Хочешь мира… (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович

Оттуда уже бегут инженеры, учителя и высококвалифицированные специалисты. Растёт уровень бандитизма. Ну и закон «вымывания „хороших денег“ работает вовсю. Золота там не было в ходу и в недавние „времена процветания“, всё лежало по специальным заначкам, на „чёрный день“. А теперь из обращения исчезает и серебро! И об этом мне заботиться приходится именно мне…»

Нью -Йорк, ресторан в цокольном этаже небоскрёба «Утюг», 10 июня 1912 года, понедельник, вечер

— Мистер Воронцов, каковы ваши впечатления от сегодняшней церемонии?

— Ladies first[4]! — отшутился я. — Давайте начала выслушаем мою драгоценную супругу! В конце концов, она впервые встречалась с Президентом Соединённых Штатов!

— О’кей! — покладисто согласился корреспондент «Нью-Йорк Таймс». Тот самый, кстати, который в своё время написал, что я «бросил вызов Эдисону».

В его редакции отчего-то решили, что у него «установился плотный контакт» со мной, и от своей газеты присылало брать интервью только его. Теперь мы решили эти воспользоваться.

Натали, как и было условлено, мило что-то прощебетала о прогрессе и процветании, которое несёт Соединённым Штатам открытие Панамского канала, о том, что теперь, наконец-то, почти исчезнет разница в ценах между Западным и Восточным побережьями, и о том, как мы рады, что наш Холдинг внёс посильную лепту в ускорение этой великой стройки. Журналист задал ей несколько уточняющих вопросов и переключился на меня. Всё же, хоть моя Натали и получила титул «некоронованной королевы успешных женщин», «русским Эдисоном» и главой Холдинга «Норд» в глазах всех являлся именно я. И моё мнение интересовало газетчика куда сильнее.

— Разумеется, я полностью согласен со своей женой! — широко улыбнулся я. — Но она слегка недоговорила. Многие считают, что Американский Фронтир исчез в начале этого года, после присвоения территориям Нью-Мексико и Аризона статуса штата[5]. Я же уверен, что Фронтир исчезает тогда, когда начинается не ограниченное по объёму и недорогое перемещение людей и грузов.

Я сделал паузу, глянул ему в глаза и отчеканил:

— Фронтир в Америке исчез сегодня!

Потом опустил голову и тихо, как бы для себя пробормотал:

— Он остался только в России…

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Разумеется, это не были мои последние слова. Я много говорил о том, как я рад, что теперь каждый американец станет жить ещё лучше и богаче. Что наш Холдинг везет сюда товары, что и в этот раз мы привезли новинки, которые заинтересуют многих… Т. е. бросал ключевые фразы на разные темы. В конце концов, у нас в этой поездке много целей, пусть интервью послужит каждой из них…»

Нью-Йорк, филиал Холдинга «Норд», концеренц-зал, 11 июня 1912 года, вторник

— Мистер Воронцов, вы заявили корреспонденту «Нью-Йорк Таймс», что Соединённые Штаты утратили статус нации Фронтира, и теперь это звание перехватила Россия!

Я в ответ только кивнул, хотя ничего подобного не говорил. Но корреспондент не подвёл наших ожиданий и в очередной раз извратил сказанное, представив сказанное в максимально задевающем чувства читателей виде.

— Так вы что, зовёте американцев ехать к вам в Беломорск?

— Я всегда звал к нам в Беломорск американцев. Инженеров, писателей, учёных, предпринимателей, репортёров. Джек Лондон, Марк Твен, Роберт Вуд, Элайя Мэйсон, Езекия Смит — вот самые известные имена тех, кто навещал нас. Одни остались надолго, другие погостили считанные недели, но всем им мы были рады. Были у нас и многие сотни менее известных американцев, многим из которых так понравилось, что они решили остаться…

— И вы зовёте новых? — перебили меня выкриком с места.

— Нет. Хоть, как я уже говорил, мы всегда рады американцам, вы ошибаетесь, причём ошибаетесь дважды! Во-первых, я не заманиваю. Я просто думаю, что многие, кто привык дышать воздухом Фронтира, захотят перебраться к нам. А во-вторых, в Беломорье уже тоже не фронтир. У нас там носятся курьерские поезда, регулярно ходят корабли, а электричества больше, чем где бы то ни было в мире. У нас там лучший в мире, по моему пристрастному мнению, университет и комплекс лабораторий.

Я передохнул, отпил содовой из стоящего передо мной стакана, и продолжил:

— Нет, леди и джентльмены! В Беломорск стоит ездить, чтобы увидеть образ Будущего, увидеть то, как будут жить остальные города лет через двадцать-тридцать. А некоторые — и через сорок-пятьдесят!

Зал зашумел, как рой рассерженных пчёл, но я продолжил:

— Русский Фронтир я вижу совсем в другом месте!

— И где же? — уточнила какая-то-то дама, по виду — типичный «синий чулок».

— Я планировал рассказать об этом чуть позже. Сначала была запланирована презентация новейших материалов и прочие любопытные новинки нашего Холдинга. Но, раз уж так сложилось… Давайте поменяем порядок. И я поведаю вам, где теперь мы видим Русский Фронтир.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Именно тогда термин 'Русский Фронтир» и был впервые вброшен широкой общественности. Я поведал им всё то, что вы можете найти в моей официальной биографии — расширение и модернизация порта Дудинка, строительство города Норильск и дороги между ними, освоение двух первых медно-никелевых норильских месторождений, добыча угля, обнаруженного ещё экспедицией Александра Миддендорфа, строительство крупных ТЭЦ в Дудинке и Норильске и горно-обогатительного комбината, резкое расширение пароходств на Енисее и Ангаре, расширение сети факторий в Сибири и создание сети оленеубойных пунктов на Севере…

Когда они сидели потрясённые масштабом (а я очень постарался именно оглушить масштабом) и думали, что это уже всё, я их добил сообщением, что «это только первый, малый этап». Включающий помимо перечисленного и строительство ГЭС в городе Иркутске, мощностью в шестьсот тысяч киловатт!

И что на втором этапе мы планируем резко расширить энерговооруженность тех мест, построив целую цепочку ГЭС на Ангаре и Енисее и промышленного кластера, который будет всё это потреблять. Уж поверьте, я вложил всё своё умение делать презентации в то, чтобы потрясти их. А как же иначе⁈ Я ведь знал, что обманываю их. Что лишь немногое из этого я стану делать до Мировой войны. И совершенно не предполагал, удастся ли хоть что-то из этого мне сделать потом. Именно мне. Страна-то это сделает обязательно. Когда-нибудь.

Я обманывал их по простой причине — мне были очень нужны их деньги!'

Нью-Йорк, квартира Воронцовых, 11 июня 1912 года, вторник, вечер

Прежде чем открыть, в дверь, как и положено, постучали, но потом распахнули, не дожидаясь ответа. Я уже открыл рот, чтобы отчитать прислугу, но, увидел, кто вкатил столик с небольшим электрическим самоваром и несколькими тарелками с выпечкой… И так ничего и не сказал. Этого обормота воспитывать бесполезно. Он сам всё прекрасно знает. А если что-то не соблюдает, то только потому, что твёрдо убеждён — именно сейчас так надо. И скорее всего, через несколько минут ты сам согласишься, что надо было именно так.

— Осип, что ты тут делаешь? — всё же попыталась сурово нахмурить брови моя Натали.

— Я — Остап! — так же хмуро и сурово ответил он.

* * *

Ну, если смотреть в документы, то всё же Осип. Осип Беньяминович Шор, тринадцати лет от роду. Переехал в Беломорск вместе со старшим братом Натаном два года назад. Только если вы решили, что это старший брат переехал и взял с собой младшего, то вы плохо знаете нашего Остапа!

Тогда, отучившись четыре года в гимназии Илиади[6], он пришёл к деду и потребовал — именно потребовал, а не попросил — дать им с братом рекомендательное письмо в Дружину «Прогрессоров», что в Беломорске.

«А не то сами сбежим!» — предупредил он.

В ответ в лучших традициях одесского воспитания дед для начала раза три крепко всыпал ему ремня. Когда не помогло, выпорол при нём старшего брата, причём так, что тот два дня отлёживался, да и потом неделю спал на животе.