Туман. Квест «Похититель Душ» 1 - Ник Демин

Так мы ехали по пустыне. Наполненность дней была скудной. Вставать рано, по сигналу охраны и начинать готовить еду. Готовили все по очереди, причем моя стряпня пользовалась успехом (тупо взял за образец солянку, скидав выданные мне соленые огурцы, конскую колбасу, остатки окорока, лук, ягодки похожие на маслины и явный лайм, мелкий, зеленый и кислый, все в один котелок и сварив — сошло за горскую похлебку). После этого пойти и купить у старого Дика, перегонявшего… не знаю как сказать — табун? — верблюдей, и купит у него верблюжьего молока. Соорудить из глянянной лампадки и тряпки бутылочку с соской и покормить спокойного ребенка. Да еще не забыть подмешать туда успокаивающего, чтобы эта тварь оставалась спокойной.

Потом приготовить шабат… Как! Вы не знаете что такое шабат?! Шабат — верблюжье молоко, разбавленное водой. Пить невозможно. Но жажду утоляет на все пять с плюсом. И потом весь день монотонное качание в седле в, так называемом, большом, караване. Ничего не происходит, никаких нападений, развлечений — ничего. Длинные повозки, которые тянут невысокие лохмоногие лошади, небольшая охрана в десять человек и проклятая пыльная степь, которая не вызывает у меня никакого чувства кроме ненависти. Здесь с утра проводник может ткнуть пальцем в черочку у горизонта и проорать, что это благословленный источник вылечивающий больных. И дождавшись проявлений радости, добавить, что ночевать мы там будем завтра вечером — и оказывается прав. А сам источник представляет из себя грязную лужу, размерами меньше фонтана на Гнилой площади в Лилу. Единственная радость, караван сараи — там можно было бы даже принять ванну, если у тебя лишние деньги и ты не боишься привлекать к себе внимание. Мне же, поскольку я представлялся любящим отцом, приходилось покупать время и стирать это чудовище, испортившее мне всю жизнь. Приходилось тратить деньги не на себя, а на ребенка. Потом — я ненавижу плов, баранье мясо, чай, который полагается пить несколько чашек одна за другой. Я ненавижу дорогу, я домашний человек. Из плюсов могу заметить только следующее — я привык.

* * *

Он подошел ко мне сам: высокий, худой, замотанный в бурнус — уселся на корточки и уставился на меня своими блестящими черными глазами. Я опмешивая над огнем варево, которое по недоразумению называлось кашей, недовольно посмотрел на него.

— Пусть Единый даст тебе удачу, достойный.

— И тебе того же, уважаемый, — в ответку пробормотал я, косясь на нежданно гостя.

Как пел Высоцкий: «… и затеялся смутный, пустой разговор…», полный намеков и околичностей. Что хотел этот магриб — было непонятно, но если судить по характеристике народа, то возможно это и было решением всех моих проблем. Что я имею в виду, под характеристикой народа? Ну например: гномы работают с железом, скуповаты и щедры одновременно; тролли — тупые людоеды; эльфы — светлые и добрые, а орки едят младенцев. Так вот, хорезмец, в наших краях, равносильно — работорговец. Все оставшееся время в пути он убалтывал меня, как парень девушку на свидании, а я ломался. Мне уже, почему то, уже было мало, просто избавиться от неприятностей — мне хотелось на этом нажиться. Именно поэтому, я изображал из себя убитого горем папашу, который согласен, за долю малую, чтобы его кровиночку пристроили в хорошие руки. Хорезмец с удовольствием принял мою игру: он сочувствовал мне и сопереживал, но неуклонно гнул свою линию:

— Я же вижу как ты к ней относишься, это проклятие, постоянно видеть перед глазами ребенка из-за которого погибла твоя женщина… — голос его журчал, завораживая и вызывая на полную откровенность.

Я согласно кивал головой, но потом делал вид, будто опомнился и начинал слабо трепыхаться, как воробей в кошачьих когтях.

— Подумай, достойный, подумай…

Он исчезал как мираж, а я серьезно задумывался. В принципе ничего такого страшного он не предлагает, наоборот, предложение достаточно выгодное, я избавляюсь от балласта, плюс зарабатываю немного денег, которые мне сейчас жизненно необходимы. Я недолго убеждал себя, что это лучший вариант, чем с убийством. И пусть рассказы про жизнь всех рабов, а особенно рабынь были несколько страшноватыми — все равно я считал, что это более лучший выход, чем смерть, а тем более для меня, поскольку мне уже точно не будет ничего угрожать.

* * *

Вот и закончилась последняя неделя очень трудного пути, вдали скоро должны показаться стены Байонга. Еще день — два неспешного качания в седле и все. Очень интересный город — свободный. А этот статус говорит о многом. Правда, свобода странная, больше похожая на длинную веревку, по которой можно бегать достаточно далеко, но тем не менее…

Я передал ребенка купчине и получил деньги за него. Уже сидя на лошади, я посмотрел на ребенка в последний раз, потом на довольного купца, с рыжей крашенной бородой и спросил:

— Ты её хоть покормил?

То вскинулся, замахал руками:

— Нэ пэрэживай дарагой! Всио харашо будэт!

Глядя на прищуренный, нехорошо оценивающий, взгляд купца, я решительно прибавил ходу. Не зря он в этом герцогстве остановился, оно одно из транзитов Великого Северного Пути, по которому гонят рабов на юг. Официально герцог выказывает порицание рабовладельцам и в законах запрещает продавать людей на своей территории и покупать. Но есть один нюанс — владеть рабами можно, а на все требования Короны, в вассалитете у которой он состоит, ссылается на верность традициям и неприкосновенность торговых путей. А поскольку он очень не слабый, а войско ненамного уступает Королевскому, то воевать ему придется с войсками других вассалов Короля. Те же никогда не пойдут без причины на равного себе, боясь чрезмерного усиления Королевской Власти.

7

Отъехав подальше я остановился, сполз с верблюда, сел под деревом, снял сапоги и вытянул ноги.

— Тишина. Птички поют, хорошо.

Посмотрев на замученное животное, я равнодушно прикрыл глаза:

— Все равно продам при малейшей возможности.

И все бы ничего, но грызло меня изнутри чувство неправильности происходящего. Да, тихо, хорошо, но чего-то не хватает. Чего? Привычно прикрыл глаза, оценивая и анализируя, потом вскочил. Мне не хватало этого долбанного, орущего, срущего и достающего меня ребенка.

У человека множество основных инстинктов, самосохранения, воспроизводства и так далее, я думаю, что есть еще один, который является очень важным: это возможность заботиться о ком-нибудь. Не зря даже у самого отъявленного бандита и душегуба, на счету которого множество жертв, есть уголок в душе, о котором никто и не подозревает. Самые страшные убийцы не редкость сентиментальны: любят маму, котят, ребенка и так далее. Могло ли меня так же скрутить? Ладно эти недоноски с их средневековьем, но я то цивилизованный человек! Мысленно я поставил знак равенства между словами цивилизованный человек и подлец, поскольку личностные характеристики у них перекрываются на девяносто процентов. Значит вопрос стоял так, являюсь ли я настолько подлецом, чтобы быть до безобразия сентиментальным? И почему это произошло? Посоле того как я попал сюда, условия для жизни были мягко говоря неблагоприятными. Благодаря случайности, удаче и прочей белиберде, мне удалось начать подниматься из той грязи в которую меня втоптали обстоятельства. Кстати вот еще пример «цивилизованного» человека, он сам ни в чем не виноват — всегда виноваты «обстоятельства». Мне почти удалось это и если бы не ребенок, то со временем из меня могло бы получиться «цивилизованное существо». Должен ли я его ненавидеть или у меня сработал стокгольмский синдром? Я не знаю. Стоило ли менять что либо? Тоже не знаю. Крепло убеждение, что все-таки я где-то крепко лажанулся, наряду с чувством неотвратимости происшедшего.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});