтобы иметь право официально обращаться к полиции или властям Швейцарии, нужны более серьезные основания.

– Ничего себе несерьезные основания, – изумился Сергей. – Она выехала по документам убитой женщины!

– Слушай. Выпей еще кофе! Мы здесь! Князева была убита здесь! У нас орудие убийства! Но нет пока ни одной улики, которая бы указывала на Ульяну Леонтьеву или этого Костаки. Они могли найти документы Князевой на дороге. Они могли купить паспорт, не зная, что его владелица убита. Как в Швейцарии нам могут помочь? Особенно если учесть, что Осоцкий действительно влиятельный человек и, чтобы защитить дочь своей любовницы, запросто нам все перекроет.

– Да забудьте вы про этого Осоцкого, – вдруг заявил Сергей. – Я протрезвею, посплю и во всем разберусь. Об Осоцком столько разговоров, что мне уже тоже кажется, будто он вообще ни при чем. Ну, только проспонсировал контору Кости Петрова. Так ведь для хорошего дела. Детские клиники строить. Другой вопрос, что Костя не собирается этого делать. Третий, что Осоцкий на это и не надеялся. Но это, как говорит друг Слава, – не наш вопрос.

– Разберись, Сережа, пожалуйста, – примирительно сказал Александр Васильевич. – По делу добавлю, завтра экспертизу в управление привезу: стреляли в Викторию Князеву с близкого расстояния. Тем не менее берусь утверждать, что стрелок – профессионал. То, что Виктория не успела даже повернуть головы, говорит о том, что она, скорее всего, знала человека, который находился за ее спиной. Следов насилия на теле нет. Полового контакта перед смертью не было.

Глава 12

Василий и Мария поужинали в маленьком, почти засекреченном ресторанчике только для самых-самых, он привез ее к дому и произнес, испытывая отвращение к просительным интонациям в собственном голосе:

– Я зайду к тебе, Мария.

– Не стоит. Толик уже отдыхает. Он очень чутко спит. Мне не хотелось бы его разбудить.

– Маша, в твоей квартире – хорошая звукоизоляция. Мы пройдем в твою комнату. Это никак не может его разбудить.

– Но он, возможно, не спит. Он часто меня ждет.

– Ты говоришь о нем так, как будто он маленький ребенок. Ему скоро двадцать лет. В его возрасте люди уже женятся, растят детей. Что за дела, Мария? Почему я не могу к тебе прийти, когда мне этого хочется?

– Я уже объясняла. Толик нездоров. После смерти отца он не выходит из дома, боится чужих людей.

– Это я – чужой человек? Черт побери, как же тебе не стыдно! Мне надо было, конечно, плюнуть на все и уехать с концами. Но я не могу этого сделать. Ты прекрасно знаешь почему. Я люблю тебя, Мария. А ты… вы – как вы будете без меня, ты подумала?

Мария медленно повернула к нему голову, посмотрела своим темным, непонятным взглядом и тихо сказала:

– Пойдем, Вася. Извини меня.

Они вошли в квартиру, прошли в ее уютную спальню – богатой женщины со вкусом: все радует глаз, но не режет его, в обстановке, как и в самой хозяйке, – недоговоренность, загадка, тайна. Он сел в удобное кресло, вытянул ноги, закрыл глаза. Как же он устал! Как хорошо ему здесь. Его жизнь – погоня, маневры, риск, добыча, страх потерь. Его быт роскошен, он выцарапал на это право у жизни, содрав кожу с рук. Цель настолько оправдывала средства, что жертв в этой битве не считали. У него вышколенная добропорядочная жена и сын, который станет наследником империи. И он не догадывался до недавнего времени, что можно так восхищаться странной, немолодой женщиной, в которой ему непонятно абсолютно все и которая совершенно его не любит. Василий открыл глаза. Мария сидела у туалетного столика и спокойно снимала макияж, как будто его здесь не было. На стене висел большой портрет, как и в гостиной, того же художника. Только этот был сделан со старой фотографии. Молодая Мария сидит, строго выпрямившись, на стуле с высокой спинкой, а у ее ног на маленькой скамеечке устроилась девочка с темными длинными волосами. Она положила головку матери на колени, сияет черными очами безусловной красавицы, а Мария, обнимая ее, смотрит точно такими же глазами, только это глаза Мадонны. Так ему кажется.

– Мария, скажи, пожалуйста, где Ульяна? – не выдерживает Василий.

– Я тебе говорила. Она уехала отдыхать. Я не знаю куда. Она взрослый, свободный человек.

– С кем она уехала?

– Понятия не имею. Уля – взрослый человек.

– Ты, разумеется, лжешь. И я пытаюсь понять почему. Ты случайно не от меня ее прячешь?

– С чего ты взял?

– В тебе есть что-то маниакальное. Ты что-то вбиваешь себе в голову, и тебя нельзя переубедить. Я пришел, чтобы прояснить наши отношения. Я прошу, Мария, давай поговорим. Тебе показалось, что я… слишком хорошо отношусь к Ульяне? Может, ты ревнуешь?

– Об этом забудь, – коротко рассмеялась она. – Я вовсе не ревную. Но ни мне, ни моей дочери не нужно, чтобы ты к ней хоть как-то относился. Избави бог, как говорится.

– Но почему? Я о ней забочусь, извини, что напоминаю, просто это все объясняет. Она мне дорога как дочь любимой женщины.

– Какая пошлость, – вдруг брезгливо произносит Мария.

– О чем ты… Как с тобой разговаривать… Хорошо, я постараюсь совершенно честно, как с умным, взрослым человеком. Я восхищаюсь красотой Ульяны, я… хотел бы ее видеть чаще, мне было бы приятно, если бы она ко мне иначе относилась… Мария, если ты думаешь, что родные отцы красивых дочерей избегают искушения… конечно, только в мыслях… Ну вот, я сказал тебе все как на духу. Так не говорят с женщинами. Так говорят с мужчинами, которым доверяют. И в этом заключается мое к тебе честное отношение.

Она внимательно смотрела на него. С того момента, когда они познакомились на фуршете, посвященном заключению сделки с фирмой ее мужа, Мария каждую минуту чувствовала его настойчивое внимание. Ее это беспокоило. Когда Виктора взорвали, она подумала, что ее опасения сбылись. Но нужно было выживать с двумя взрослыми и совершенно не приспособленными к жизни детьми. Они унаследовали нравственную беззащитность отца и надменно-настороженное отношение матери к миру – за пределами семьи. Ульяна получила хорошее образование, Толик поступил на юрфак МГУ, но не было в них современного хватательного инстинкта. Ульяну совсем не занимала карьера, она не пошла бы на все ради денег, Толик после гибели отца утратил все. Кажется, кроме страха. Он с рождения был очень слабым. Какой бы стала жизнь ее детей без денег, которых Виктор на самом деле не успел накопить? Мария заключила сделку с человеком, который сейчас напряженно ждет ее объяснений. Они не подписывали бумаг, конечно, но у него не должно быть сомнений в том, что это сделка. Что она с ним ради его покровительства и денег. Она многое знала о нем – он из тех людей, о ком все много знают. Мария считала его циничным, жестоким и алчным. Если бы он был не таким, не занимал бы свое место, на которое никто не посягал. Но… Кажется, они оба в чем-то ошиблись. Она не смогла сохранить дистанцию, которая бы исключала его надежды. Он нарушил свой главный принцип – брать, а не давать. Дело не в деньгах и вещах. Дело в чувствах, которые у него однозначно есть. И она не знает, что с ними делать. И еще Ульяна… Нет, они все решили правильно. Просто нужно помягче ему объяснить.

– Вася, – сказала она искренне и просто, – я поверила в твои чувства. В моем положении – они проблема. Нам пора руководствоваться разумом. Поэтому давай отпустим Ульяну в ее жизнь. Ты был столь честен, что произнес слово «искушение», так пусть его не будет, хорошо? Нам этого не надо. У нее есть любимый человек, когда она сочтет нужным, нас с ним познакомит… Я – мать, но и я не собираюсь вмешиваться в ее жизнь. И тебе не позволю, ты уж меня прости.

– Любимый человек? – растерянно переспросил Василий. – Это серьезно?

– Серьезнее, чем ты предполагаешь. Больше я ничего не могу сказать.

– Хорошо. – На самом деле ему стало не по себе. Что-то необычное или опасное почудилось ему в ее словах, интонациях. – Хорошо. Только разреши мне по-прежнему участвовать в ее делах… Материально. И не бойтесь вы меня. Я никогда не переступлю грань по отношению к ней. К кому угодно – только не к ней. Может быть, пройдет время, мы с тобой будем вместе, и она… назовет меня отцом.

Мария вздрогнула и посмотрела на него с изумлением. Что за человек! Он убрал отца Ульяны, как булыжник с дороги. И такие сентиментальные мечты. Или это сделал не он?