Дом раненых сердец - Марина Серова

кем работаете? – вдруг спросил главврач.

– Я… я по специальности филолог, окончила наш университет, сейчас работаю журналистом, – ответила я, на ходу придумав себе «легенду».

– Надо полагать, профессия ваша подразумевает большую социальную активность. Не так ли? – Мужчина посмотрел на меня.

– Ну разумеется, – кивнула я. – Необходимо общаться с людьми, брать интервью, писать статьи.

– В процессе работы нередко возникают и инциденты, – заметил Валериан Четвертушкин.

– Ну а как же без них? Особенно когда главный редактор настаивает на своем, а у журналиста свое видение.

Кажется, я уже вошла в выбранный мною образ.

– Ну вот видите, Татьяна Александровна, ваши проблемы со здоровьем имеют под собой вполне понятную почву. Возможны переутомления, стрессы. Все это тоже могло повлиять на такое ваше состояние. Мы сделаем вот что. Вы останетесь в нашем центре на некоторое время, ну, скажем, дней на пять-семь. Наши специалисты вас досконально обследуют, сделают ряд анализов. И тогда уже можно будет сделать соответствующие выводы. Я думаю, нет, я просто уверен, что мы сможем вам помочь, ведь у нас работают врачи очень высокой квалификации.

– Я хотела бы затронуть вопрос об оплате, Валериан Родионович, – сказала я. – Должна ли я внести всю сумму сразу?

– А-а, вы об этом. Можно заплатить сразу, а можно и по частям, как вам будет удобно, – сказал Четвертушкин.

«Отлично. Только неделю здесь торчать я не намерена, Валериан Родионович. День, от силы – два. И разумеется, оплата врачебных услуг пойдет из средств бизнесмена Донникова, чья племянница Елизавета определенно находится в этих, не побоюсь этого слова, застенках».

– У вас еще есть ко мне вопросы, Татьяна Александровна? – спросил главврач.

– Пожалуй, нет, Валериан Родионович, – сказала я, вставая.

– Ну тогда сейчас вами займутся. Всего вам доброго, – сказал Четвертушкин.

– Спасибо вам, Валериан Родионович, – поблагодарила я, уже выходя из кабинета.

Почти сразу же ко мне подошла медсестра – молодая, приветливая девушка.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна, – поздоровалась она, – меня зовут Маргарита Петрова. Пойдемте, я провожу вас в палату.

Палата была небольшая, но с санузлом: я сразу заприметила узкую дверь. Маргарита вышла в коридор, сказав, что скоро ко мне подойдет мой лечащий врач. Я хотела спросить девушку, как фамилия врача, который будет меня лечить, но Маргарита уже умчалась. Ну что же, займусь пока делом, рассмотрю тут все как следует.

В моей палате было одно окно. Оно выходило на прогулочную, как я про себя ее окрестила, территорию центра.

Я стала открывать его, но оно не поддавалось. А-а, вот оно в чем дело: руководство медучреждения просто-напросто его заблокировало. Ну да, ведь не ставить же на окна решетки в самом-то деле.

В палате имелся плоский телевизор, пульт от него лежал на тумбочке. Я подошла к встроенному шкафу и раскрыла створки. На полке лежал шерстяной плед в черно-красную клетку, а рядом – тонкая простыня. В самом низу находилось свернутое толстое одеяло. В отдельном отсеке висел махровый халат бежевого цвета, а под ним – тапочки с закрытыми носами.

Я вынула из сумки свои вещи и положила их на оставшиеся полки в шкафу, которые оставались свободными. Затем я решила выйти из палаты и посмотреть, где здесь что находится. Коридор, в который выходила моя палата, был неширокий и не очень длинный. По обе его стороны располагались палаты, одна против другой. Их было двенадцать штук, и они были пронумерованы.

Пройдясь по коридору до конца, я выяснила, что второй его конец доходит до лестницы. Что там дальше, я решила выяснить попозже, а сейчас необходимо было вернуться в палату. Ведь Маргарита предупредила, что ко мне придет врач. Стало быть, я должна быть на месте.

Я только успела зайти в свою палату и сесть в кресло, стоящее рядом с кроватью, как в дверь постучали.

– Можно войти, Татьяна Александровна? – спросил резковатый женский голос.

– Да, пожалуйста, – ответила я.

Дверь широко открылась, и в палате появилась высокая, крупная женщина лет сорока восьми.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна, – начала она, войдя в палату. – Меня зовут Антонина Степановна. Фамилия – Добровольская. Я буду вашим лечащим врачом.

Женщина говорила отрывисто и резко, чеканя каждое слово.

– Очень приятно, Антонина Степановна, – сказала я.

– «Приятно» что? – так же резко спросила доктор.

– Простите… – Я не сразу нашлась, что ответить на подобный вопрос.

«Интересно, эта докторша, что же, не понимает, что «очень приятно» – это обычный оборот речи, когда люди знакомятся?»

– Я просто хотела сказать, что мне приятно, что меня будете лечить вы, Антонина Степановна, – сказала я.

– Хм… – хмыкнула женщина. – Ладно, тогда приступим.

К чему мы приступим, хотелось бы узнать. Однако я благоразумно промолчала, ожидая последующих действий. Добровольская между тем придвинула стул почти вплотную к кровати и села.

– Вы удобно сидите, Татьяна Александровна? – спросила Добровольская.

– Да, вполне, – ответила я.

– Если нет, то устраивайтесь поудобнее, разговор у нас с вами предстоит долгий, – сказала докторша, как будто бы она и не слышала моего ответа на свой вопрос об удобстве. – Да, вот еще что, – спохватилась Антонина Степановна, – как мне к вам обращаться? По имени-отчеству или только по имени?

– Можно просто по имени, – ответила я. – А впрочем, как вам удобно, так и обращайтесь.

– Хорошо. Итак, расскажите мне, Татьяна, какие у вас имеются жалобы, – начала Добровольская.

– Ох, Антонина Степановна, у меня очень много жалоб, – приняв страдальческое выражение лица, ответила я.

– Перечислите конкретно, на что жалуетесь, – деловито предложила докторша.

– Значит, так, я плохо сплю, то есть почти совсем не сплю, а если и засыпаю, то постоянно просыпаюсь, потому что мне снятся кошмары. В моих сновидениях меня то и дело догоняют бандиты, или же на меня обрушиваются здания, или захлестывают потоки воды. Бывает, что земля уходит прямо из-под ног, и я оказываюсь в пропасти. А еще…

Я долго описывала, как меня тошнит, как мучают головные боли и желудочные колики, а также как невыносимо ноют суставы и как их выкручивает. Добровольская внимательно слушала все эти ужасы и кивала.

Когда я наконец закончила, Антонина Степановна спросила: