Берегись, Ангел! - Иоланта Палла

нерв.

Я замираю, не зная, как реагировать, и только пожимаю плечами. Так ведь лишь в сказках бывает. Плохо живется бедной девушке, и в один прекрасный миг появляется некто, кто спасает ее от всех бед, а в реальности? Может, Петр Иванович хуже, чем Владимир. Он ведь тоже казался мне положительным мужчиной, а что получилось?

— Давай с тобой договоримся так, — начинает Петр Иванович, поворачиваясь ко мне, — сначала пройдем тест. Я займусь всеми документальными вопросами, с жильем все решу, с мамой моей познакомлю, да и мы друг друга узнаем, согласна?

Вроде все кажется логичным, только почему я не верю в то, что лучшее вот здесь, прямо передо мной. Голова кругом идет от слов Петра, но я лишь киваю и еле сдерживаюсь, чтобы не расплакаться.

— Ты мне скажи одно, — говорит Петр Иванович, когда мы уже практически прощаемся, — тебя этот твой, — он шумно выпускает воздух из легких, — отчим не обижает?

— Я… Я… Он… — И правду язык не поворачивается сказать, и солгать не могу.

— Так, понятно, спрошу иначе, — холодно цедит сквозь зубы мужчина, — он не трогал тебя, как женщину?

— Нет. — Краснею, бледнею и покрываюсь мурашками от такого вопроса, да и воображение рисует грязные картинки, которые могли бы стать явью, не дай бог.

— Это нормальный вопрос, Ангелика. Ты уже взрослая и видная девушка, а он по сути тебе никто, да и пьет напропалую. В любом случае я с ним поговорю.

— Нет! — Слишком спешно говорю, пугаясь последствий. — Не сейчас. Давайте после того, как будет подтверждение отцовства. Только не сейчас… — Последние слова звучат очень тихо, и Петр Иванович хмурится.

— Хорошо, — соглашается после недолгой паузы Петр, — но если вдруг что-то случится, то сразу звони мне. Запиши еще два номера — домашний и сотовый. Это моей матери, твоей бабушки, если я не отвечу, то звони ей, поняла меня?

— Да. — Руки дрожат, когда я вбиваю в контакты цифры, но полностью меня накрывает после.

Петр Иванович уезжает, обещая позвонить и сообщить о том, в какой день мы сможем сдать анализы на установление родства, а я еще минут пять стою на месте, переваривая весь разговор. Неужели и правда он сможет забрать нас двоих?

С дико бьющимся сердцем иду домой, где около подъезда встречаю баб Лену. Она, как всегда, спрашивает про учебу и домашнюю обстановку, на что я отвечаю общими фразами, чтобы не возникло проблем с Владимиром.

В квартире снова гробовая тишина. Отчима нет, и это странно. Ни одного окурка или бутылки. Я пожимаю плечами и решаю снова взять Олежу с собой, но на этот раз беру с собой еды, чтобы он не остался голодным.

Настроение постепенно улучшается, хотя внутренняя дрожь не проходит, и я стараюсь поймать позитивную волну. Это получается, когда я забираю братишку.

Он улыбается и рассказывает, как они лепили из пластилина животных. Так мило, что я слушаю и не перебиваю.

— А нас опять Дан довезет? — Спрашивает, когда я вывожу его из комнаты охраны, закончив с уборкой.

— Нет, зайчик, мы поедем на автобусе. — Говорю ему, поправляя кофточку дрожащими пальцами, ведь от одного имени одноклассника меня начинает трясти.

— Да? А он сказал, что заберет нас, и мы опять поиграем. — Олежка пожимает плечами и выбегает из здания так быстро, что я не успеваю и рта открыть.

— Олежа, стой! Не беги… — Вылетаю из фитнес-центра следом за ним и в ужасе замираю, когда вижу Аристова около спорткара.

Делаю пару шагов, но не чувствую ног, потому что в руках у Данияра знакомая коробка с конструктором…

Глава 33

Ангелика

Стыд — жуткое чувство, которое способно поглотить тебя в самый неподходящий момент. Именно так произошло со мной. Я несколько минут стояла, как вкопанная и не могла пошевелиться, хотя нужно было подойти к братишке и Данияру, сказать последнему, что мы благодарны, но едем на автобусе, только я замерла и наблюдала, как улыбается Олежка, когда Дан дает ему коробку. Они о чем-то говорят, а у меня в ушах раздается гул и шипение, словно на канале профилактика.

Мысли стремительно пробегают в голове, и я понимаю, что это та самая коробка. Не другая, нет. Та самая, а значит, Аристов в курсе, что произошло в тот день в квартире. Наверное, Олежка рассказал ему, потому что другого объяснения я не находила.

— Тебе кроссовки к асфальту прибили, Цветкова? — С улыбкой спрашивает Данияр, выводя меня из оцепенения. — Поехали.

Начинаю часто дышать из-за злости на этого самоуверенного мажора, который по каким-то неведомым мне причинам прилип к нам и не собирается отлипать, судя по поступкам и странному взгляду.

— Смотри, Лик, а Дан спас конструктор. — Хвастает братишка, когда я все же нахожу в себе сил подойти ближе. — Он настоящий герой.

Олежка дает пять Аристову и не перестает прижимать к себе большую коробку, чем заставляет меня чувствовать себя злобной мачехой, желающей отобрать у ребенка крохи счастья.

— Олеж, это, конечно, хорошо, — говорю сдержанно и спокойно, по крайней мере мне хочется верить, что именно так звучит голос, — спасибо, Данияр…

— О-о-о, а почему Данияр? — Громко перебивает меня братишка. — Он ведь Дан. Просто Дан.

Аристов смеется, а я стою с открытым ртом, пока он объясняет, что Дан всего лишь сокращение от полного имени. Я не знаю, от чего меня больше начинает лихорадить, от поведения Дана или от того, как улыбается брат в его присутствии. Как же просто ему удалось заслужить доверие Олежи, и ведь мажор не думает, насколько потом больно ребенку, когда новый друг возьмет и исчезнет из его жизни.

— Все, Олеж, пойдем на остановку, а то опоздаем на автобус. — Говорю и протягиваю руку братишке, только тот супится и смотрит на меня исподлобья.

— Нет. Я поеду только с Даном.

— Олеж. — Стараюсь вложить в голос, как можно больше строгости, но брат продолжает стоять на месте.

— Цветкова, ну в самом деле, — без усмешки произносит Данияр, становясь за спиной у Олежки и помещая руки ему на плечи, — время позднее. Хочешь, чтобы ребенок трясся в автобусе? Или на хулиганов нарваться? Садись, довезу и слова не скажу.

Перевожу взгляд с братишки на одноклассника, который вдруг повесил над головой нимб и прилепил себе ангельские крылья, и просто клокочу от злости. Внутри борются два противоположных чувства, но я беру себя в руки, чтобы не накричать на Олежку. Он точно этого не заслужил, в отличие от того, кто стоял рядом и нагло пользовался моей беспомощностью. Снова. В очередной