Время рокировок - Андрей Васильев

— Зато надо хотя бы контурно накидывать очертания берегов, — заметил я. — Надо же с чего-то начинать? Потом детализируем, по мере прочесывания.

— Опять я? — опечалилась Настя.

— Ты хоть как-то умеешь это делать, в отличие от нас, — самокритично сказал Джебе. — Я вот и в той жизни прямую линию без линейки провести не мог.

— Моя даже писать не умел, — поддержал его Азиз, явно перепугавшийся того, что его могут заставить подобным заниматься. Не знаю, с чего эта мысль забрела в его лысую голову. — И читать тоже.

— Могу попробовать, — неожиданно предложила Фрэн. — Я черчением занималась. А мой папа географию в школе преподавал, так что я кое-что в картах смыслю.

— Фрэн! — завизжала Настя, перелезла через борт «Василька» и кинулась девушке на шею. — Ты такая лапа!

Начинало смеркаться. День вроде бы и длинный, вроде мы ничего особенного и не делали — всего-то побывали в магазине, да вещи погрузили, — а он и кончился уже.

— Ладно, — поднялся на ноги я. — Перед тем, как пойдем отвальную устраивать, немного побеседуем о кадровом вопросе.

Оружейник тяжело вздохнул — он надеялся оставить при себе Тора, отбывшего в Сватбург и переживавшего по этому поводу. Тор был харизматичен, а потому неотразим для женщин, и хитрый еврей, несомненно, собирался это использовать.

— Здесь остаются… — я сделал паузу, — Щур, но уже не в статусе охранника, а в качестве подмастерья Льва Антоновича. В качестве охранников остаются Амиго и Перстень.

— Да что такое! — экспрессивно всплеснул руками Амиго. — Как большая операция затевается — я все время в тылу. Кровь Христова!

— Ну, не такой уж тут тыл, — заметил я. — Тут тоже веселое место, можешь мне поверить.

Слишком горяч. Нет, не буду я его тут оставлять, еще наломает дров. Или влюбится в какую-нибудь подставную красотку, вообще тогда хоть всех святых выноси.

— Ладно, идешь с нами, — сказал я испанцу, на которого было грустно смотреть. — Лакки, ты останешься. Ты и будешь старшим.

— Есть, — в один голос ответили «волчата».

— Смена прибудет через месяц или около того, — продолжил я. — Вернетесь — из «волчат» станете «волками».

Эти оба были из первого набора, но пока еще значились в учениках. Вот и будет им выпускной экзамен.

В целом, на досуге надо будет подумать о процессе инициации «волчат» в «волков». Ведь приходила мне эта мысль уже в голову, но, как всегда, я отложил её на потом — и неправильно поступил. Эти парни, в определённом смысле, наше будущее, а если говорить прямо — моя гвардия, моя ударная сила. Надо срочно ковать амулеты, продумывать ритуал, что-то такое с налетом мистики — ночь, луна, костер. Эх, жаль создатель этого мира кровь в него не ввел — можно было бы руки резать и закреплять их воинское братство на ней. Зрелищно было бы.

Ладно, обойдемся тем, что есть.

Стоп. Я же сам тут кузни видел, и не одну. Это не монополист Рэнди, тут конкуренция, все делается быстро.

— Лакки, на два слова, — позвал я «волчонка», отвёл его в сторону, где и объяснил то же самое, что некогда говорил Тору.

О том, что главная ценность Оружейник, что если что, то всех бросай — его спасай, и о том, что это должен знать только он один — и больше никто.

Под конец, правда, добавил новые вводные.

— Не думаю, что здесь бумкнет прямо в ближайшее время, — толковал я ему. — Нет, что полыхнет — это точно. Тут и векселя эти, и мексиканцы, на всю голову ударенные, да и в целом — не бывает у такого города, как этот, много правителей. По крайней мере — долго. Раньше или позже власть перейдет в одни руки, таковы законы бытия человеческого. У тех, кто к сильнейшему сразу примкнет, и как та собака, лапы вверх задерет и пузо ему подставит, будет шанс выжить. Потерять независимость, часть влияния, может, даже и имущества — но уцелеть. Остальных заставят кровью умыться. Так вот, к чему я.

Лакки весь обратился в слух.

— Рувим — он не дурак, — очень тихо сказал я. — Он потому на реку и глядит, что умный. Тому, кто захватит город, еще долго будет не до реки, и Рувим там будет править безраздельно. А в городе у него будет лежка — он воевать не станет и сразу уйдет под руку того, кто будет сильнее, то есть — поддержит его в войне. К чему я это говорю? Что это означает?

— Это значит, что его дом будет если не безопасным местом, то защищенным — это точно, — медленно произнес Лакки.

— Вот потому ты и главный, — ткнул его пальцем в грудь я. — Потому что соображаешь быстро и верно. Прогуляйся по маршруту от нашего дома до квартала земноморцев, прикинь все варианты того, как туда можно добраться, минуя людные улицы, то есть так, чтобы ты видел, что происходит впереди и сзади. Сведи знакомство с тамошними безопасниками, они пойдут на контакт.

— В этом случае мне вести к ним только Оружейника? — немного напряженно спросил Лакки.

— По ситуации, — ответил ему я. — Вести можешь всех, но прикрываешь в первую очередь его. И вот еще что — при первой же возможности выводи его из города. Но не ранее того, как все приутихнет, понятно? Ну, и по возможности дай нам знать о происходящем.

— Уффф, — Лакки явно был озадачен. — Может, мне как Амиго, поныть, и ты меня заберешь с собой?

— Да ты раньше времени не паникуй, — похлопал его по спине я. — Думаю, это будет не завтра. Нет, будущее уже наступило, но ты пока не загоняйся на эту тему. Не загоняйся — но будь готов к любому повороту событий. Ты отвечаешь за этих людей.

Может, я и не прав, оставляя «волчонка» здесь за главного. Но Лакки один из тех, на кого я делаю серьезную ставку, и здесь этот парень или закалится, или вылетит из основной обоймы. И потом — тут еще есть Арам, Щур, Перстень, так что ему есть, на кого опереться. Да, о Щуре.

— И вот еще что, — я приобнял «волчонка» за плечи. — За Щуром пригляди — с кем говорит, куда ходит, не появились ли у него новые вещи или деньжата. Ну, вдруг, из ниоткуда. Новый нож, новый ствол, ботинки дорогие.

— Сват, ты думаешь, что он?… — и Лакки сделал круглые глаза.

— Пока нет фактов, я ничего не думаю. Но ты за ним пригляди, и если появятся сомнения, то непременно поделись ими с Оружейником, — задушевно сказал ему я. — А дальше — что он скажет, то и делай.

— А если он скажет убить Щура? — Лакки не рефлексировал, он просто уточнял.

— Убей, — передернул плечами я. — Почему нет? Антоныч просто так приговор никому подписывать не станет, не тот это человек. А если он это сделал — значит, так надо. Да и то — Щур больше не один из вас, он не «волчонок» и «волком» никогда уже не станет. Он доброй волей вышел из ваших рядов.

— Ясно, — судя по всему, последний аргумент был убедительным.

— Эй, девочки, хватит обниматься, — ехидства в голосе Марики было хоть отбавляй. — Не худо было бы перекусить.

— И выпить, — сказал Одессит и поспешно добавил, видимо, увидев лицо Голда: — Мне — чайку, а вам — чего покрепче.

— Идите в «Капитал», — сказал я им. — Мы подойдем чуть попозже.

— Все у них тайны, секреты, — пробурчала Фира.

— Что, так и оставим корабль с грузом и лодки без охраны? — поразилась Фрэн. — Мы так доверяем нашим друзьям из Земноморья?

Молодец. Я сказать ничего даже не успел, обогнала она меня.

— Господь с тобой, — нахмурился я. — Мы никому не доверяем. Что до сторожа — капитан покидает судно последним. Одессит, ты у нас капитан этого роскошного лайнера? Тебе и сторожить.

— Переборщил я с капитанством, — заметил он, безропотно направляясь к «Васильку». — Толку пока мало, а неудобств уже много.

— Взялся за гуж, не говори, что не дюж, — назидательно произнесла Настя, и Фира, соглашаясь с ней, хихикнула.

— А что такое «гуж»? — заинтересовалась Фрэн, но ответа на свой вопрос не получила — никто из нас, не знал, что из себя представляет этот таинственный предмет.

В целом, последний вечер в Новом Вавилоне прошел отлично — я, реализовав свои замыслы, присоединился к уже слегка подгулявшей компании собратьев по оружию и быстренько дошел до их кондиции.

Мы на самом деле замечательно провели время — выпили много пива, съели массу всяких жареных, копченых и соленых вкусностей, проорали десятка два песен, по доброте душевной отправили Одесситу на «Василек» сухой паек и даже поплясали, правда, без музыки, а так, под хлопанье в ладони.

И мне был очень приятен тот факт, что Фрэн все время была где-то рядом. Странно — вроде не мальчик уже, годы мои не те, чтобы менять привязанности и симпатии так быстро, но вот какая штука — с того момента как Милену убили, что-то будто лопнуло у меня в душе. Ну да, вот она, рядом, настоящая, живая… Ну, настолько, насколько мы тут все живые. А все равно — нет у меня к ней нынешней того, что было к той, которая истаяла в воздухе на лесной поляне после автоматной очереди. Исчезло то чувство, как будто ветром его сдуло. Может, это игры разума, а может… Не знаю, короче. Психоанализ — это не мое, копаться в себе — дело неблагодарное.