Погребальные игры - Мэри Рено

Он раздраженно хмыкнул, видимо, слегка смутившись.

— Едва ли эта история достойна твоих ушей. Но похоже, Мне придется ее все-таки выложить, ибо тут замешан твой брат Филипп…

— Умоляю, не называй этого припадочного моим братом!

Клеопатра не разделяла снисходительности своего жениха к сыну Филинны. Они даже побранились однажды, когда Пердикка тоже решил поселить царя в местном дворце, поскольку это приличествовало его званию. «Если он въедет, я съеду!» — решительно заявила она. И в этот момент Пердикка впервые увидел в ее застывшем лице отблеск той самой непреклонности, которой полнился взгляд Александра. Филипп остался жить в царской палатке, он очень привык к ней и ничего лучшего для себя не желал.

— О боги, какие же у него могут быть отношения с женщинами?!

— Александр подыскал ему невесту. Некую Адею, дочь вашего кузена Аминты. Он даже даровал ей царственное имя Эвридика, с которым она очень быстро и с удовольствием свыклась. Не знаю, на кой ляд он сговорил их, но незадолго до его смерти состояние Филиппа заметно улучшилось. Александр явно радовался за брата. Он повсюду таскал его за собой, во-первых, для того, чтобы никто в Македонии не мог корыстно воспользоваться, скажем так, глупостью этого дурачка. А во-вторых, — как он поведал мне однажды вечером после пирушки — из боязни, что Олимпиада надумает убить беднягу, если тот будет торчать у нее на глазах. Но, заботясь о брате все эти годы, Александр проникся к нему своеобразной любовью. С удовольствием отмечал, что Арридей стал общительнее, допускал его к себе и привлекал к участию в ритуальных обрядах. Однако о свадьбе пока речь не шла. Речь шла об Аравии, куда бы он выступил уже через месяц, если бы не болезнь. В общем, я надеюсь, что этот брак можно будет заключить по доверенности.

— Александр никогда не говорил мне об этом!

На мгновение она превратилась в обиженного ребенка. Корни этой обиды уходили в далекое прошлое, но Пердикке некогда было вникать в ее детскую жизнь.

— Скажи спасибо своей милой матушке. Александр опасался, что, узнав обо всем, та начнет вредить и девчонке.

— Понятно, — ничуть не удивившись, бросила дочь Олимпиады. — Но ему самому не следовало обрекать девочку на весь этот мрак. Безусловно, мы должны освободить бедняжку от такой тяжкой участи.

Он промолчал. Тогда она добавила новым властным тоном:

— Пердикка, это ведь мои родичи. Мне и решать.

— Прости, высокородная Клеопатра, я с тобой совершенно согласен, — произнес он с нарочитым почтением, поскольку мог себе это позволить, — но кое-что ты не так поняла. Пару месяцев назад Антипатр с моего согласия отменил этот сговор. В его отсутствие и без его дозволения мать Адеи Кинна доставила дочь сюда — в Азию. И они требуют заключения этого брачного союза.

Его раздражение свидетельствовало, что он говорит правду.

— Позор! — воскликнула она. — Вот варварское отродье!

Примерно так же на ее месте выразилась бы и Олимпиада.

— Безусловно. Они обе истинные иллирийки. По моим сведениям, до Абдеры они добирались вооруженные и в мужском платье.

— Как ты собираешься поступить? Я лично не желаю иметь ничего общего с этими тварями.

— О них позаботятся без тебя. Время поджимает, мне необходимо снестись с Эвменом еще до того, как Антипатр направится в Азию. Кратер наверняка присоединится к нему, что резко осложнит наше положение. Люди любят Кратера… А эту невесту я поручу моему брату. Он встретит ее и убедит отказаться от злополучной свадьбы.

Вскоре Пердикка удалился, чтобы разослать спешные распоряжения. В одном из них, адресованном Эвмену, он вызывал в Сарды Роксану с ребенком. Прежде из осторожности Пердикка не спешил знакомить бактрийку с дочерью Филиппа и Олимпиады, ведь, прознав о его планах, эта змея вполне могла решиться опять пустить в ход отраву. Но сейчас намечался военный поход, и бактрийке надлежало следовать с армией. «К чему, к чему, — подумал Пердикка, — а уж к этому она привычна».

* * *

По горной дороге в сторону сирийского побережья, поблескивая и позвякивая, двигалась погребальная ладья Александра. К Исскому заливу ее влекли шестьдесят четыре мула, объединенные в упряжные четверки. Мулы были украшены золотыми венками и золотыми колокольчиками. Их позвякивание приятно сочеталось с мелодичным звоном колокольчиков колесницы и смешивалось с криками погонщиков.

В движущемся святилище за золотыми колоннами и решетками стоял саркофаг под пурпурным покровом. Сверху лежали доспехи покойного: его шлем из светлого металла, украшенная самоцветами портупея, меч с ножнами и ножные латы. Там не было лишь боевой кирасы царя, ибо слишком побитая и помятая она совершенно не сочеталась со всем окружающим великолепием, и потому ее заменили парадной кирасой.

Если обитые железом и позолоченные колеса то и дело подпрыгивали на дорожных неровностях, то сама ладья лишь слегка колыхалась, как на волнах, оберегаемая скрытой системой пружин, какими Ариба снабдил колесные оси. К своей гробнице Александр прибудет целым и невредимым. Ветераны эскорта, дивясь на все это, говорили, что, если бы их командир при жизни хотя бы с десятой долей такой заботливости относился к своему бренному телу, то он сейчас шагал бы с ними, а не полеживал наверху.

На дорожных обочинах толпились люди, жадно ловящие отдаленные звоны. Слава о царской погребальной ладье быстро опередила ее. Поселяне из дальних горных деревушек загодя спускались к дороге и ночевали под открытым небом в ожидании похоронной процессии. Всадники на лошадях, мулах и ослах подолгу сопровождали кортеж. Мальчишки бежали за ним до очередного привала, а когда воины разбивали на ночевку лагерь, падали, как выдохшиеся собаки, и подползали к кухонным кострам, чтобы выпросить сухарей и в полудреме послушать солдатские байки.

Во всех попадающихся на пути городах устраивались ритуальные жертвоприношения в честь Александра; местные аэды на все лады прославляли великого государя, приписывая ему самые невероятные подвиги, когда им не доставало сведений о его реальных деяниях. Ариба невозмутимо приглядывал за порядком на торжествах. Он получил письмо Птолемея и теперь имел полное представление, к чему идет дело.

Единственный раз посетив палатку Арибы, Багоас предпочел в дальнейшем не мозолить тому глаза. Днем он ехал среди случайных попутчиков, а ночи проводил с персидскими воинами, державшимися в арьергарде. Те знали, кто он, но никто его не тревожил. Евнуха охраняла преданность повелителю, персы понимали, что он следует путем, угодным Митре. Они с уважением отнеслись к его паломничеству и отринули прочие мысли.

* * *

До порта Абдера Кинна и дочь ее добирались как воины, они ночевали в багажной повозке, а слуги спали вокруг под открытым небом. Там, где есть греки, обычно имеются и купеческие суда, вопрос лишь в том, сможешь ли ты заплатить за перевозку. Кинна, сознавая, что в тесном общении ее сущность все равно как-то проявится, вновь переоделась в женское платье, а Эвридику выдала за своего сына.

Корабль, взявший их, был нагружен шкурами, которые, к Радости челяди, ночами служили всем отменным ложем, однако их запах при первом же порыве ветра вызвал у Эвридики мучительные позывы к рвоте. Наконец корабль вошел в Длинный узкий залив города Смирны и бросил якорь у зеленых спасительных берегов. С этого момента у обеих путниц появлялась надежда на некие благодатные перемены в характере их дальнейшего продвижения к цели.

Рядом с руинами древней Смирны Александр, на которого эта гавань произвела прекрасное впечатление, основал новый город. С того времени торговля в порту заметно оживилась. Здесь уже не было надобности опасаться, что слухи об их отъезде достигнут ушей Антипатра, и, хотя Вавилон все еще находился достаточно далеко, пришла пора позаботиться о приличиях. Оставив женщин на борту, старый преданный слуга Аминты — он помнил еще ее отца — отправился снять для двух знатных особ пристойное жилье и организовать их дальнейшее сухопутное путешествие.

Он вернулся с потрясающей новостью. Им не придется тащиться до Вавилона. Пердикка и царь Филипп живут в Сардах, в какой-то полусотне миль от порта.

Известие о значительном сокращении чреватого опасностями пути приятно поразило путниц; перебросившись парой слов, обе они пришли к выводу, что их ждет удача. Эвридика сошла на берег, накинув поверх хитона длинный плащ, а ? снятом для них доме вновь заявила свои права на женское платье и гиматий.

Дальше следовало перемещаться с особой помпезностью, привлекая всеобщее внимание к царской невесте, направляющейся к месту грядущей свадьбы. Жаль, конечно, что в порту их не встретили родственники или друзья жениха, однако чем пышнее будет процессия, тем меньше возникнет сомнений в высоком положении путешественниц. Они могли позволить себе расточительность, учитывая относительную близость Сард. Семейных богатств у них никто пока что не отобрал, а повседневная скромность в запросах объяснялась вовсе не бедностью.