Крик ворона - Дмитрий Вересов

Провожали Таню всей семьей. Когда на крытую четвертую платформу подали красновагонный поезд, все зашли в купе, оказавшееся двухместным, посидеть с Таней на дорожку.

– Вы тут смотрите, берегите себя, по столовкам не питайтесь, – сказала Таня. – А вы, Дмитрий Дормидонтович, лекарство принимать не забывайте. А то если я не напомню…

– Слушаюсь, начальник, – с усмешкой отозвался Дмитрий Дормидонтович.

– Ты папу и деду слушайся, будь умницей, – сказала Таня Нюточке. – А я тебе что-нибудь привезу. Что тебе привезти, а?

– Сестричку или братика, – мгновенно отреагировала Нюточка.

Черновы, не сговариваясь, хмыкнули. Таня на секунду отвернулась к окну.

– Это вряд ли получится, – сказала она. – Выбери что-то другое.

– Тогда Барби и маленького крокодильчика.

– Договорились. А тебе что привезти? – обратилась Таня к Павлу.

– Себя. Больше мне ничего не надо.

Она сжала его ладонь и прижалась щекой к щеке.

– Ты без меня не впадай в тоску, пожалуйста, – тихо сказала она. – Сам ведь настаивал, чтобы я ехала. К тому же не один остаешься.

– Не один, – повторил он.

– Ты на эту зиму загрузись чем-нибудь толковым, – сказала она несколько громче. – Лекционный курс возьми, помнишь, предлагали. Или сядь за большую статью. Тогда и скучать некогда будет. А с домом и без тебя управятся, правда?

Она посмотрела на Дмитрия Дормидонтовича.

– Управимся-управимся, – заверил тот. – С такой помощницей как не управиться. – Он погладил Нюточку по головке.

В открытой двери показалась подтянутая, отутюженная проводница.

– Товарищи, отправление через две минуты. Кто провожающий, прошу на выход.

Первым поднялся Дмитрий Дормидонтович. Он подошел к Тане, наклонился к ней и поцеловал в щеку.

– Ну, счастливого пути тебе… доченька.

У Тани непроизвольно дернулись уголки рта.

– До свидания…

Нюточка бросилась Тане на шею.

– Мама, приезжай поскорее, ладно?

– Уж как получится, кисонька… Заботься о папе с де-дой – ты теперь за хозяйку остаешься.

Дмитрий Дормидонтович взял Нюточку за руку и вывел в коридор. Таня крепко обняла Павла и стремительно поцеловала в губы.

– Ну, иди же!

Он вышел, пятясь и потерянно глядя на нее. Таня посмотрела ему вслед и обернулась на стук в окошко. Прижавшись лбом к стеклу, ей отчаянно махала Нюточка, забравшаяся на руки деду.

– Господи, чтобы только у вас все было хорошо! – прошептала она.

Под «Гимн великому городу» поезд плавно тронулся с места.

С Таниным отъездом жизнь в семье Черновых как бы сжалась и потускнела. На другой день рано поутру Дмитрий Дормидонтович сел за баранку, сделал круг по магазинам и рынкам, заглянул в распределитель, вернувшись, набил продуктами холодильник и буфет и укатил на дачу, ни с кем не попрощавшись – впрочем, и не с кем было: Павел ушел в институт, по дороге забросив Нюточку в садик. Возвратился дед лишь в середине октября, когда умер Брежнев, потихоньку началась новая эпоха и зарядили сплошные серые дожди.

Нюточка ходила тихая, неразговорчивая, по вечерам забиралась с ногами в кресло, смотрела телевизор или читала книгу, подаренную Шеровым. Чувствуя, что начинает тихо сходить с ума, Павел стал изнурять себя многокилометровыми утренними пробежками —дворами до Приморского шоссе, оттуда через мостик и на Каменный, а там по всем дорожкам, вдоль и поперек. Потом, наспех позавтракав, поднимал Нюточку, отводил в садик и мчался в институт, обрыдший уже до предела. Позвонил в университет насчет почасовых – опоздал, естественно, семестр уже начался, предложили оформиться с февраля. Вытащил из ящика в кладовке старые свои бумажки, сел за статью. Но ручка отказывалась выводить на бумаге что-либо, кроме заштрихованных узоров и непроизвольного: «Таня Таня Таня».

Она звонила часто, примерно раз в три дня, расспрашивала о здоровье деда, Нюточки, о самочувствии, настроении, делах. Павел бодрился, отвечал оптимистично, но лаконично, и быстренько переходил к вопросам. Она рассказывала оживленно: встретили ее прекрасно, поселили в самом лучшем отеле со шведским столом и бассейном под крышей, приставили личную переводчицу. Братислава – чудесный город, и люди в нем замечательные, но времени на осмотр музеев и достопримечательностей практически нет. Буквально со второго дня пошли читки, репетиции на студии, пробы… Через неделю ей принесли контракт с русским переводом. Сумма умопомрачительная; даже несмотря на все здешние налоги и на то, что родное государство законно отберет половину оставшегося, она вернется богачкой. Когда? Ну об этом говорить еще рано, сначала отснимут всю осеннюю натуру: народное гулянье в имении Фризенгофов, прогулку Натали с Дантесом, сцену охоты. Потом – потом, наверное, Париж, представляешь?! Или Вена…

Эти звонки заряжали Павла энергией, он словно погружался в кипящую веселым творчеством атмосферу, окружавшую Таню, ощущал рядом ее бодрое присутствие. Но длилось это недолго. Павел увеличил пробежки с часу до полутора, бегал в дождь и в слякоть, возвращался мокрый до нитки и грязный, вставал под ледяной, перехватывающий дыхание душ; второй такой же душ принимал после работы, смывая с себя ту внутреннюю серую смурь, которая овладевала им в кабинете, где помимо него сидели десять дам и девиц, располагались груды словарей и справочников, кипы журналов, вырезок, шкафы, забитые пыльными фолиантами и ящиками с карточками. Как-то в начале ноября кто-то услужливо положил ему на стол новый (всего-то полуторагодичной давности) американский информационный бюллетень в цветастой глянцевой обложке. Он пролистал его, задержался на одной странице и обмер:

АЛМАЗНАЯ ЛИХОРАДКА И ВЫСОКИЕ ТЕХНОЛОГИИ

Странные события, на первый взгляд имеющие малое отношение к науке и передовым технологиям, происходят за последний год в далекой знойной Африке: родезийский филиал «Де-Бирса» и местные алмазные компании завалены заказами, заирский диктатор Мобуту направо и налево торгует концессиями на разработки алмазных месторождений в труднодоступных районах южного и восточного Конго. Казалось бы, мы наблюдаем очередной алмазный бум, обросший чертами голливудского триллера: взрыв в офисе фирмы «Ройал Даймондз» в Солсбери, налет неизвестных боевиков на намибийские копи, бесследно пропавшая экспедиция, загадочные убийства двух американцев в киншасском отеле. Но есть особенности, принципиально отличающие нынешний бум от всех предшествующих. На сей раз предметом всеобщего вожделения стали так называемые «голубые алмазы». Компактные россыпи этих минералов метаморфического происхождения были обнаружены в этих краях более полувека назад, но почти никакого коммерческого интереса не представляли: в силу множества дефектов и посторонних включений «голубые алмазы» не пользовались спросом ни у ювелиров, ни у промышленных потребителей. Сейчас картина резко изменилась, и особенно примечателен тот факт, что повышенный, прямо-таки ажиотажный интерес к этим алмазам проявляют всемирно известные фирмы и организации, чьи названия ассоциируются с высокими технологиями в разных отраслях, в том числе и военной, но никак не с алмазным бизнесом: «Дженерал Дайнамикс», «Сперри», «Ай-би-эм», «Аэроспейс» и даже, как поговаривают, НАСА. Можно предположить, что этот неожиданный интерес связан с недавним открытием профессора Массачуссетского технологического института Джонатана Ф. Кепке и профессора Джорджа Вилаи из Университета Колорадо, обнаруживших у этих алмазов уникальные свойства сверхпроводников. Ученые полагают, что эти свойства обусловлены микроскопической примесью бора, которой, кстати, объясняется и характерный голубоватый цвет минералов. В настоящее время ученые разрабатывают процесс искусственного легирования бором обыкновенных алмазов.

Павел схватился за голову и застонал, а потом выскочил в коридор. До обеденного перерыва он просидел в курилке, ни с кем в разговоры не вступая, на перерыв убежал в первых рядах, а возвращаться на работу не стал вовсе, благо по случаю предстоящих праздников рабочий день был укороченный. Ноги принесли его на Сенную, в заведение Вальки Антонова, и они прямо на месте накирялись до полной синевы.

За праздники Павел немного пришел в себя. Вечером из Парижа позвонила Таня, оживленная, бодрая, и разговор с ней впервые вызвал в нем тягостное чувство. Сославшись на необходимость экономить деньги, он быстро этот разговор завершил, но так и не отошел от аппарата. Застыл, глядя в зеркало, стараясь разобраться, что это на него нахлынуло. Понял быстро – горькая досада от ощущения собственной несостоятельности невольно выплеснулась на самого любимого человека… И тут же накатил стыд…

Восьмого Павел весь день мотался по островам, чередуя бег с быстрым шагом, и домой явился без задних ног. Девятого как ни в чем не бывало вышел на работу, где с легким злорадством выслушал стенания коллег, страдающих от лютого абстинентного синдрома. В последующие дни он все чаще выбирался в курилку, включался в общие разговоры и постоянно ловил себя на том, что сводит беседу к одной теме: о тех, кто ушел из науки и подался в таксисты, в официанты, в шабашники… А что? Ну не в официанты, конечно, а в какую-нибудь бойкую разъездную бригаду коровники строить… Или в длинную изыскательскую экспедицию куда-нибудь на север, на восток, к черту, к дьяволу…