Пробирная палата - К. Паркер

– Что-то я не понимаю.

– Не понимаешь? – Поскай нахмурился. – Ладно, представь себе такое. У тебя есть сто двадцать тысяч самых лучших в мире воинов, и ты говоришь им, что не нуждаешься более в их услугах. В том смысле, что они сделали свое дело и могут теперь быть свободны. Что же они сделают? Не забывай, это профессиональные солдаты. Через шесть месяцев тебе понадобится еще четверть миллиона солдат только для того, чтобы избавиться от них, перебить или согнать с твоей земли. Нет, когда у тебя есть такая армия, у тебя уже не остается выбора. И вот теперь они добрались до нас.

– Поскай прав, – согласился Хеббекай. – По сути, у нас теперь два варианта: либо драться с ними, либо собирать вещички и убираться куда подальше. – Он покачал головой. – Извини, я думал, что ты и сам все поймешь. Из-за этого у нас и случилась гражданская война.

Темрай вскинул голову и изумленно посмотрел на генерала:

– Ты серьезно?

– Я думал, всем это очевидно. Они хотели свернуться и уйти после того, что произошло с Ап-Эскатоем. Таковы наши древние традиции – всегда возвращаться на равнины, как можно дальше от этих людей. Ты решил иначе. Сделал выбор. В результате мы получили гражданскую войну. Ну, разве не так? Поскай? Джасакай? Скажите же ему. Мне он не верит.

Темрай поднял руку:

– Вы хотите сказать, что я только что вел гражданскую войну, и никто не подумал объяснить мне, из-за чего она?

– Мы считали, что ты и сам все понимаешь, – пробормотал канцлер. – В конце концов, все ведь так очевидно.

Темрай откинулся на спинку стула и опустил голову.

– Нет, только не мне. Ладно, я хочу, чтобы вы пообещали мне кое-что. В следующий раз, когда мы соберемся воевать, пожалуйста, объясните, из-за чего мы это делаем.

Другой имперский дипломат, не столь представительный, но тем не менее вполне компетентный человек, с почти двадцатилетним опытом работы за спиной, высадился с торгового судна в Торнойсе, свободном порту, через который в последнее время проходило множество кораблей. Такое оживление объяснялось внезапно возросшей притягательностью Месоги.

Человека, сошедшего на берег, звали Полиорцис, и хотя он не был Сыном Неба – и вообще родился и вырос в провинции Мараспия, на другом краю Империи, – из привычной толпы, собравшейся на пристани Торнойса, его выделяло все и в первую очередь рост. Коренные жители Месоги, как и торговцы, ведшие с ними дела, отличались небольшим ростом, плотностью и, так сказать, функциональностью, как будто тот, кто создавал их, предпринял сознательную попытку вылепить как можно больше особей из ограниченного количества исходного материала. По контрасту с ними, уроженцы Мараспии представлялись образчиками противоположного подхода к процессу творения, граничащего с безрассудной расточительностью.

Пока рабочие занимались грузом, выкатывая бочки и вынося прочий хлам, именовавшийся товаром и служивший основанием считать прибывшего крупным торговцем текстилем, Полиорцис стал свидетелем довольно любопытной и показательной сценки, разыгравшейся неподалеку от пристани, у дверей небольшой лавчонки, сбывающей торопящимся посетителям всякую нужную в дороге мелочь.

Пропустить эту сценку вам ничего не стоило, а если бы вы и заметили что-то, то лишь краем глаза, и тут же забыли бы о ней, как о чем-то слишком банальном и не достойном внимания. Вот почему, помимо других причин, власти провинции, когда возникала необходимость провести скрытую разведку, предпочитали посылать обнаружить зерно информации.

Конечно, старик был пьян, тут и говорить нечего. Нарушал ли он при этом общественный порядок? Ответ на этот вопрос зависит от того, что считать установившимся общественным порядком применительно к данному конкретному месту. По мнению Полиорциса, пристань вообще и примыкающий к указанному выше магазинчику район в частности были тем местом, где громкое пение и размахивание руками, пусть и несколько более активное, чем обычно, но ни в коей мере не угрожающее, могло бы быть охарактеризовано в худшем случае как недоразумение, в лучшем – как нормальное проявление чувств. Учитывая, что старик был существом абсолютно безобразным, определенно не представляющим опасности для окружающих и при этом оказался неплохим певцом, единственным недостатком которого была ограниченность репертуара и некоторая забывчивость (из каждой песни он помнил не более пяти слов), Полиорцис не стал бы подходить к нему со строгими мерками. Конечно, у него на родине дела обстояли иначе – малейшее отступление от общепринятых норм считалось серьезным нарушением, как, например, выброс мусора из окна пятиэтажки, и каралось властями самым жестоким образом. На фоне здешнего пейзажа подвыпивший и поющий старик не вызывал негативной реакции окружающих, лишь некоторые из прохожих переходили на другую сторону улицы, демонстрируя свое неодобрение в такой мягкой форме.

Потому-то дальнейшее развитие событий и стало для гостя полной неожиданностью. Какой-то вышедший из таверны солдат остановился, схватил старика за ворот не поддающейся описанию рубашки и с силой ударил о дверь, после чего отступил, молча наблюдая за тем, как тело незадачливого певца сползло на землю, оставляя на деревянной панели кровавые пятна. Все это произошло на глазах по меньшей мере четырех прохожих, но ни один из них даже не повернул головы и вообще не проявил к инциденту никакого внимания. Все они сделали вид, что ничего не видят и не слышат. Но почему? Потому что привыкли к подобным происшествиям? Или потому, что проводимая властями политика не поощряет интереса граждан к общественной жизни? Для чужеземца это осталось загадкой. Старик затих и даже не шевелился, солдат пошел своей дорогой. Все было сделано быстро и аккуратно, как будто специально отрабатывалось на учебных занятиях, раз за разом, чтобы довести навык до совершенства.

Переварив увиденное и отправив его в архив памяти, Полиорцис направился вниз по улице, по направлению к лесоторговой бирже, где надеялся вдохнуть еще немного местной атмосферы. Почувствовать колорит и получить материал для последующего анализа. Он не прошел и двух ярдов, когда кто-то дотронулся до его плеча, заставив остановиться и оглянуться.

– Вы, похоже, заблудились, – сказал остановивший Полиорциса человек. Крупный, ничем особенно не выделяющийся, лысый, с дружелюбными серыми глазами, он, если не обращать внимания на рост, выглядел типичным аборигеном Месоги. – Ищете кого-нибудь?

Полиорцис ненадолго задумался.

– Вообще-то да, ищу.

– Тогда считайте, что нашли.

На незнакомце была светло-коричневая стеганая шерстяная рубашка, изрядно полинявшая и обтрепавшаяся на плечах, и лишь человек, много путешествовавший и профессионально наблюдательный, как Полиорцис, узнал бы в этих обносках военную форму Сконы, предназначенную для ношения под кольчугой. Когда-то, во времена богатства и могущества, Скона заказывала для своей армии самое лучшее, не похожее на нынешние неуклюжие кожаные доспехи, легкие и непрочные кирасы или причудливые и непрактичные подбитые комбинезоны, производимые на государственных предприятиях Перимадеи. Тот, кто создавал эту рубашку, делал свое дело с умом, вниманием к мелочам и ответственностью за результат.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});