Солнечный ветер (СИ) - Светлая Марина

— Что Милана фотографировалась для рекламы белья? — мрачно переспросил Наз. — Не сразу, потом узнал.

Она кивнула.

— Тогда он очень рассердился… видеть ее не хотел, ну и отправил в Рудослав. Если бы мы только подумать могли, чем все обернется. В конце лета у нас появился Стах. С очень… необычным, даже странным предложением… просьбой. Мне потом Саша рассказал. Стах… в общем, он попросил руки Миланы.

— Что?! — выдохнул Назар.

Наталья Викторовна снова кивнула, словно подтверждая, что он не ослышался.

— Саша согласился. Мое мнение он никогда не брал во внимание, в этом они с Миланой тоже похожи, — она горько усмехнулась, — но я думаю, что Стах чем-то его… принудил. Понимаете, Саша очень любил Милану, гордился ею, любил похвастать ее успехами. И он… ну вряд ли он искал ей такую партию, как Стах. Нет, возможно, если бы это было желание Миланы, — она задумчиво потерла лоб, давая себе короткую передышку. — Так или иначе, они договорились. Потом вернулась Миланочка, рассказала о вас, о ваших планах. Мы с отцом, вроде как, согласились, чтобы она ничего не заподозрила, от нас требовалось тогда просто занять ее чем-то — учебой, квартирой, откуда-то агентство взялось… в общем, чтобы она из Кловска ни ногой. А Стах должен был держать на расстоянии вас, чтобы вы не встречались. Вы были такие молодые, а в разлуке все забывается, нам так казалось. Только Милана… такая счастливая была, квартиру обустраивала, вас ждала, училась, стала очень много работать. А где-то через месяц снова появился Стах. Он позвонил Саше и велел ему устроить для Миланы срочную съемку, любую, главное, чтобы в определенный день ее не было дома. А я… я должна была впустить в ее квартиру актера, которого пришлет ваш дядя.

И Назар снова словно бы очутился в том дне. Милана не брала трубку. Он приехал, чтобы поговорить. И незнакомый парень в исподнем в дверном проеме квартиры, в которой они должны были жить вместе. Ему двадцать три. Он растерян. Он ни черта не понимает, что происходит. Ему только что душу вынули, а взамен наполнили образовавшуюся пустоту черной жижей ненависти, ярости, боли и ревности. Тогда его это чуть не убило. Выжил чудом. Помнил всю жизнь. Даже сейчас, когда начинал сомневаться в том, что ему все это не приснилось.

Вот он. Стоит на пороге квартиры Миланы. И видит.

А оказывается, видит не то. Не видит Стаха. Стаха там не было — и все же был. Как в такое можно поверить?!

Назар медленно откинулся на спинку стула и замер, глядя на Наталью Викторовну. Потом проговорил не своим, потускневшим голосом:

— Он никогда при мне… и Милана не говорила, что он к ней… ее… господи, да я ж у него благословения на брак просил, потому что отца у меня не было…

— Я знаю, что вы приезжали в тот день к Милане. Парень тогда потребовал доплату за то, что вы разбили ему лицо. А я подумала, что Саша прав и вы совсем не подходите нашей дочери с вашим прошлым и вашим характером, — Наталья Викторовна отвела взгляд. — Если б знать наперед…

— Бред какой-то… Бред! Почему она ничего мне не сказала?! Почему ни разу не пожаловалась, он же не мог не приставать к ней, если хотел… Это ж ненормально! Сейчас же не девятнадцатый век! — Назар растер лицо и снова вскинул взгляд на Наталью Викторовну, все еще не понимая. Стены шатались. Мир шатался. — Ладно, а потом что было? Почему не сложилось-то? Хозяйкой в Рудослав она не вернулась.

— Потом… Потом, спустя несколько дней, был ужин. Я пригласила Милану к нам, и Стах сказал ей о своем намерении жениться на ней. Это было ужасно. Милана сразу заявила, что это невозможно, но и Стах, и Саша отметали любые ее аргументы, пока она не сказала, что беременна. Мы были в шоке, а Стах совсем не удивился, говорил о том, что он знает и ему все равно. Саша заявил, что либо Милана выходит замуж за Стаха, либо он оставит ее без ничего — без квартиры, без денег, без всего. И она ушла. Просто встала — и ушла. Навсегда, — Наталья Викторовна судорожно всхлипнула и со вздохом договорила: — Вот поэтому я никогда не видела Данечку до этой зимы.

— Навсегда…

Она ушла навсегда от них. А после звонила ему. Единственному человеку, на чью помощь должна была рассчитывать по всем законам человеческим. А он ей… он ей такое… Она его любила — а он ее так. Потому что в тюрьму не пришла. Назар сглотнул. Отодвинул чашку. Руки дрожали, как у наркомана. Вторые сутки уже.

Она в тюрьму не пришла, потому что он Стаха просил ее позвать. Именно Стаха. Не Лукаша, не мать.

Но по всему выходило, что Милана и не знала ничего.

Не знала.

Он ее бросил беременную просто так, без причин. Нет ни единой.

— Я его удавлю, — прохрипел Назар, уже больше не глядя на Наталью Викторовну. Сейчас он вообще ничего не видел.

Она вздрогнула и жалобно проговорила:

— Только я прошу вас, пожалуйста, не говорите ничего Милане. Она меня никогда не простит, а у меня, кроме нее и Данечки, больше нет никого. Прошу вас!

— А мне вы зачем сказали? Вот это все мне — зачем? Чтоб сдохнуть? Вы понимаете, что я натворил потом?! Вы понимаете, что она в жизни больше мне не поверит? Что я даже приближаться к ним с Данилой после такого не должен!

— Вы и сейчас творите… — почти шепотом пробормотала Наталья Викторовна. — Я не знаю, что между вами произошло. Милана никогда не рассказывала. Но я услышала сегодня, как вы… что вы ей наговорили. А она… Все ведь совсем не так. И Олекса — вы, может быть, не знаете — он просто ее друг, очень давний, с самого детства.

— Вы думаете, я себя мог в руках держать, когда они меня не пускали? Я не хотел отказываться ни от Миланы, ни от ребенка! Ваш же муж меня из общественной приемной вышвырнул, когда я пришел, чтобы узнать, где она… ладно, допустим, это я говно человек, не поверил ей. Но вы-то с ней так за что? Ей было всего двадцать лет, вы же говорите, что любили ее!

— Как показало время, она справилась и без нас. А я бы без мужа не справилась. Я не могла пойти против него, не посмела.

— Потому вы девчонку заставили хлебнуть… и я заставил… — Назар снова растер лицо. Этот разговор выжал из него последние соки. Прикончил его. Превратил все, во что верил, в пыль.

Главное он поймет еще через несколько часов, когда будет и дальше подпирать собой двери в Данину палату. Главным окажется то, что Милана в действительности его ждала. Она и правда его ждала. И в тот день, когда он стоял на пороге ее дома и думал, что это конец, она все еще строила свое будущее с ним. То самое, которого не случилось, потому что он сплоховал.

Умойся, Шамрай. Ты и правда мразь. Еще хуже мразь, чем считал до этого дня.

Придвинув стул к столу, он бросил еще один взгляд на Наталью Викторовну и устало пообещал:

— Я ничего Милане не скажу. Но от Данилы больше не откажусь, так и знайте. Вам всем придется смириться, что я в вашей жизни насовсем.

— Только не обижайте их. Даня говорил… — но она вдруг оборвала себя на полуслове и слабо улыбнулась. — Если уж захочется кого-то винить — вините меня.

— А вам не противно было? От того, к чему вы ее принуждали?

— Я надеялась, так будет лучше.

— Ясно.

Но ни черта ему было не ясно. И еще нескоро станет.

Он будто бы не свою жизнь прожил. В тридцать семь лет он узнал, что у него отняли его жизнь, какой она должна была быть. И вместе с тем осознавал, что он сам заслужил ту, что случилась. Своими поступками, своими словами и своими мыслями. Сколько ж в нем было дерьма, если он и Милану считал наполненной им?

Нажраться хотелось, как ночью, но бухать сегодня он уже не стал бы. Это все надо было переваривать на трезвую. Переваривать и молчать, потому что, мать твою, он этой дуре перепуганной слово дал. Не было ему ее жалко, но жалко было Милану. Она только наладила отношения со своей матерью, даже если та не заслуживала, а отнимать их друг у друга снова — нельзя. А еще Назар знал, что не заслуживал тоже. Ничего не заслуживал. У Натальи Викторовны хотя бы сейчас хватило сил признаться, пусть уже нельзя ничего исправить. А он? Жил во лжи и даже озвучить не смог. Слово «сын» первой произнесла Милана.