Таблоид - Илья Стогoв

Как-то само получилось, что по возвращении весь экипаж оказался в сауне. Веснушчатые односельчанки браконьеров принесли огурчиков, соленых груздей в собственных соплях и целую миску красной икры.

Капитан Вяйне сказал, что хочет угостить нас собственного изготовления можжевеловой настоечкой.

Угостил…

Икру мы доедали уже прямо руками. Прежде чем разойтись, Эдик окинул взглядом гологрудых селянок и спросил, а не стоит ли нам… э-э-э… Я сказал, что не стоит.

О том, чтобы с утра пойти на озеро, не могло быть и речи. Не знаю, из какого такого можжевельника гнал капитан свою настойку, но похмелье она давала страшное. Ни до ни после мною не испытанное.

Эрго: черт бы побрал этих карельских браконьеров!

* * *

На самом деле Карелия — это огромная страна, на территории которой, как это обычно говорится, можно было бы разместить несколько Швеций, Швейцарий и Швамбраний.

Север Карелии, Лапландия, — край подледного лова. То, какого размера рыбу вы вытащите, зависит лишь от того, какого размера лунку вам не лень пробурить.

Восточная Карелия знаменита морской рыбалкой на царь-рыбу семгу, которая вырастает до таких размеров, что ее нужно, как кита, бить гарпуном. Ну а юг, упирающийся в Ленобласть, — это до озноба холодные даже днем ручьи и озера… тысячи озер.

Больших озер в Карелии штук десять. Остальные — маленькие, очень маленькие и крошечные, вроде Сариолы, на котором рыбачили мы.

За несколько дней до конца отпуска Эро сказал, что пришло время научить нас блеснить. Теперь он учил, а мы — учились. Четвертый час подряд.

Учеба заключалась в том, что мы расставили вдоль бортов его моторки спиннинги, легли на дно, пили пиво и ждали, не заскрипит ли катушка.

Солнце отрывалось во всю мощь. Пиво нагревалось моментально. Предусмотрительный Перкилайнен затолкал под скамью целый ящик.

— Прошлым годом во-он там мы поймали сома. Здоровый был: трое мужиков поднять не могли. Этот сом собаками питался. Мы ему брюхо распороли, а там ошейников… штук шесть… или даже восемь. У вас в Питере о таких сомах небось и не слышали.

В Питере? Я даже не сразу понял, о чем он. В Питере… на Юпитере… где это?

Над головой висело бездонное синее небо. За кормой — бездонное синее озеро. Там, в озерных глубинах, кружились вокруг блесен пучеглазые форели и питающиеся собаками двухметровые сомы.

Поверить в то, что помимо этого на свете существует пыльный каменный город Санкт-Петербург, было невозможно.

Я отхлебнул пива. Прислушался, не заскрипит ли катушка? Всего через три дня мне предстояло возвращаться домой.

* * *

Ну а в тот день, когда Эро Перкилайнен угощал нас с Эдиком живым лососем, я откусил кусочек рыбьего мяса и — проглотил. Не хватало только, чтобы лосось продолжал трепыхаться внутри меня.

Морщась от отвращения, Эдик за мной следил.

— Как тебе?

— Нежный.

Глядя мне в глаза, Эро проговорил:

— Есть такая примета: тот, кто хоть раз попробовал сампи, обязательно снова приедет в Ингрию. Ты-то как? Вернешься?

Я усмехнулся:

— А куда я денусь? Непременно вернусь!

Отправляя в Москву этот вариант, я клялся себе, что больше не стану переделывать ни строчки. Обещание свое я выполнил.

Спонсоры все-таки подвели беднягу-редактора. Они отказались оплачивать печать уже сверстанного, готового к отправке в типографию номера, и журнал закрылся.

Я не получил ни копейки ни за один из представленных вариантов.

Как говаривал один из героев моего материала: «Эрго: черт бы побрал этих московских редакторов!»

Но! Предупреждаю сразу: все, сказанное в данной главе, имеет силу лишь до тех пор, пока вы сами не станете редактором!

Обычно reporters становятся редакторами через год-тире-три после начала работы в масс-медиа.

Дождавшись этого момента, вам следует как можно чаще заставлять тупых и ленивых журналистов переписывать их долбаные материалы, подстраиваться под ВАШУ концепцию и регулярно цедить сквозь зубы:

— Была б моя воля, без сожаления стрелял бы в тупые журналистские затылки!

Впрочем, работа редактора — тема особого учебника.

А о работе журналиста я сказал все… почти все, что хотел.

Глава 10

Самое главное

Не так давно я должен был идти на интервью. Созвонившись с героем материала, договорился встретиться с ним у входа в Дом журналиста.

Там, если вы не в курсе, недорогой буфет. И вообще…

Я пришел вовремя, а собеседник опаздывал. У входа в Домжур продавали аудиокассеты. Я порассматривал витрину и даже купил альбом «Dead Can Dance», называвшийся «Aion».

Потом решил выйти на улицу покурить. В дверях меня толкнул дяденька. Я сказал «Извините»… потом обернулся… посмотрел ему вслед… расхотел курить… захотел повеситься.

Сейчас я попробую объяснить, а вы попробуйте меня понять.

Лично с дяденькой я знаком не был. Но знал, кто он такой. В 1980-х его статьи делали перестройку. Он в одиночку и был перестройкой. И вот прошло двадцать лет.

На дяденьке был серый, райкомовского покроя костюмчик. Под костюмчиком надета клетчатая, на два размера меньше чем нужно, рубашка. А под ней — всем видная майка.

Галстук был такой, как носят военные: не завязываемый, а на резинке. Узел съехал под скулу. Перекошенные очки в дурацкой оправе… седая неопрятная щетина… слюни.

Скажу, не кокетничая: никогда и ничего в жизни я не боялся. Я — парень бесстрашный. Но тут… понимаете… я испытал ужас… ДЕЙСТВИТЕЛЬНО испытал… волосы, как трава на ветру, зашевелились у меня на предплечьях.

То есть несколько десятилетий назад он, молодой и красивый, впервые пришел в редакцию. Принес материал, который взорвался в лицо читателю, как чеченская граната. Потом принес еще такой же… и еще…

Годы летели, как птицы. Дяденька полысел, обзавелся слюнями и майкой на дряблом пузе. Но продолжал носить материалы. Не мог остановиться. По-прежнему стучал печатной машинкой.

Я застрял в дверях… я все еще смотрел на дяденьку.

Блестя голыми ногами из-под коротких брючек, он взлетал по лестнице. Под мышкой он держал папку на веревочках. Не исключено, что из этой самой папки он некогда достал свою первую чеченскую гранату.

Дяденька спешил… сметая преграды, несся в редакцию… нес новую порцию материалов… не беда, что на свете не осталось ни единого человека, которого заинтересовало бы содержимое папки.

Я что, тоже буду… вот так… через двадцать лет… да?

Плюнув на интервью и выкинув кассету с «Dead Can Dance», я вернулся домой. Выкурил подряд три сигареты. Лег на диван.

Можно было банально напиться. Это не сняло бы вопрос. Через какое-то время я опять впилился бы в него своим и так шесть раз сломанным носом.

Комната, в которой я лежал, носила неустранимые следы того, чем я зарабатываю на квартплату.

На стене висела вышитая по шелку картина: тигр на склоне холма. Ее подарил мне китайский спецслужбист Лю.

Еще висел набор африканского оружия: щит из антилопьей кожи и два деревянных копья. Подарок от двух ЮАРовских миссионеров, как-то гостивших в редакции.

Пепельница, сделанная из панциря допотопного животного трилобита, — подарок политического обозревателя Яна Травинского. Еще одна пепельница в виде быка — эту оставил на память Апостольский администратор для католиков латинского обряда севера Европейской части России, архиепископ Тадеуш (Кондрусевич).

Плакат группы «Scary B.O.O.M.» с автографом бритоголового вокалиста. Настоящая статуэтка ацтекского бога небес Ипальнемоани. В рамочке фото: я, а рядом улыбается певец Джимми Соммервил. Отломленный на память кусок колонны из римского Колизея.

Я сходил на кухню за стулом, кряхтя влез на антресоль, вытащил оттуда коробки со своими старыми материалами. Я давно перестал собирать то, что писал. Но кое-что — общим количеством в два пуда желтых потрепанных газетных листов — сохранилось.

До полуночи я перебирал эти листочки. Передо мной на полу лежали десять лет бессмысленной жизни.

Наброски к интервью с раввином Штейнзальцем, переводчиком Вавилонского Талмуда. Помню, мы разговаривали с рабби, а под окнами орали и маршировали скинхеды, не понимавшие, зачем в русском языке существуют такие слова, как «вавилонский» и «талмуд».

Ручкой записанные вопросы к Роберту Смиту из группы «The Cure». Мне обещали устроить интервью с ним по e-mail. Тогда я запил, прошляпил интервью.

Стершийся факс с описанием программы пребывания на Северном полюсе. В 1996-м я должен был вертолетом лететь на полюс: «Осмотр лежбища моржей… Обед в кафе, вырубленном в леднике: рюмка водки и галеты… Футбольный матч (5 минут) и поднятие флага…»

Интервью с DJями, банщиками, работниками психиатрической клиники, киноактерами, жертвами катастрофы на станции метро «Площадь Ленина», барменами, японским дипломатом, серийным убийцей, фабрикантом Владимиром Довганем, священником-старовером, дегустатором шампанских вин, кришнаитом, вырвавшимся из плена у чеченцев, панк-звездой, дрессировщиком анаконд, владельцем ночного клуба «Werewolf», покорителем африканской горы Килиманджаро, астрологом Павлом Глобой…