Альбинос (сборник) - Андрей Левицкий

Подняв карабин, он полез следом, за ним стал подниматься омеговец.

Кузов поперек разделяла решетка от пола до потолка, из проема можно было попасть в обе половины, и я шагнул в правую, но Влас крикнул:

– Назад, я сказал! Для тебя тут место приготовлено.

В левой половине между боковыми стенками на высоте поясницы висела цепь. Сняв с пояса длинные наручники, Влас приказал омеговцу перехлестнуть их через нее и надеть на меня, а сам, отойдя к решетке, поднял карабин – каким бы агрессивным и самоуверенным ни казался помощник моей сестры, все же он предпочитал зря не рисковать.

Они ушли, не закрыв ворота, и я прошелся вдоль цепи. Никакой мебели в отсеке не было, на железном полу валялось драное пальто, в углу стояла миска и ржавый кувшин, закрытый крышкой на пружинке. Я только успел подойти к решетчатому окошку, как в проеме снова появился Влас. Два омеговца внесли следом человека на носилках.

– Сюда кладите, – скомандовал здоровяк, показывая на дальнюю часть второго отсека. – Нет, с носилок снимите, пусть так валяется.

Звякнув наручниками, я шагнул к решетке, и цепь натянулась, не позволяя подойти вплотную. Это был Орест, которого одели в грязные штаны и шинель без пуговиц. Когда наемники положили его на спину, старик не шевельнулся и не издал ни звука. Насколько я мог разглядеть, глаза его были закрыты.

Омеговцы вышли, за ними к лесенке направился Влас.

– Он жив? – спросил я.

Он не оглянулся, и я повторил громче:

– Эй! Мы никуда не поедем, если…

Влас спрыгнул на землю, и в проеме появилась голова Миры. Окинув взглядом отсек, она сказала:

– Жив. Лекарь напоил его каким-то зельем, он проспит долго, можешь не звать его.

Ворота закрыли, и стало темно, лишь тусклые отблески лились через окошко. Орест лежал неподвижно, я не слышал его дыхания. Несколько раз окликнув учителя и не добившись ответа, я сел под окном, скрестив ноги, и стал смотреть наружу. С этой стороны вездехода стояли два сендера – приземистые, со всех сторон, будто заплатами, покрыты сваренными в единый панцирь кусками железа. Крышек на багажниках не было, в них стояли прикрученные к днищу высокие вращающиеся сидушки с пулеметами на легких турелях. Пулеметчик мог при необходимости укрыться в багажнике, но борта там были тонкие, слишком слабая защита от пуль, к тому же придется бросить пулемет, поэтому стрелки носили кольчуги со стальными наплечниками, а вместо черных шлемов из пластика, как у всех, темно-серые – железные.

Со стороны Большого дома показались мои брат с сестрой. Мира опять была в черной форме с золотым шевроном на рукаве, Марк надел плащ до пят, голову скрывал большой остроконечный капюшон – я узнал его только по легкой скользящей походке. На ремне за спиной висел черный футляр в форме полумесяца. Они прошли к кабине вездехода, и омеговцы начали рассаживаться в сендеры.

Марк больше не появился, а Мира вскоре вернулась вместе с Власом. От машин к ним подошел пожилой сержант, сестра что-то сказала ему, он кивнул и поспешил к воротам. Мира и Влас ушли, омеговцы сели в машины. С другой стороны кузова донесся тихий вздох, я вскочил и шагнул к решетке, позабыв про цепь – которая тут же натянулась, не позволяя подойти ближе.

– Орест! – позвал я.

Он зашевелился в темноте, зашуршал шинелью, потом застонал и пробормотал что-то.

– Орест!

Старик затих. Где-то рядом раздался лязг, и я вернулся к окну. Опять лязгнуло – совсем близко, кажется, внизу. Приникнув к прутьям, я посмотрел туда.

Почти под бортом вездехода была решетчатая крышка люка, ведущего в древнюю канализацию. Помнится, в детстве нам запрещали лазать туда, пугая всякими тварями, мутантами и безумными бродягами-людоедами, которые живут под городом. Это, конечно, нас бы не остановило, да вот только проникнуть вниз было все равно слишком трудно: большинство канализационных колодцев, приходящихся на территорию Большого дома, засыпали щебнем и землей, входы в остальные замуровали или поставили круглые решетки и навесили на них замки.

Но почему-то замок на этом люке был открыт. Крышка его медленно отъезжала в сторону.

Она сдвинулась еще немного и замерла. В узком темном проеме, куда я бы не смог пролезть, возникла голова в берете.

– Инка! – шепотом позвал я.

Голова дернулась, повернулась влево-вправо, поднялась.

– Инка, сюда!

Она выбралась, присев на корточки, снова повертела головой, вдруг подскочила, оттолкнулась от края платформы, взлетела выше и вцепилась в прутья. Розовощекое лицо по другую сторону окна оказалось вровень с моим.

– Как ты сюда попала? – шепотом спросил я.

– Есть способы, – важно ответила девочка.

– Тебя Чак послал? Или Дэу?

Она засопела.

– Никто меня не посылал, я сама везде хожу. Малой меня попросил…

– Чак? Он сбежал из «Крылатой могилы» один или с киборгом?

– Сбежали, сбежали. Малой и старик. Внизу спрятались, у крабодиан.

– Крабодиане? Это ведь секта какая-то старая, Орден ее разогнал. Они что, живут под Херсон-Градом?

– Живут. Крыс разводят бойцовых и грибы, наверх торгуют. Малой их знает, у них кантовались, потом он к механику своему пошел…

– Замри! – прошептал я.

Она застыла, глядя на меня. Я тоже замер. По двору всего в нескольких шагах за спиной девочки шли Мира и сержант. Сестра говорила, резко жестикулируя, сержант хмуро слушал.

– Кто? – беззвучно шевеля губами, спросила Инка.

Я качнул головой. Мира и омеговец остановились лицами друг к другу, вполоборота к нам. Сержант что-то сказал, показывая на вездеход, Мира начала поворачивать голову, я сунул руку между прутьями, уперся в лоб Инки, готовый сбросить ее с борта, да вот только не было уверенности, что девочка успеет сообразить, что к чему, и сразу нырнуть в люк.

Двигатель вездехода, утробно взревев, заработал. Кузов затрясся, дрогнул пол. Мира, так и не повернувшись, что-то зло бросила в лицо сержанту, крутанулась на каблуках и поспешила к кабине. Омеговец постоял, глядя ей вслед, сделал неприличный жест и направился к сендерам.

– Оружие! – зашептал я, подавшись к самой решетке и едва не ткнувшись носом в щеку девочки. – Есть у тебя какое-то оружие?

– Нету! – пискнула она. – Малой забрал, сказал, не нужно с собой! Только вот…

Удерживаясь одной рукой, она второй сдвинула подвязанный ленточкой берет на затылок, сунула под него руку, покопалась в своих желтых косичках и достала длинную заколку в виде кинжала. Я выхватил ее из пальцев Инки.

Теперь работали двигатели всех машин, гул и чад выхлопов наполняли двор.

– Это секретная заколка, замки вскрывать. А ты деда моего видел? Он где-то здесь должен быть…

– И это все? Еще что-то есть?

– Нету! Где дед мой? Он живой?

– Живой. Так зачем ты пришла?

– Узнать, что с тобой здесь делают. И с дедом. Поэтому малой оружие забрал, сказал: если с ним меня тут поймают, то могут убить, а так скажу, просто украсть хотела чего, вориха я просто, а не бандитка…

Одна машина поехала, вторая плюнула черным клубом из трубы под багажником, затряслась и тоже тронулась с места. Ее догнал молодой солдат, который приковывал меня к цепи, вспрыгнул на багажник, взгромоздившись на сидушку возле пулемета, стал пристегиваться ремнем.

– Слушай! – лихорадочно зашептал я Инке. – Тебе надо сказать Чаку, то есть малому…

Вездеход содрогнулся всем своим большим, тяжелым, железным телом и поехал.

– …Скажешь ему, чтобы…

– Что? – зашептала Инка сквозь гул и рев. – Не слышу! Дядька, мне прятаться надо, спаймают!

– Подожди! – Я сжал ее пальцы, обхватившие прутья решетки, не позволяя спрыгнуть, и зашептал громче. Несколько мгновений она слушала, а вездеход набирал ход, и темный проем возле сдвинутой крышки люка уплывал все дальше из-под ног висящей на борту девочки. Потом она задергалась, пытаясь высвободиться.

– Ты поняла?! – зашипел я. – Повтори!

– Поняла, нет времени! Отпусти, дядька, спалюсь!

Я разжал пальцы. Девочка спрыгнула, на четвереньках бросилась к люку и нырнула в него.

* * *

Мы покинули город не тем путем, через который я и Чак попали сюда, – увидев городскую стену далеко справа, я понял, что караван выехал из Херсон-Града гораздо севернее.

Я заснул, когда уже начало светать, завернувшись в пальто под окном, и проснулся, потому что услышал:

– Мутант! Эй, сюда гляди!

На пол рядом что-то упало и подскочило, вращаясь. Я поднял голову. Влас заглядывал в незамеченный мною раньше люк в крыше.

– Ты! – повторил он. – Зенки открывай!

Я сел, поднял ржавую гайку, которую он кинул в меня, подбросил пару раз на ладони и швырнул вверх. Получилось удачно – Влас дернулся, но гайка стукнула его по лбу и свалилась обратно.

Здоровяк зарычал, сунул в люк ствол карабина и выстрелил. Пуля ударила в пол возле колена, со звоном срикошетила к стене, звякнув о прут решетки, вылетела наружу через окно. Я не пошевелился.