Терновая цепь - Кассандра Клэр

улыбнулся своей доброй, рассеянной улыбкой, и в его необычных глазах вспыхнул свет. Кристофер не был красавцем в общепринятом смысле слова, и Грейс отлично знала, что многие люди, в том числе, ее мать, сочли бы его бесцветным и непривлекательным. Но Грейс встречала толпы привлекательных мужчин и знала, что красивое лицо и стройная фигура – отнюдь не гарантия ума, душевной чуткости и доброты.

– Я тоже рад, – ответил он. – Я уже давно хотел узнать, как вам здесь живется. Думаю, это очень смелый поступок – сдаться Безмолвным Братьям и позволить им изучать себя. Чтобы узнать, сделала ли ваша матушка… сделала ли она с вами что-нибудь ужасное.

«Он действительно ничего не знает». В этот миг Грейс осознала, что не хочет ничего ему рассказывать. По крайней мере, сейчас. Она понимала, что это нечестно, что это нарушение собственного обещания говорить только правду. Но разве Захария не сказал, что они собираются пока хранить в секрете информацию о ее способностях? Промолчав, она всего лишь выполнит приказ Безмолвных Братьев.

Кристофер переминался с ноги на ногу.

– Ну так вот, – смущенно бормотал он, – я на самом деле пришел потому, что хотел узнать, все ли у вас в порядке. Но не только поэтому.

– Вот как?

– Да, – сказал Кристофер и, торопливо порывшись в карманах брюк, выудил пачку каких-то страниц, аккуратно сложенных в четыре раза. – Понимаете, я уже некоторое время работаю над одним новым проектом – пытаюсь, так сказать, объединить науку простых людей и магию Сумеречных охотников. Видите ли, моя цель – изобрести способ отправки сообщений на дальние расстояния, и я кое в чем преуспел, но потом возникла неожиданная загвоздка, и сейчас я, можно сказать, зашел в тупик, и… о нет, теперь я запутался во фразеологизмах.

Увидев листы, исписанные неразборчивыми каракулями Кристофера, Грейс моментально успокоилась и вдруг поняла, что слегка улыбается.

– У вас научный склад ума, – продолжал Кристофер, – что очень редко встречается среди Сумеречных охотников, а Генри слишком занят, чтобы помочь мне, и я думаю, что остальным моим друзьям уже надоело, что их вещи неожиданно загораются. И вот я подумал, может быть, вы это почитаете? Я буду очень благодарен, если вы выскажете свое мнение насчет того, где я мог допустить ошибку.

Грейс улыбнулась по-настоящему, вероятно, впервые с того дня, когда… да, пожалуй, с того дня, когда она в последний раз видела Кристофера.

– Кристофер Лайтвуд, – ответила она, – я с огромным удовольствием помогу вам.

Когда он поцеловал ее, все тревоги, страхи, сожаления, отчаяние куда-то исчезли. Коснувшись ее губ, он неловко пошатнулся, оперся о фонарный столб. Он целовал ее жадно, снова и снова, перебирал ее волосы. Он все крепче прижимал ее к себе, совсем потеряв голову от страсти. Его поцелуи были сладкими, как сахар или леденцовые конфеты.

Она гладила его стройное тело, руки, которыми недавно восхищалась, мускулистую грудь под рубашкой. Кожа Мэтью была горячей, как у больного лихорадкой. Корделия запустила пальцы в его густые локоны – на ощупь они были не такими мягкими, как волосы Джеймса, – прикасалась к его щекам, притянула его голову ближе к себе.

Мэтью снял перчатки, и его ладони заскользили по алому бархату, потом он провел кончиком пальца по ее ключице, по вороту платья. Корделия негромко застонала и почувствовала, как он задрожал всем телом. Юноша уткнулся лицом ей в шею, и она слышала, как быстро-быстро стучит его сердце.

– Мы должны вернуться в отель, Маргаритка, – прошептал он, целуя ее шею. – Надо вернуться, боже мой, иначе я не вынесу и мы опозоримся на весь Париж.

Корделия смутно помнила обратную дорогу. Они нашли одежду, оставили на набережной оружие Мэтью и в каком-то странном полусонном состоянии вернулись в отель. Они несколько раз останавливались под темными арками и целовались. Мэтью прижимал ее к себе с такой силой, что ей было больно; ее прическа растрепалась, и он наматывал на пальцы пряди ее волос.

Это действительно похоже на сон, подумала Корделия, когда они проходили мимо стойки портье в гостинице. В какой-то момент ей показалось, что работник пытается привлечь их внимание, но они уже зашли в лифт, украшенный позолотой и хрустальными побрякушками, и начали подниматься. Корделия не смогла сдержать истерический смех, когда Мэтью, прижав ее к зеркальной стене, зарылся лицом в ее волосы. Обняв его за шею, она взглянула на себя в зеркало на противоположной стене. Девушка раскраснелась и почти походила на пьяную; рукав алого платья был порван. Может быть, это случилось во время стычки с демонами, а может, его разорвал Мэтью – она не помнила.

В номере было темно. Мэтью пинком захлопнул за собой дверь, одновременно трясущимися руками срывая с себя пальто. Его щеки тоже горели румянцем, и Корделия растрепала его золотые кудри. Девушка привлекла его к себе – они так и стояли у входа, но дверь была заперта, и они наконец остались вдвоем. Корделия никогда не видела у Мэтью таких глаз, они стали огромными и черными, как ночь, когда юноша снимал с нее плащ. Одежда с шуршанием упала к ее ногам.

Мэтью знал, как ласкать женщин. Длинные пальцы гладили ее затылок; она подняла голову, подставила лицо его поцелуям. «Пусть не думает, что Джеймс никогда не целовал меня», – промелькнуло у нее в голове, и она ответила на его поцелуй, усилием воли заставив себя забыть о муже. Она обвила руками шею Мэтью, ощущая прикосновение его нежных губ, стройного тела, чувствуя, как напряглись его мускулы. Провела кончиком языка по его нижней губе, и он снова задрожал. Свободной рукой он потянул вниз край ее платья, поцеловал обнаженное плечо, и Корделия услышала свой страстный вздох.

Кто это, отстраненно подумала она, кто эта смелая девушка, которая целуется с юношей в парижском отеле? Не может быть, чтобы это была она, Корделия. Это наверняка какая-то другая молодая женщина, беззаботная, смелая; о, она не будет напрасно страдать по мужу, который к ней равнодушен. Эта женщина желанна, ее любят по-настоящему; об этом говорили ей объятия Мэтью, его горячее дыхание, голос, произносивший ее имя, дрожащие руки – казалось, он до сих пор не мог поверить в свою удачу.

– Мэтью, – прошептала она. Она расстегнула его пиджак и гладила тело, прикрытое лишь тонкой рубашкой; он вздрагивал, когда она касалась его груди и живота. – Мы не можем… только не здесь… идем в твою комнату…

– Там беспорядок. Идем к тебе, – сказал он и, закрыв ей рот поцелуем, подхватил на руки. Распахнув высокие стеклянные двери, он