Мемуары мертвого незнакомца - Ольга Володарская

Машины слезы высохли. А вот нос оставался мокрым. Она украдкой вытерла его рукавом — платка-то взять не додумалась.

— Будешь еще виски? — спросил Дато.

— Нет, не хочу больше.

— С меня, пожалуй, тоже хватит.

Его руки были холодными. И все равно Маше не хотелось, чтобы он выпускал ее из объятий. Так бы и уснула в них…

— Смотрю, ты все носишь последний отцовский подарок, — сказал Давид, заметив на ее шее цепочку с кулоном.

— Не снимая.

— А мой выбросила, наверное, — усмехнулся Дато.

— Нет. Я надела его на шею человека, который уже умер… С ним и похоронен. — Она имела в виду свою дочь. Саша как-то нашла ключик в ящике стола, куда Маша его швырнула, и нацепила на себя. Снять не давала. В итоге проносила его всю жизнь. И умерла с ним…

С ключом от сердца брата своего отца!

— Ты спать хочешь, я вижу. Пойдем?

«Неееет, — мысленно застонала Маша. — Только не сейчас! Еще минуточку, другую, третью…»

— Да, пойдем, — выдавила она из себя, но не шелохнулась.

— Совсем тебя разморило, — улыбнулся он. — Ну-ка встань… — Дато помог ей подняться. Затем надел кофту, повесил на руку пакет, в который сложил мусор, потом поднял Машу на руки. От неожиданности она ойкнула. — Такая же легкая, как раньше!

Она крепко обхватила его шею. Машу так давно не носили на руках, что она стала забывать, как это. Стало немного страшно. Вдруг уронит?

— До дома донести не обещаю, но до шоссе, где поймаем такси, могу.

И тут Маша саму себя удивила! Взяла и поцеловала его!

Но, едва припав к его губам, устыдилась и уткнулась лицом в плечо.

— Маша, — услышала она шепот Дато. — Посмотри на меня.

Она мотнула головой.

— Пожалуйста.

Маша посмотрела. Глаза Дато были так близко, что она увидела лопнувшие в них капилляры. По всей видимости, он мало спал последнее время.

Он внимательно смотрел на нее. Длинные ресницы полуопущены. К ним так хочется прикоснуться. В юности она любила подносить к ним подушечки пальцев и ощущать, как ресницы щекочут их, когда Дато моргает. Как будто бабочка, сидящая на ладони, крылышками взмахивает…

Дато медленно приблизил свои губы к ее. Коснулся их очень осторожно, почти робко.

Маша закрыла глаза, готовясь отдаться поцелую, но тут Дато поскользнулся. Трава под ногами была влажной, и подошвы его ботинок поехали. Он едва не потерял равновесие, но удержался на ногах и не уронил Машу.

Вдруг что-то грохнуло.

— Что это? — испугалась Маша. — Как будто выстрел!

Давид и сам об этом подумал. И стал шарить взглядом по сторонам, прикидывая, куда им спрятаться от пуль. Но тут бабахнуло еще раз, уже громче.

— Салют! — засмеялся Дато.

Маша уже сама видела разноцветные брызги в темном небе.

— Помнишь, ты рассказывала, как ждала фейерверка после выпускного бала? — спросил Дато.

— Да.

— Считай, должок через двадцать лет вернули! — Он легонько подкинул ее. — А теперь побежали!

И он припустил к шоссе под грохот залпов.

…А тот, кто сидел в кустах, выругался сквозь зубы. Он промахнулся! Упустил такой момент! Подобрав гильзу, он швырнул ее в реку. Потом сунул пистолет в карман, прикрыл его свитером и скрылся с места, которое так и не стало местом преступления.

Часть четвертая

Глава 1

Он слышал звонок, но не мог разлепить веки, чтобы найти телефон. Вспомнил, что оставил его на тумбочке, протянул руку, нащупал. Глаза все еще не открывались. Как будто они заклеены.

— Алло, — хрипло каркнул Давид, поднеся аппарат к уху.

— Дато, спишь, что ли?

— Угу…

— Время одиннадцатый час!

— Ммм…

— Ты хоть понимаешь, кто тебе звонит?

— Э…

— Быстро просыпайся!

Дато резко сел. Протер кулаком глаза и смог-таки их открыть.

— Балу, привет, — поздоровался Дато, прочитав имя на экране.

— Здравствуй. Ты всегда дрыхнешь до обеда или это исключение?

— Поздно лег.

— Давай спрыгивай с кровати, топай в душ, пей кофе. В общем, взбодрись. У тебя через полтора часа встреча.

— С кем?

— С человеком, который может рассказать тебе кое-что о покойном брате.

— Серьезно? А что именно?

— Не могу знать. Мне не сообщили.

— Кто хоть этот таинственный всезнайка?

— Ты его должен помнить. Это Папа.

Конечно же, Дато его помнил. Причем очень хорошо.

Сандро. Так его звали.

Кличка — Папа.

Папа Римский.

Среднего роста, стройный, осанистый. Волосы — совершенно седые. Как у старика. И это в девятнадцать лет. Римский нос. Скулы, словно высеченные из камня. Волевой подбородок. Безупречно красивое лицо. Разные глаза. Один темно-карий, почти черный. Второй, серо-зеленый, прозрачный, как хрусталь. В профиль Папа выглядел потрясающе, с какой стороны ни посмотри. И все же с темным глазом ему было лучше. Со светлым он выглядел зловеще. Когда Сандро в упор смотрел на кого-то, человеку становилось не по себе. Даже не особенно впечатлительному Дато.

Сандро был коренным тбилисцем, потомком древнего княжеского рода. Когда-то его прадеду принадлежало несколько домов в старом Тифлисе. Он был красавец, повеса, мот. Погиб молодым, ввязавшись в драку из-за дамы полусвета. К счастью, он не успел промотать все свое состояние, и молодой вдовице и отпрыску мужеского пола было что наследовать после его смерти. Сын его уродился полной противоположностью папеньке. Он посвятил себя служению Богу. Однако до того как принял сан, умудрился сделать ребенка своей учительнице французского. Та произвела на свет мальчика, подкинула его несостоявшейся свекрови и вернулась в Прованс, откуда была родом.

Этот ребенок рос уже в Советском Союзе. И происхождение ему мешало. Поэтому парень по возможности скрывал его. Кому при коммунизме нужны предки князья да священники?

Он поздно женился. В пятьдесят. Взял в жены молоденькую девушку из провинции. Естественно, невинную. Она родила ему двух дочек, одна умерла в младенчестве. Долгожданный сын в семье появился, когда отцу уже исполнилось семьдесят пять. Некоторые злопыхатели поговаривали, что ребенок не от него, но когда мальчик подрос, стало очевидно — он копия своего родителя. Тот к тому моменту уже был в могиле. Умер, не дожив до восьмидесяти. Будто, родив сына, исполнил свое предназначение и посчитал возможным уйти в мир иной.

Когда Сандро исполнилось десять, его сестра вышла замуж. Через два года родила двойняшек. Еще через два мать решила оставить тбилисскую квартиру семье дочери и уехать с сыном в родной поселок, что она и сделала. Только Сандро там не прижился. Все, к чему тянуло мать все годы жизни в столице: просторы, горы, воздух, тишина, покой, все, чего ей так не хватало, раздражало сына. Он привык к ритму большого города, к его атмосфере, движению, запахам. К друзьям, двору, школе. И он сбежал! Знал, что сосед вино на продажу в Тбилиси повезет, и забрался в его грузовик. Влез между бутылями, сверху накрылся рогожкой и доехал до столицы.

Сестра встретила Сандро неприветливо. Хотела обратно отправить. Но он в позу встал. Сказал, в село не вернусь. А если насильно увезете, снова сбегу.

— Я имею такое же право жить здесь, как и ты, — рявкнул он на сестру, когда она в очередной раз заявила о том, что для него в квартире места нет.

— Но ты должен жить с мамой!

— Это еще почему? Я уже взрослый, могу вообще жить один. Но придется с тобой.

— У меня две дочери, я не могу заботиться еще и о тебе.

— А я не прошу, — фыркнул он.

Конечно, сестра с мамой сдались не сразу. Пытались уговорами и угрозами вернуть Сандро в поселок, но тот стоял на своем. Отстали женщины только после того, как он заявил, что уровень поселковой школы слишком низок, а он собирается поступить в государственный университет. Он на самом деле поступил бы, если б захотел. Сандро был чрезвычайно умен и не ленив. Обожал читать, проводить химические опыты (ему, как победителю олимпиады, подарили набор «Юный химик»), заниматься французским, тяга к которому была у них семейной. В школе учился на четверки, не прилагая никаких усилий. Только по физкультуре отставал, бегал и прыгал плохо. А то, что у него не получалось, Сандро делать не желал. Физрук ставил ему четверки только затем, чтоб не испортить аттестат. Все учителя были уверены, что мальчик пойдет после школы в институт.

Но Сандро всех удивил: подался в бандиты. Он еще школьником крутился возле лихих ребят. Присматривался. Когда понял, что сможет прижиться в их стае, примкнул к ней. Дато познакомился с ним через Балу. Друг отзывался о Папе с большим уважением. Говорил, что он мозг. Пообщавшись с Сандро, Дато сделал тот же вывод. Девятнадцатилетний Сандро был умнее большинства мужчин, годящихся ему в отцы и деды. Он много знал, здраво рассуждал, имел на все свое мнение, а главное, мог логически объяснить каждый поступок, не важно, свой или чужой. По его мнению, жизнь простая штука. Как шахматная партия, микросхема, химическая реакция. Для тех, кто не разбирается в точных науках, все это — темный лес. Но для человека знающего — и шахматы, и схема, и реакция более чем понятны.