МРНЫ (почти правдивая история) - Дина Валерьевна Крупская

скреб заросли на подбородке. Вдруг глаза его загорелись:

— А если будет две комнаты?

— Две уже лучше, и перегородить их можно ширмами. Но двух не будет, — замотала головой Маша. — К нашим котам нельзя никого подселять, это же их законная территория, полезут в драку, их подерут, покалечат еще.

Мы с рыжим смотрели друг на друга. Картины ближайшего будущего наполнили комнату с пугающей яркостью. Меня трясло, усы дергались — я пришла в боевую готовность. Мася съежился, поджав хвост, и попятился к кровати. Да, боец. На него можно будет положиться, когда настанет пора великих битв.

И тут Борода выдал:

— А мы их с собой возьмем.

И снова мы с котом отреагировали по-разному. Он от восторга взмыл под потолок по «дереву» из трех прибитых друг над другом когтеточек, а я, наоборот, вжалась под кровать, представив красную пластиковую переноску, качку до тошноты, рычащие рядом вонючие машины, громыхучее, полное незнакомых людей метро.

Маша онемела с открытым ртом, даже поехавшая по щеке слеза остановилась на полпути.

А Пустоголовый как спал, так и продолжал спать, будто это его не касалось.

Тогда как его очень даже касалось.

Мася

— Или коты, или Мишка, — твердо сказала Маша. — Три хвоста мы не потянем. Это не отдых будет, а сплошная нервотрепка.

Как это или-или, вы уже сказали, что мы едем! Не оставляйте, не оставляйте меня на растерзание, я не вояка, а король, меня сразу забьют под кровать, и я две недели буду там умирать от страха!

Я уже предвидел эту жуткую картину, репетировал, как они возвращаются, а я встречаю их — кости да кожа, шатаюсь, шерсть свалялась, глаза безумные, невротик полный. Хвост висит депрессивной дохлой селедкой. И пахну плохо.

— Раз твоя мама не берет котов, пусть с Хвостом посидит, — вынес решение Мужчина-В-Доме. — Она будет счастлива.

Уф. Ёшка, мы спасены!

Виктор

Осталось полчаса до приезда зверинца и сутки до нашего отъезда. Кажется, я погорячился, дав согласие. Почему как подвиг, так всегда я? Других героев не находится. Хоть бы мне баллы какие начисляли там, на небесах.

— Ты что, торгуешься? — холодно поинтересовалась моя совесть.

Ага, за местечко в раю.

Ладно, добро пожаловать, гости дорогие, квартиру мы подготовили. Кровати застелили клеенкой, нагородили перегородок, кресло и стол вынесли на балкон, компьютер — к соседям, мелочи позапирали в шкаф, всю обувь — на антресоли. Форточки заделали сеткой, на дверь ванной поставили щеколду снаружи, ибо среди вредин кошачьей породы встречаются любители делать делишки под ванну.

Я поначалу сердился: что ж такое, я их спасаю, а они пакостить станут? А Маша мне: представь, тебя по неизвестной причине, против воли сажают в клетку, перевозят в какое-то незнакомое место, притесняют, ты злишься… Люди не понимают твою речь, а физически одержать верх или уйти ты не можешь, — и как тебе иначе выразить недовольство или несогласие? Только мстить.

Может, пора перенимать опыт? В следующий раз, если мне что-то не понравится, написаю Машке в ботинок!

Маша

Муж у меня героический. Хоть и ворчун.

Вот-вот прибудет орава взвинченных переездом приютских. Хвоста сдали маме, она жадно сцапала его и утащила в нору. Мы ей не признались, что будет твориться дома в наше отсутствие. Не знает она и про то, что мы берем в Китай котов. Думает, Юля с ними посидит.

Ой, в дверь звонят. ОНИ!

Ёшка

Нас в четыре руки отловили и закрыли в маленькой комнате. И потекли из-под двери запахи и звуки, тошнотворно-знакомые, от которых у меня шерсть сама собой вздыбилась, а уши прижались. Рыжий под кроватью уткнулся носом в угол: я в домике.

Часть кошачьего народа была мне знакома — это постояльцы, возвращенцы, забияки с каким-нибудь прибабахом. Вон, слышу, Драное Ухо воет, его ни с кем не спутаешь: «Йонг-йонг-йонг», в прошлой жизни, видать, был недурным исполнителем тирольских песен или, наоборот, к будущей готовится заранее. А вот пронесли комкастую, свалявшуюся Софу, она пахнет ковром, много лет пролежавшим в чулане в свернутом виде. В очередном новом доме она первым делом затискивается под ванну и не выходит оттуда неделю, следы ее невротического поведения уже ничем не вытравишь, даже ремонтом. Вот кот Бульдог, его клетку на минуту поставили рядом с нашей дверью, а он уже расшипелся как ненормальный. Прозвище он заслужил тем, что кусает людей за ноги. Да не просто кусь — и отбежит, нет, вцепится до кости и повиснет, не отодрать, — так распалится, что себя не помнит. Остальных я не узнала через закрытую дверь, их целая толпа — новички, жалуются на разные голоса. Собаки процокали когтями. Попугаи надрывают глотки. В общем, весело.

Борода деловито распоряжается, кого куда, а Маша только бестолковые реплики подает слабым голосом:

— Ой, нет, нет! В два этажа нельзя. Витя, как мы под этот аккомпанемент сегодня спать будем? Бася, замолчи, не гавкай, тебя не спрашивают.

А псина-то между тем дело говорит. Что клетку с плешивой Тоськой нельзя ставить рядом с клеткой персиянки Таськи, потому что они друг друга не выносят. Что попугаев нужно накрыть, чтобы они замолчали.

— Ты уверена в прочности нашей двери? — не оборачиваясь, проблеял из-под кровати рыжий.

— Нет, замка-то на ней нет.

— А щеколды на всех клетках нормальные?

— Нет. Когтем открываются, если мозги есть.

— Ты умеешь утешить.

— Я умею не врать. Нужно быть готовым ко всему, а не прятаться за иллюзиями.

— Я прячусь за вполне материальным покрывалом. Не могла бы ты, кстати, стянуть его с кровати пониже, до пола? А то вон с краю просвет остался.

Вообще промолчу.

Виктор

Дык. Дык. Дык.

— Мася, прекрати на меня напрыгивать, такой интересный сон прогнал!

Ой!

— Машуня, проспали!!! Самолет уже бьет копытом под парусами.

Так умучились вчера, что не завели будильник. Хорошо хоть у кота традиция будить нас в семь.

— Чай пить некогда, в аэропорту перекусим, — прокричала из ванной Маша сквозь зубную пасту.

— Мнешь! — возмущенно мякнул Мася, когда его силком запихнули в сумку — без приглашения, без завтрака.

Мася

Как свитер какой-то. Не особо нужный свитер, чуть не забытый впопыхах. Всю дорогу до входной двери я дулся.

В самолете чуть не умер от ужаса, пока мы набирали скорость и взлетали, но вот стало потише, и сумку открыли. Я впервые оторвался от земли больше чем на прыжок. В иллюминаторе стремительно мельчали леса и поля, и вскоре их закрыл толстый слой облачной перины, по которой хотелось бегать, взбивая, топча ее всеми четырьмя лапами. Одно гордое облако стояло пышной горой над облачной равниной, солнце слепило, а тень самолета, как привязанная, прыгала под нами с кочки на кочку, едва поспевая.

Невозмутимая Ёшка по-домашнему дремала на Машиных коленях, будто не заперта в гудящей, тряской жестянке и до твердой земли расстояние чуть больше длины хвоста, а не километры искрящейся пустоты. Она не обращала внимания на поводок, я же то и дело принимался грызть толстую кожу ремешка и чесаться.

Нет, представляете? Кошачий поводок. Мы теперь вроде собак, что ли? Ко мне, лежать, апорт… Размечтались. Может, не сразу, но я с ним разберусь, не сомневайтесь.

Ёшка

Я вообще-то не сплю. Я делом занята.

— Мама-а-а-а! — заплакал Хвост в бабушкиной квартире.

— Хвост! — говорю ему мысленно. — А что тут у нас, Хвостик? А это у нас Ёшка. Как Ёшка делает? Мяу-мяу.

Замолчал. Как его просто успокоить. Даже на расстоянии целого дня полета.

Маша

Без Хвоста ощущение, что мы что-то забыли, даже в суете переезда с чемоданом, рюкзаком и котами руки постоянно натыкаются на его отсутствие. Боже, как я протяну две недели? На что я себя обрекла?

СМС от Машиной мамы

С приземлением! У нас все ОК. Миша не скучает. Вернее, не по тебе, ха-ха. Тянет руки и говорит: КОШКА.