1937. Главный миф XX века - Дмитрий Лысков

Пора задуматься над природой этого явления, ведь безграничная, на десятилетия, любовь совмещена с некритическим восприятием поступков, вызывающих у той же аудитории резкое отторжение во всех иных случаях. Если население было оболванено при Сталине, что произошло с ним в хрущевскую эпоху? В результате какого воздействия у интеллектуальной элиты общества оказались заблокированы самые элементарные оценочные категории?

К хрестоматийным следовало бы отнести культ личности Брежнева, который без особых внешних свершений формировался в значительной мере именно пропагандой. Показательными являются недолговечность и дискретность эффекта, что позволяет усомниться в роли пропаганды как базиса этого явления.

На сломе советской государственности, казалось бы, обрывается череда формирующихся культов, но при желании их элементы можно видеть в том противоречивом отношении к М.С. Горбачеву, которое существует и сегодня. Ярлык «предатель» не клеят на наемного менеджера, это совершенно иной тип отношений.

Можно вспомнить и ту иррациональную любовь, вплоть до обожания, которая вспыхнула в обществе к Б.Н. Ельцину в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века.

Наконец, уже в условиях современной России, без особых, казалось бы, на то оснований, снизу начал формироваться культ В.В. Путина – отчасти как противоположности Ельцина, – чему официальная пропаганда не столько способствовала, сколько не препятствовала. Впоследствии мы наблюдали и более интересный феномен бархатной «передачи» части культовости как партии, так и президенту Медведеву.

Не исключено, что аналогичный метод мог быть применен и в 1953 году – с куда меньшими последствиями для государства. Что, однако, не было сделано в силу ряда как объективных, так и субъективных причин, о которых скажем позже.

Линию «череды культов» можно провести и в прошлое. В одной из глав мы констатировали явное существование основополагающего для советской идеологии образа В.И. Ленина. Но разве не те же чрезвычайно схожие явления мы видим в монархизме? Разве социально-экономические или классовые интересы были причиной Смутного времени, а не чехарда с престолонаследием? И разве не она имела такое влияние на умы, что чуть было не уничтожила государство?

Это удивительное свойство нашей страны – во всех ее ипостасях, будь то Российская империя, коммунистический Союз или нынешняя Российская Федерация, – приводит либеральных мыслителей в исступление. В сердцах наиболее дальновидные называют страну «тысячелетней рабой», остальные призывают искоренять рабское мышление, доставшееся от «совка».

Упоминание «совка» в этом контексте не должно удивлять, оно лишь демонстрируют идеологическую ловушку, в которую успешно загнали себя наши либералы. При Б.Н. Ельцине, на волне отрицания всего советского, предпринимались совершенно неразумные попытки позиционировать современную РФ как наследницу России царской. Естественно, в таких обстоятельствах никак нельзя было искать негативные проявления в истории до 1917 года. Все «зло» могло появиться лишь в СССР.

Но и марксистское учение не остается в стороне, напомним, что Н.С. Хрущев с многочисленными цитатами из Маркса и Энгельса доказывал порочность единоличного правления Сталина, его осуждение культа личности не вызвало у членов компартии отторжения, напротив, культ был однозначно признан преступным явлением.

Что же происходит со страной, если как минимум серьезный этап ее развития, а как максимум вся история были пронизаны некими культами? При том, что начиная с 1956 года эти явления спорадически осуждаются, а сегодня в политике и вовсе отрицаются – рассматриваются как проявления глубокого прошлого? В рассмотрении этого вопроса не обойтись без пусть и поверхностного, но анализа главных мировоззренческих концепций, через которые мы воспринимаем политическую реальность, и тех типов общества, которые они описывают.

* * *

Современная политика и политология, впитавшая основы марксизма и форсированно переучившаяся на либерализм, просто не в состоянии понять и объяснить суть происходивших процессов, она не имеет для этого подходящей теории и понятийного аппарата. То, как воспользовались образом В.В. Путина на выборах 2007–2008 годов, заставляет подозревать, что путь нащупывали в значительной мере интуитивно.

Марксизм и либерализм, служащие для подавляющей части общества главными понятийными аппаратами, в интересующем нас вопросе являются близнецами-братьями, равно отрицающими культ личности как явление архаичное и даже преступное. Это закономерно, так как марксизм во многом наследует либерализму, развивая через критику учение либеральных экономистов прошлых лет. Да, марксизм дает новые альтернативы, но первоосновой его служит тем не менее либеральная мысль.

Она проникнута экономическим детерминизмом, который наследует и марксизм. Общественные и политические процессы теории рассматривают, в первую очередь, через призму столкновения экономических интересов. Знаменитая фраза В.И. Ленина «Политика – это концентрированное выражение экономики» является ярким примером. О сходстве методологий свидетельствует знакомая каждому россиянину по газетным публикациям и телепередачам идея построения у нас в стране «гражданского общества». Та же концепция может быть выражена через марксизм как построение классового общества, в котором буржуазия (средний класс, класс собственников) из «класса в себе» превращается в «класс для себя» и берет в свои руки управление общественными процессами – вступает в классовую борьбу для отстаивания своих интересов.

Аналогично описан смысл пролетарской революции: на фоне все усиливающейся деятельности буржуазии пролетариат также обретает классовое сознание и вступает в классовую борьбу. Марксисты-меньшевики в этой связи блокировались с либералами Временного правительства – ведь следовало для начала построить в России класс буржуазии, «гражданское общество». Это большевики «прыгнули через формацию», начав строить социализм без стадии построения и развития капитализма.

Концепция классового (или гражданского) общества, развитие которого обусловлено экономическим детерминизмом, описывает тип так называемого современного общества. Не потому, что оно действительно современнее иных, само такое ранжирование типов общественных отношений задают рассматриваемые нами теории. В итоге, с одной стороны, мы имеем определение через самого себя, с другой – было бы странным, если бы теория называла описываемые отношения отсталыми или архаичными.

Так называют предшествующие отношения общества традиционного (или доиндустриального, примитивного). Либерализм и марксизм вышли из европейских буржуазных революций, которые «расчистили» капитализму дорогу через слом отношений «монарх – подданный» или – шире – всех отношений традиционного типа. Эти отношения отличаются солидарностью, иерархичностью и вне-экономичностью, что является непреодолимым барьером для развития капитализма – всеобщего «равенства возможностей» или равенства всех членов общества перед «невидимой рукой рынка».

В идеале современное общество строится на принципах индивидуализма: каждый человек окружен «сферой свободы», свобода каждого заканчивается там, где начинается свобода другого. Человек, таким образом, атомизируется, из члена общества он превращается в изолированного индивида, вступающего с окружающими в деловые взаимодействия в рамках своих интересов. Модель общественных отношений повторяет модель взаимоотношений рыночных.

Иерархия или равенство традиционного общества, его солидарные отношения считаются в этой связи преступными, если хотите, контрреволюционными. Они вмешиваются в рыночный механизм нерыночными методами, тормозя или делая невозможным его развитие.

Сегодняшние заклинания экономистов о недопустимости воздействия на экономику административными рычагами вытекают из тех же представлений. Один из элементов человеческой жизни, и не самый главный (в реальности далеко не все отношения строятся на принципах купли-продажи), возведен в роль главной движущей силы.

Существует глубоко проработанная концепция управления, которая рассматривает всю западную политику как частный случай рыночных отношений. И если читатель задумается над сутью парламентской демократии в ее сегодняшнем западном понимании, он наверняка найдет тому подтверждения.

Спонтанно возникающие отношения вроде культов личности не подвержены анализу через рассматриваемые нами теории. Их понятийный аппарат не способен дать понимания сути явления, так как сам этот аппарат зародился в капиталистической среде уже после слома отношений традиционного общества, он описывает капиталистические отношения и в других случаях мало применим. Вместе с тем теория «помнит» свои истоки и способна квалифицировать такие явления как порочные, неестественные и преступные. То есть как контрреволюционные в контексте буржуазных революций и последовавшей перестройки европейского общества.