Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан - Рагнар Квам

Сложные процессы, идущие в мире, способствовали политизации общества. Хейердал достиг совершеннолетия в период социального беспокойства и массовой безработицы, слабой власти и экономического хаоса. Последствия краха на Уолл-стрит в 1929 году, когда он учился в гимназии, сказались и на повседневной жизни в Норвегии, а в 1931 году страна пережила острейший период классовой борьбы, символом которого стало восстание в Менстаде. Буржуазные партии тщетно пытались стереть с лица земли растущее и крепнущее с каждым годом рабочее движение — несмотря на большинство в стортинге, их влияние на исполнительную власть становилось все слабее и слабее. Европа тоже переживала изменения. В тот год, когда Тур окончил гимназию, в Германии пришел к власти Адольф Гитлер.

В 1935 году Тур вместе с отцом отправился в Берлин; эта поездка была своеобразным этапом в его обучении. В столице Германии они посетили Этнографический музей, где отдельной экспозицией были представлены предметы полинезийского быта. В адресованной матери открытке Тур описал немецкую столицу как «ужасный большой город, но в отношении музеев и коллекций — рай! Сегодня был в огромной оранжерее, где растут кокосовые и банановые пальмы, тропические цветы и огромные папоротники». Во время поездки он увидел Германию, где уже укрепился нацизм, но с удивлением констатировал: «на одном из больших представлений, что я видел, здешний режим абсолютно открыто высмеивали». Но самое любопытное, связанное с этой поездкой, случилось уже после возвращения в Осло. Тур получил письмо от человека, которого он называл «главным антропологом Гитлера»{137}, — профессора Ганса Гюнтера. Антрополог интересовался, не мог бы Хейердал привезти ему несколько черепов с Маркизских островов, коль скоро он все равно туда отправляется. Гюнтер предположил, что полинезийцы могут принадлежать к арийской расе, и поэтому хотел более детально изучить строение их черепов{138}. О черепах полинезийцев Хейердала просил также университет Осло, и Тур решил выполнить эти просьбы, если представится возможность.

Непохоже, что драматические события как в Норвегии, так и во всем мире, сформировали у юного Хейердала интерес к политике. Он, конечно, обсуждал те явления в обществе, которые ему не нравились, и высказывал свое мнение по разным вопросам, но в разгоравшейся политической борьбе он не поддерживал ни одного направления, или лучше сказать, не придерживался какой-либо идеологии. Он не имел представления о том, как следует усовершенствовать общество. Кризисные ситуации как дома, так и за границей он воспринимал не как что-то, с чем нужно бороться, но как признаки болезни, которую все равно не остановить. Люди не хотели ничему учиться; отсутствие этого качества дети Земли, к разочарованию Хейердала, демонстрировали еще с древних времен. Поэтому он видел только один путь к счастью: люди должны вернуться к истокам и начать все сначала. Именно так он сам и собирался поступить.

В один из дней после того, как Тур и Лив уже обустроили свое жилище, на королевской террасе вдруг появился Тиоти. С того длительного обеда у Пакеекее он пытался подружиться с этой странной парочкой, что поселилась на острове, но не в деревне, как это было принято у приезжих, а в уединении, да еще и в джунглях. Тиоти показывал им окрестности и не мог не заметить особого интереса Тура ко всему живому: к улиткам на земле, птицам на деревьях или рыбам в океане. Теперь он появился с известием, что обнаружил кое-что особенное, что, по его мнению, должно было привлечь интерес Хейердала. Двое деревенских сообщили ему, что нашли в джунглях и а те кеа и готовы показать это место Туру за определенное вознаграждение.

Что за и а те кеа? Тур не понял, о чем говорит Тиоти. При самой первой встрече с Вилли Греле Тур попросил префекта помочь ему составить элементарный разговорник с такими словами, как «да», «нет», «ты», «я». С тех пор он тщательно записывал новые слова и выражения в маленькую книжечку. В том, что говорил Тиоти, он узнал слово «рыба» — но что за рыба? Тиоти, пытаясь объяснить, нарисовал рыбу на плоском камне и прижал к этому камню руку Тура. Рыба и камень. Возможно, он имел в виду ископаемое? На острове, образованном из вулканической лавы? Нет, этого Тур не мог себе представить. Но надо было проверить. Они взяли мачете и пошли, пробиваясь сквозь джунгли.

После долгого пути, вымокнув под тропическим дождем, они, наконец, пришли к двум каменным выступам, покрытым кофейными кустами. Туземец указал на один из них, и Тур увидел вырезанную на камне рыбу двухметровой длины.

Рыба на камне. Находка этого наскального рисунка стала одним из важнейших событий в жизни Тура Хейердала

Это было не ископаемое. Это был наскальный рисунок. Рыба, выбитая в камне. Каменная рыба.

Тур был поражен. Насколько он знал, это был первый наскальный рисунок, найденный на Фату-Хиве, да и во всей Полинезии. Тут же возник вопрос: кто? Кто и когда сделал этот рисунок?

Тур принялся размышлять. Этой каменной рыбе, должно быть, несколько сотен лет, прошедших «с тех времен, когда на Маркизах царила неизвестная культура». Культура, созданная людьми, о которых никто ничего не знал: кем они были, откуда пришли — «неразгаданная загадка для науки». Но в любом случае эти люди представляли «одну из ветвей того неизвестного народа, что когда-то воздвиг удивительные каменные головы на острове Пасхи»{139}. Семьсот лет назад это племя вымерло после того, как другой, более воинственный народ явился с моря и оттеснил его в сухие и малоплодородные горные районы. Этим новым народом и были полинезийцы; их потомки теперь живут на островах, они и показали Туру рыбу, вырезанную на камне. Но вопросы на этом не иссякли, ведь полинезийцы, как и их предшественники, тоже представляли собой неразгаданную загадку. Многие пытались ее разрешить, но Тур констатировал, что никто не знал, «откуда они приплыли в своих лодках по бесконечному океану»{140}.

Рыба была не одна. Ее окружало множество удивительных рисунков и фигурок, также изящно вырезанных на каменном выступе.

Тур попросил туземцев очистить пространство вокруг камня от кустарников и дерна, и оказалось, что здесь имеется еще один камень, покрытый «примитивными рисунками мужчин и женщин, а также черточками, которых мы не понимали»{141}.

Туземцы испугались и стали шептать про себя:

— Тики, менуи тики.

Боги, множество богов.

Хотя Тиоти и двое его друзей обратились в христианство, это, однако, не спасло их от страха при виде чужих богов, вдруг появившихся перед ними, — им показалось, что творение рук дьявола.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});