Правила первокурсницы (СИ) - Сокол Аня

Я попыталась повернуть голову, попыталась поднять руку и коснуться волос. И поняла, что не могу шевельнуться. Знаете, однажды охотники папеньки смогли поймать в горах рысь. Кошка была очень злой, она была готова разорвать каждого, кто приблизиться. Но ей этого не позволяла веревка на шее. Ловчая петля на длинной палке, не дающая зверю двинуться. Как не давали сейчас двинуться мне.

Я сидела в кресле, словно одна из кукол во время игрушечного чаепития. Кукла, которая не могла сама даже повернуть голову. И вместе с этим не чувствовала вокруг никакой магии, ни одного зерна изменений. Ничего, совсем, как со статуей, что вращала головой. Я не могла даже этого. И только глаза еще принадлежали мне. Все что я могла, это смотреть на Оуэна. Иногда взгляд — это очень много. Иногда он сильнее, чем прикосновение.

— Нет! — вдруг четко и громко произнес Крис.

И в его синих глазах появилось что-то необычное. Что-то привычное, вроде злости, и что-то новое, вроде страха. Страха за меня. Страха, которого, по странному стечению обстоятельств, не испытывала я. И не потому, что такая смелая, а потому, что еще не успела осознать, происходящее. Что кто-то… Что сделал? Нанизал меня на булавку, как радужную бабочку с Чирийских гор?

— Нет! — повторил Крис, поднимаясь.

— Мистер Оуэн, — начал управляющий таким тоном, каким гувернеры разговаривают с непослушными учениками, — вам нужен я, а не она… — Он бросил на меня обеспокоенный взгляд.

— Уверен? — непонятно у кого из них спросил черноглазый.

Игла, что все еще была воткнута мне в шею, вдруг шевельнулась и заставила шевельнуться меня, резко склонить голову на бок, словно серую найку. И знаете что? Это оказалось неожиданно больно. Я бы закричала, но… Не получилось даже открыть рот. Кукла на игрушечном чаепитии не может сама взять чашку и отпить из нее воображаемый чай, за нее это должен сделать ребенок. А еще он может оторвать куколке голову и даже не задуматься о сделанном.

Кричать я не могла, но боль отразилась в моих глазах, перелилась через них и потекла по щекам горячими слезами. Это стало решающим для Оуэна.

— Не смей, — проговорил он, и его голос был едва слышен от переполнявшей его ярости.

— А кто мне помешает?

Игла в моей шее снова дернулась, заставляя выпрямиться. Ее лед пополз по позвоночнику, коснулся лопаток, а потом спустился ниже к талии, я почти не чувствовала спину, словно всю ночь пролежала на холодной земле, но это никак не сказалось на боли, которая сидела гораздо глубже, в самих костях, что стремительно обрастали ледяным панцирем.

— Убери от нее… — Кристофер не договорил, и думаю, я знаю почему.

Потому что серый наверняка сидел в кресле и обе его руки покоились на подлокотниках. Я не знаю, откуда во мне взялась эта уверенность, но это было именно так. И угрозы Криса выглядели, мягко говоря, несостоятельными, как угрозы пьяного матроса, которому показалась грубой паровала лапа.

— А иначе? — уточнил бывший лакей, и один из серых псов, что сидели у стены, рассмеялся.

— Джентльмены, я уверен, что леди… — Мистер Вильетон тоже поднялся вслед за Крисом.

— А иначе я сломаю тебе… тебе… тебя. Я сломаю тебя.

Холод захватил плечи, расползаясь дальше по рукам, я почти не ощущала собственного дыхания.

И тут что-то изменилось, как водится не в лучшую сторону. Знаете, как бывает, всё остается на своих местах, и вместе с тем, неуловимо меняется. Ты знаешь это, чувствуешь, и остальные тоже. По залу пронесся сухой ветер, что дует по весне с Чирийских гор. Ветер, что не тронул в зале ни одного листка бумаги, что лежали на столах, но легким прикосновением прошелся по коже, изгоняя из моего тела холод.

— Она давно наша! — рявкнул бывший лакей. — Наша с потрохами, волк.

— Нет! — прошептал Кристофер и черноглазый просто подавился следующим словом, захрипел, совсем, как мистер Истербрук, когда подавился радужной форелью.

Где-то со стуком упал на пол стул или что-то еще. А ледяная игла в моей шее растаяла, как попавшая на солнце сосулька. Я откинулась на спинку кресла, ощущая предательскую слабость в коленях и облегчение, от которого так и хотелось разреветься.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Джентльмены… — Мистер Вильетон казался растерянным.

— Замолчите, — огрызнулся Оуэн.

Он стоял рядом со столом управляющего, прямой, как стрела и такой же напряженный. А невидимый ветер продолжал метаться по залу, не находя выхода и заставляя то одного, то другого работника поднимать головы. Я услышала, как кто-то охнул.

— Замолчите все!

Ветер ударился в стену, раздался звук, очень похожий на тот, что издает колокол дев в часовне. Правда, раздался он только в моей голове, но услышали его все. Услышали внутри себя. Ветер, словно запертый в четырех стенах зверь, бросился в противоположную сторону. Я увидела, как девушка, что помогала мне чистить одежду, обхватила голову руками и упала на колени. Ветер налетел на окно, которое издало едва слышный звон, отпрянул, налетел прямо на меня. И я снова ощутила его прикосновение к чему-то внутри тебя. Легкое и немного колючее, как укусы насекомых и шерстяная шаль. Ветер, который не был настоящим, ветер, в котором не было ни одного зерна изменения.

И все-таки, он был. И все-таки, это была магия. Теперь я знала, какая именно. Знала это точно так же как и то, что меня зовут Ивидель Астер. Видела такое раньше. Мало того, участвовала. Только тогда это был не ветер, заставляющий людей обхватывать головы руками, и имеющий мало общего с магией воздуха, которую так любила Гэли. Тогда это был огонь. Жар, который одна маленькая девчонка подхватила с факела и швырнула на доспехи сына сквайра. Тогда вместо стен украшенных вензелями было ристалище, вместо статуй и украшений — улюкающие зрители, пришедшие посмотреть на рыцарский турнир, в котором участвовал мой брат.

Это было пробуждение силы, напугавшее меня едва ли не до икоты. Первый выплеск — самый неожиданный, самый неконтролируемый.

— Что происходит? Что вы делаете? Охрана… — говорил управляющий банком, но его голос становился все тише и тише. Да и рыцарям-охранникам было сейчас явно не до него и не до часов, рядом с которыми, они стояли. — Что… Что… Прекратите. Пожалуйста, прекратите, я сделаю все что угодно, только прекратите…

Управляющий почти упал на стол, схватил дрожащими руками перо и поставил на листе сперва кляксу, а потом торопливую подпись. Правда, это не помогло, невидимый ветер лишь набрал силу. Перо выпало из пальцев мистера Вильетона. И он со стоном сполз куда-то за стол.

Крис вздрогнул и теперь уже сам схватился за голову. И я его понимала, тоже хваталась, неосознанно добавляя жара на доспехи соперника брата по поединку. Я не знала, как это остановить. Первый выброс вообще редко поддается контролю, но за него не наказывают отрезанием от магии и рабством, так как за второй. Мой огонь остановил крик брата, а еще ласковые руки маменьки, которая, не боясь обжечься, обняла свою огненную дочь. Именно это остановило меня.

А кто остановит Криса? Кто не побоится невидимого ветра, что заставляет людей со стоном падать на пол и держаться за головы, словно у них всех разом разыгралась нешуточная мигрень? Всех людей. Кроме меня. Я не ощущала ничего неприятного, скорее уж наоборот, ветер ластился ко мне, как ласковый щенок к хозяйской руке, едва ощутимо покусывая кожу.

Кто поможет чужаку-барону? Кто осмелится?

Кто-то в зале заплакал.

— Остановите это, прошу, — простонала Элиза.

Да, за пробуждение силы мага не наказывают, но пострадавшим от этого не легче. Я вспомнила обгоревшего сквайра, шрамы остались с ним на всю жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пошел прочь! — за кричал кт-то и за спиной. Но я не стала оборачиваться, даже если там наступало второе пришествие дев, оно подождет. Я встала с кресла и сделала шаг вперед. Кристофер стоял рядом со столом управляющего и раскачивался из стороны в сторону. На миг наши глаза встретились, и в его я увидела растерянность и злость. Но на этот раз он злился на себя, на свою неспособность остановить, то, что так неосторожно начал.