Армадэль. Том 2 - Уильям Коллинз

Его смерти! Это мог быть ужасный шаг для всякой женщины, но должно ли это быть ужасно для меня?

Я ненавижу Армадэля из-за его матери; я ненавижу его самого. Я ненавижу его за то, что он тайно от меня съездил в Лондон и наводил справки обо мне. Я ненавижу его за то, что он вынудил меня оставить моё место, прежде чем я этого пожелала. Я ненавижу его за то, что он расстроил все мои надежды выйти за него замуж и опять заставил меня вести мою несчастную жизнь. Но после того, что я уже сделала в прошедшее время, как я могу? Как я могу?

Девушка, которая стала между нами, которая отняла его у меня, которая открыто оскорбила меня недавно, — как эта девушка, отдавшая ему своё сердце, почувствует это, если он умрёт! Как я отомщу ей, если это сделаю! А когда я буду принята как вдова Армадэля, какое торжество для меня! Торжество! Это будет более чем торжество, это будет спасение для меня. Имя, на которое посягнуть не может никто, скроет меня от прошлой жизни. Удобства, роскошь, богатство и положение в обществе, тысячу двести фунтов верного ежегодного дохода, обеспеченного завещанием, которое известно нотариусу, независимо от того, что мог бы он сказать или сделать сам! Я никогда не имела тысячу двести фунтов в год. В самое счастливое время у меня не было и половины этого дохода, собственно мне принадлежащего. Что у меня есть теперь? Осталось всего-навсего пять фунтов и надежда на будущей неделе попасть в тюрьму за долги.

Но, о! После того что я уже сделала в прошлое время, как могу я? Как могу я?

Некоторые женщины на моём месте и при моих воспоминаниях о прошлом чувствовали бы иначе; некоторые женщины сказали бы: «Легче во второй, чем в первый раз». Почему я не могу? Почему я не могу?

О! Сатана искушает меня, а неужели нет ангела поблизости, который поставил бы временное препятствие между мной и завтрашним днём, препятствие, которое помогло бы мне отказаться от этого?

Я поддамся этому, поддамся, если стану писать или думать об этом; я оставлю эти листки и пойду опять на воздух. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь о самых обыкновенных предметах. Я поведу гулять хозяйку и её детей. Мы пойдём посмотреть что-нибудь. В городе есть какая-то выставка, я поведу их туда. Я не такая уж злая женщина, когда постараюсь, и моя хозяйка была добра ко мне. Я отвлекусь от своих мыслей, когда я увижу, что она и дети будут веселиться.

Минуту назад я оставила эти листки, как сказала, а теперь опять раскрыла их, сама не знаю почему. Мне кажется, мой мозг перевернулся. Я чувствую, будто какая-то мысль вылетела у меня из головы; я чувствую, что должна найти её здесь.

Я нашла! Мидуинтер!!! Возможно ли, что, думая о причинах за и против целый час, несколько раз читала имя Мидуинтера, серьёзно намеревалась выйти за него и ни разу не подумала, что даже если устранятся все другие препятствия, то он один, когда настанет время, будет непреодолимым препятствием на моём пути? Неужели соображения о смерти Армадэля поглотили меня до такой степени? Я так полагаю. Я не могу другим образом объяснить такой необыкновенной забывчивости с моей стороны.

Не остановиться ли мне и не подумать ли об этом, как я подумала обо всём остальном? Не спросить ли мне себя: не будет ли Мидуинтер, когда настанет время, таким же непреодолимым препятствием, каким он кажется теперь? Нет! Какая нужда думать об этом? Я решилась преодолеть искушение; я решилась доставить удовольствие моей хозяйке и её детям; я решилась закрыть мой дневник, и он будет закрыт.

* * *

Шесть часов. Болтовня хозяйки нестерпима, дети хозяйки надоедают мне. Я оставила их и прибежала сюда — до отхода почты написать строчку миссис Ольдершо.

Опасение поддаться искушению всё сильнее овладевало мной. Я решилась отрезать все возможности поступить по намеченному плану. Миссис Ольдершо послужит для меня спасением в первый раз с тех пор, как я её знаю. Если я не заплачу ей по расписке, она угрожает посадить меня в тюрьму. Ну, пусть она арестует меня. В том расположении духа, в каком я нахожусь теперь, самое лучшее, что могло бы случиться для меня, это — чтоб меня увезли из Торп-Эмброза волей или неволей. Напишу, что меня можно найти здесь, напишу ей прямо, что самую лучшую услугу, какую она может оказать мне, это — запереть меня в тюрьму!

* * *

Семь часов. Письмо отправлено на почту. Я начинала чувствовать некоторое облегчение, когда дети пришли поблагодарить меня за то, что я водила их на выставку. Девочка совсем расстроила меня; она очень бойка, и волосы у неё почти такого цвета, как у меня. Она сказала: «Я буду похожа на вас, когда вырасту, не правда ли?»

Её глупая мать сказала: «Пожалуйста, извините её, мисс».

И, смеясь, увела её из комнаты. Похожа на меня! Я вовсе не люблю этого ребёнка, но думать, что она будет похожа на меня!

* * *

Суббота, утро. Я хорошо поступила раз в жизни, по внутреннему побуждению, написав таким образом к миссис Ольдершо. Единственное случившееся новое обстоятельство оказалось в мою пользу.

Майор Мильрой ответил на письмо Армадэля, просившего позволения зайти в коттедж и оправдаться. Дочь прочла это письмо молча, когда Армадэль подал ей его на их свидании сегодня утром в парке. Но они разговаривали потом об этом письме так громко, что я всё слышала. Майор упорно стоит на своём. Он пишет, что его мнение о поведении Армадэля составлено не по слухам, а по собственным письмам Армадэля, и он не видит причины изменять мнение, к которому он пришёл, когда переписка между ними прекратилась.

Это маленькое обстоятельство, я признаюсь, ускользнуло из моей памяти. Дело могло кончиться неприятно для меня. Если бы майор Мильрой не так упорно придерживался своего мнения, Армадэль мог бы оправдаться, его помолвка с мисс Мильрой была бы признана, и всякая возможность для меня иметь влияние на это дело была бы утрачена. Теперь же они должны держать планы своей помолвки в строгой тайне, и мисс Мильрой, не осмелившаяся подходить к большому дому после того, как гроза принудила её искать там убежища, вряд ли осмелится подойти и теперь. Я могу разлучить их, когда захочу, анонимным письмом к майору; я могу разлучить их, когда захочу!

После рассуждений о письме они начали говорить о том, что им теперь предпринять. Строгость майора, как оказалось, произвела обыкновенный результат. Армадэль заговорил опять о побеге, и на этот раз она слушала его, мисс Мильрой все принуждает к этому. Платья её готовы, а летние каникулы в школе, выбранной для неё, кончаются в конце следующей недели. Когда я оставила их, они уговорились встретиться опять и решить что-нибудь в понедельник.

Последние слова, сказанные им, перед тем как я ушла, несколько взволновали меня. Он сказал: «По крайней мере одно затруднение, Нили, не должно тревожить нас: у меня много денег».

Потом он поцеловал её. Возможность лишить его жизни показалась мне реальнее, когда он заговорил о деньгах и поцеловал её.

Прошло несколько часов, и чем больше я думаю о мести, тем больше опасаюсь пустого промежутка до того времени, когда миссис Ольдершо обратится к закону и защитит меня от меня самой. Может быть, было бы лучше, если б я осталась дома сегодня. Но как я могла? После оскорбления, которое она нанесла мне вчера, я порывалась взглянуть на девицу.

Сегодня воскресенье. Понедельник, вторник. Меня не могут арестовать за долг раньше среды. От моих жалких пяти фунтов осталось только четыре! А Армадэль сказал Нили, что у него много денег! Она краснела и дрожала, когда он целовал её! Может быть, было бы лучше для него, лучше для неё, лучше для меня, если бы срок моего долга кончился вчера и полиция задержала меня сию минуту.

Что если бы у меня были средства уехать из Торп-Эмброза со следующим поездом, отправиться за границу и занять себя каким-нибудь новым интересным делом с новыми людьми? Могла ли бы я это сделать, скорее чем размышлять о том лёгком способе лишить его жизни, который проложит путь к богатству? Может быть. Но откуда достану я денег? Кажется, дня два тому назад мне приходил в голову способ достать денег? Да, это — низкая идея просить Армадэля помочь мне! Хорошо, поступлю низко один раз, я дам ему возможность совершить великодушный поступок с помощью туго набитого кошелька, о котором он размышляет с таким утешением в сложившихся обстоятельствах. Сердце моё смягчилось бы ко всякому человеку, который ссудил бы меня деньгами в моём теперешнем отчаянном положении; и если Армадэль даст мне денег, то может быть, моё сердце смягчится и к нему. Когда я пойду? Сейчас! Я не оставлю себе времени продлить унижение от этого поступка и переменить моё намерение.

* * *

Три часа. Я отмечаю час. Он сам решил свою участь. Он оскорбил меня.

Да! Я раз вынесла это оскорбление от мисс Мильрой, а теперь вынесла во второй раз от самого Армадэля. Оскорбление приметное, безжалостное, умышленное оскорбление днём!

Я прошла город и сделала несколько сот шагов по дороге, которая ведёт к большому дому, когда увидела Армадэля, подходящего ко мне. Он шёл очень быстро, вероятно, за чем-нибудь в город. В ту самую минуту, как он увидел меня, он остановился, покраснел, снял шляпу, заколебался и повернул назад в переулок, который, как мне известно, идёт в противоположном направлении от того, в котором он шёл, когда увидел меня. Его поступок говорил сам за себя так ясно, что его можно было выразить словами: «Мисс Мильрой может об этом услышать: я не смею подвергнуться риску, чтоб меня увидели говорящим с вами». Мужчины поступали со мной жестокосердно и говорили мне неприятные вещи, но ещё ни один мужчина на свете не бегал от меня как от прокажённой, как будто заражавшей сам воздух своим присутствием!