Манипуляция сознанием - Сергей Кара-Мурза

3. Имея в виду под воображаемыми «жителями Москвы» советских людей (об их положении и идет речь), афоризм содержит и другой обман — он задает ложную дилемму. В реальности перед типичным жителем Москвы не стоит альтернатива: скучать в своем городе или ехать в Нью-Йорк и рисковать там своей шкурой в метро. То, что в действительности предлагает дон Фелипе, это перенести упомянутый риск в метро Москвы. Иными словами, разрушить скучный порядок.

При этом Запад устами испанского премьера честно предупреждает, что устранение скучного советского режима неминуемо несет с собой опасность быть зарезанным в метро, как это нередко случается в Нью-Йорке. Но это, заявляет эксперт Запада, которому в Москве в тот момент искренне доверяло большинство населения, наверняка предпочтительно. Тот, кто воспринял это утверждение и включил в свое мироощущение, выполняет ту часть дилеммы, которая ему доступна, а самая доступная часть — способствовать тому, чтобы Москва стала как нью-йоркское метро. По сути, западный идеолог заявил, что создание в Москве обстановки нью-йоркского метро было бы благом для всех жителей Москвы — им стало бы не скучно. Так оно в общем и произошло, обман лишь в том, что это — благо в целом. Ведь за преодоление скуки чем-то пришлось заплатить, а об этом не было сказано.

4. Дилемма отвергает всю предыдущую философскую модель западной социал-демократии. Тезис, изложенный в форме тонкой (и потому эффективной) метафоры, предлагает шкалу ценностей, которая в явном виде никогда не утверждалась европейскими социалистами. Почему честный и культурный человек, по своим качествам соответствующий образу автора дилеммы, скучает в советской Москве до такой степени, что «предпочитает быть зарезанным»?

Очевидно, речь не идет о худшем качестве конкретных благ («хочу слушать оперу в Ла Скала, а не в Большом театре — иначе зарежьте меня»). Значит, дело в каких-то высших ценностях. Посмотрим, кто реально скучает в Москве, ибо именно идеалы этого человека наш социал-демократ ставит на вершину шкалы ценностей74.

Прекрасно знал Фелипе Гонсалес, что в одной Москве было больше театров, чем во всей Испании. За ту цену, которую в мадридской забегаловке платят за рюмку пива (чтоб знали наши потребители, пиво там пьют рюмками), в Москве можно было купить пять хороших книг или долгоиграющих пластинок. Доступ к литературе других стран был в Москве того времени несравненно более широким и быстрым, чем в Испании. В Москве работало около 700 тыс. научных работников и конструкторов, которым сам тип работы давал возможность не скучать (то, что сегодня многие из них предпочли торговать у метро — дело как раз личного выбора). Человек, который высоко ставил именно духовные, культурные и интеллектуальные ценности, не имел оснований скучать в Москве75.

Большая часть общества, которую привлекает зрелище спорта, также не имела в Москве оснований для самоубийства от скуки. По своему разнообразию и качеству Москва как спортивная столица имела класс намного выше, чем Мадрид или Саламанка. Тот, кто не только кормил, но и воспитывал своих детей, также не скучал — он имел для этого средства и ему не приходилось оглуплять своих бедных ребят совершенно идиотскими видеозаписями, которыми сынок среднего западного интеллигента питается с двух лет.

На душу населения в Москве приходилось несравненно больше дружеских застолий с выпивкой, смехом и беседой, чем в любой европейской столице. Говорят, что не было политических игр, которые многих очень привлекают. Тоже неправда. Откуда же взялись все эти плеяды демократов и радикалов? Их импортировали из Парижа? Нет, они три десятилетия «игрались» в Москве, да еще наименее скучным способом: с таинственным видом подпольщиков, но под надежной защитой верхушки КПСС и дружественным похлопыванием по плечу в многочисленных поездках на Запад. А что некоторых «репрессировали» — так какое же без этого подполье, какая героическая борьба и какой тоталитаризм? Все должно было быть, как настоящее. Сравнивая две реальности, я утверждаю, что политическая жизнь в Москве, в которую было вовлечено множество интеллигентов, была более интенсивной, чем в Мадриде или Нью-Йорке.

Так с каким же сортом скучающих солидаризуется наш либерал? С очень четко определенной социальной группой. Это те, кого не привлекает ни одно из вышеназванных развлечений, чьи претензии съежились до самого жалкого потребительства — до потребительства образов. Им не хватало витрин, а не продуктов. Они страдали оттого, что вынуждены были пить пиво из бутылок, а не из жестянок (как на Западе). Страдали потому, что девушки их любили бесплатно — а им хотелось шикарных проституток. Даже в политике их привлекали скандалы и пощечины, которыми обмениваются депутаты в демократических парламентах. В Италии депутаты размахивают мочалками — вот это борьба с коррупцией! Вот это политика!

Очевидно, что существовавший в Москве порядок не удовлетворял жизненных потребностей этой социальной группы и делал их жизнь невыносимо скучной. Без сомнения, это большой дефект всего проекта т.н. «реального социализма». Столь же очевидно, что разрушение этого проекта и взрыв преступности в Москве никак не помогут реально удовлетворить указанные потребности, а предлагают людям этого типа антисоциальный выход, обманчивое ощущение удовлетворенности, получаемое за счет других граждан — и в этом пункте дилемма дона Фелипе также обманывает.

Но подчеркнем главное: в своем афоризме политик апеллирует к интересам и ценностям, которые ни в одном обществе не декларируются как приоритетные. Он представляет носителями высших ценностей те группы людей, которые даже в своем радикальном потребительстве являются маргинальными. Неужели действительно таков реальный смысл нынешней философии социал-демократии? Нет, конечно, афоризм Фелипе Гонсалеса — просто элемент программы манипуляции сознанием.

5. Предложенная дилемма, если ее принять всерьез, означает крах всей антропологической модели левых сил Запада. Человек в ней представлен как стерильный продукт манипуляции, лишенный всякой личной свободы воли. Это — модель, взятая у крайнего бихевиоризма, проникнутого механицизмом и детерминизмом, представляющего человека марионеткой, дергающей ручками под действием «стимулов». Разве человек скучает или радуется в зависимости от политического режима? Даже крыса с вживленными в мозг электродами выглядит более сложным и свободным существом!

Если такова, в действительности, антропология социал-демократии, то был прав Достоевский, когда, наблюдая эволюцию западного современного общества, предвидел именно это — превращение человека в манипулируемое существо. Чтобы это существо не скучало, это общество дает ему, кроме хлеба земного, разрешение на контролируемый грех (подобно тому как на Западе государство субсидирует продажу презервативов) и веселье детских песенок (вроде голливудского популярного кино). Это именно те три вещи, ради которых лидер Социнтерна якобы согласен пожертвовать свою жизнь нью-йоркским хулиганам. Вернее сказать, приглашает сделать это свою духовную паству76.

6. Наконец, есть еще тонкий подлог, который можно назвать грехом обсуждаемой дилеммы. Хотя это слово изъято из языка гражданского общества, в моменты тяжелых кризисов, вроде того, который надвигается сегодня, старые понятия приходят на ум.

Любой взрослый знает, что начиная с некоторого возраста человека заботит не столько его собственное существование, сколько жизнь его близких, прежде всего детей. Дилемма, о которой идет речь, была предложена в достаточно общей форме — ведь политики говорят не о собственной персоне, они создают концепцию для общества. Она означает: «для меня, для тебя, для моего сына и для твоего сына предпочтительнее быть зарезанным в метро… и т.д.».

Это не имеет права утверждать даже тот, кого уже резали в метро Нью-Йорка — а лишь тот, у кого там убили сына. Вот тогда, действительно, он может выходить в прессу, на телевидение и говорить на весь мир, что у него зарезали сына, и это, оказывается, не так уж страшно («это, черт побери, все же лучше чем если бы мой любимый сынок скучал в Москве!»). Если ты этого не испытал — тяжелый грех обращаться с таким тезисом к миру, в котором с каждым днем погибает все больше сыновей. Погибают и в России, потому что нашей элите, поддержанной всей западной демократией, стало скучно жить в советской Москве.

§ 3. Стереотипы

Метафоры — это готовые штампы мышления, но штампы эстетически привлекательные. Это — выраженные художественно стереотипы. Одним из главных «материалов», с которым орудует манипулятор, являются социальные стереотипы. В словарях сказано: «Социальный стереотип — устойчивая совокупность представлений, складывающихся в сознании как на основе личного жизненного опыта, так и с помощью многообразных источников информации. Сквозь призму стереотипов воспринимаются реальные предметы, отношения, события, действующие лица. Стереотипы — неотъемлемые компоненты индивидуального и массового сознания. Благодаря им происходит необходимое сокращение восприятия и иных информационных и идеологических процессов в сознании…». Обычно стереотипы включают в себя эмоциональное отношение человека к каким-то объектам и явлениям, так что при их выработке речь идет не только об информации и мышлении, а о сложном социально-психологическом процессе.