«А зори здесь громкие». Женское лицо войны - Артем Драбкин

Наш 9-й воздухоплавательный полк был сформирован накануне войны, в апреле 1941-го. В начале войны Москву охраняли два воздухоплавательных полка: 1-й и 9-й. 1-м полком командовал Иванов Петр Иванович, а 9-м полком командовал Бирнбаум Эрнст Карлович. Он с Прокофьевым и Годуновым поднялся на стратостате «СССР-1» на девятнадцать тысяч метров. За этот полет он был награжден орденом Ленина. Правда, при приземлении сломал руку. Вот такой у нас был командир!

Личный состав 9-го воздухоплавательного полка

В июне 1943 года все московские полки ПВО были сведены в дивизии. Наш полк вошел в состав 3-й дивизии. На 9-й полк была возложена задача охранять центр Москвы. В первых налетах на Москву немцы потеряли два самолета на аэростатном заграждении, а всего за войну аэростатчики сбили десять самолетов.

Меня встретил командир, он объяснил мне, что такое аэростат, для чего он предназначен. В это время бойцы строили новую площадку для аэростата. Она должна быть ровной и покатой. Ее застилали брезентом, а подвязать аэростат нужно так, чтобы он брюхом не касался брезента, а то он протрется и газ выйдет. И мы потеряем свою боевую технику. Рядом стояли два газгольдера. Газгольдер — это резервуар для подпитки аэростата газом. За газом мы ходили в Долгопрудный — это тридцать два километра! Потом построили еще один завод, поближе.

Как устроен аэростат? Сам аэростат представлял собой «сигару» из нескольких слоев прорезиненной материи, которая наполнялась водородом из газгольдеров. Чтобы наполнить один аэростат, требовалось три газгольдера. Когда вы видите в хронике или на фотографиях, как по улице ведут большие емкости, — это не аэростаты, а газгольдеры — емкости для хранения водорода. Каждый газгольдер вмещал 125 кубических метров газа. Вели такую махину восемь человек: четыре человека с одной стороны, четыре с другой. Особенно было страшно транспортировать оболочки газгольдера, когда был ветер. Сколько мы получили ушибов, сколько ранений — кто их считал?

Аэростат перетянут резинками стягивающей системы, поскольку при подъеме газ расширяется, и, чтобы баллон не лопнул, использовали такую систему.

Аэростат привязан стальным тросом толщиной в палец, который намотан на барабан лебедки, установленной на автомобиле. Управлял лебедкой «лебедчик», который сначала должен был поднять аэростат на небольшую высоту, чтобы рулевой мешок и стабилизаторы наполнились воздухом. Пока воздухом не наполнится, аэростат «водит», а когда наполнился, то он стоит ровненько. Тут уже можно поднимать его выше. Максимальная высота подъема аэростата в зависимости от погоды — 6000 метров. Поначалу были старые аэростаты, которые на такую высоту можно было поднимать только в паре — один на 3000 и второй над ним еще на 3000, а в 1943-м мы получили аэростаты, которые по одному на такую высоту поднимались. Минных заграждений поначалу не было, но затем на тросах стали подвешивать мины.

Когда аэростат сдан в воздух, шофер должен следить за натяжением троса, чтобы он не оборвался и не провис.

Первое время в центре города аэростаты были на расстоянии 1800 метров друг от друга. А за городом — до трех километров. К 1943 году в центре Москвы они стали на расстоянии 400–500 метров, во время сильного ветра тросы переплетались, и от лебедчиков требовалось большое искусство, чтоб распутать эти тросы и не дать улететь аэростатам! Ведь за это могли судить по закону военного времени. Во время войны очень часто были бури. В 1943 году прошли два шторма, и только благодаря героической стойкости бойцов и командиров аэростаты и газгольдеры были спасены. Во время такого шторма погибла командир 10-го поста Настя Васильева.

Аэростат на день привязывали к земле, так, чтобы ветром его не прибивало к земле и не протиралась оболочка. Кроме того, его крепили тремя штормовыми поясами. Во время шторма полагалось расчету поста удерживать шар за веревки. Но в этот раз ветер сорвал аэростат. Его понесло. Кто-то из девчонок успел растянуть веревку аппендикса, через который его подпитывают газом, и водород стал выходить, но все равно он потащил девчонок. Кто-то отцепился, а Настя Васильева и Лиза Андреева вцепились крепко. Потом Лиза отпустила веревку и упала, но не расшиблась, Настю аэростат ударил о стену дома, и она погибла. Веревка осталась свободной. Ее стукало о стенку… Ну, аэростат же не просто так летит, он поднимается — опускается, поднимается — опускается. И кто-то из расчета (Цыганкова, кажется) успел выдернуть веревку, снять с аппендикса. Вот аэростат, а тут аппендикс. Сюда вставляется другой аппендикс, от газгольдера, и туда нагнетается водород. «Удоборазвязывающий» узел Цыганкова сумела сдернуть, и постепенно водород выходил. Вот аэростат далеко и не отлетел. Таких примеров много было… Казалось, когда аэростаты стоят, — ну что там, аэростат? А это очень тяжелая физическая работа! Попробуйте совершать такие марши! В начале 1943 года для газгольдеров построили специальные тележки, и их попарно тащила грузовая машина. Это, конечно, сильно упростило службу.

Началась моя служба на посту в Богородском. Нас было двенадцать человек — четыре парня и восемь девчонок. Жили в соседней деревушке, где пустовало несколько домов. Работы было очень много: каждый день засветло нужно привезти газ, по реперной ленте определить, сколько в аэростате газа, и в зависимости от этого и от метеоусловий подпитать аэростат, проверить оболочку, с наступлением темноты сдать аэростат в воздух. Аэростаты сдавали почти каждую ночь. Поднимали их не на максимальную высоту, а останавливали на уровне облаков, чтобы их не было видно. Только с объявлением воздушной тревоги их поднимали на максимальную высоту. Раз в месяц надо было полностью заменить водород в аэростате, поскольку воздух туда просачивался и создавалась «гремучка».

Кормили нас поначалу отвратительно, но в 1943 году полк получил 92 гектара земли на берегу Москвы-реки под Бронницами. «Подсобное хозяйство» это называлось. А кто обрабатывал? Мы сами же! С постов вызывали по одному человеку. Меня туда два раза посылали.

— А ваша задача в этом расчете какая была?

— Подготовить аэростат в воздушном заграждении к боевой работе. Транспортировка газа, подготовка материальной части. Следить за тем, чтобы веревки были целыми, потертостей оболочки не было и тому подобное.

— А что за случай, когда вас ветром унесло на газгольдере?

— Мы подпитали свой аэростат, но у нас не хватило газа. Мой пост был тогда на Переяславской улице. На другом, соседнем, посту у Крестовского моста, где Рижский вокзал, оказался газ, но не полный газгольдер, а примерно половина его. Повели мы к себе этот газгольдер, а поскольку он не полный, а подкатан, как тюбик зубной пасты, то вести его было очень тяжело. И вот на Крестовском мосту налетел порыв ветра и вырвал у нас этот газгольдер. Девчонок ударило о перила, и они руки разжали, а я, поскольку маленькая, не просто держала веревку рукой, а наматывала ее на руку. Вот меня и подняло, как мне говорили, на семь метров. Хорошо, что я шла рядом с аппендиксом, через который газгольдер заправляется. Я быстро сообразила и открыла клапан. Газ стал выходить, и газгольдер сел. Вот так!

— До какого момента вы несли службу?

— До конца 1945 года. Мы поднимали аэростаты воздушного заграждения не только до 9 мая, но и 9 мая поднимали. И поднимали еще 24 июня — это был Парад победителей. Но тогда наши посты уже были не на своих местах, а сдвоены, строены, по 3–4. А вот наш пост был на площади Свердлова. Мы поднимали на аэростате установку: такая установка, очень большая — она возвестила всему миру о победе нашего оружия, о победе нашего народа.

(Интервью А. Драбкин, лит. обработка А. Драбкин, С. Анисимов)

ОВСЯННИКОВА Тамара Родионовна

В 1940 году я окончила 7 классов 30-й железнодорожной школы в поселке Петрославянка (это бывший Павловский район) и поступила в авиационный техникум, который стал впоследствии называться авиационный приборостроения. 22 июня, в воскресенье, я готовилась к последнему экзамену по тригонометрии. В час дня по радио выступил министр иностранных дел Молотов и объявил о том, что началась война. Мы уже чувствовали, что будет война. Конечно, я сразу засуетилась, побежала к соседям, к моему однокласснику, Вовке Щербакову, говорю ему: «Вовка! Слышал?! Война началась!» Он отвечает: «Я уже слышал».

На следующий день мы поехали сдавать экзамен по тригонометрии. Мы думали, что теперь экзамен нам сдавать не надо, но экзамен приняли, и я получила четверку. А во дворе техникума, что на Благодатной улице, уже было очень много студентов старших курсов, записывающихся в народное ополчение. Больше я в техникум не попала.