Грехи девственницы - Анна Рэндол

Мадлен вдруг показалось, что у нее отнялись ноги.

Рука Гейбриела спустилась к вороту ее халата и замерла над самой кружевной оборкой. С каждым вздохом чувствительная кожа Мадлен касалась пальцев Гейбриела. Она даже поймала себя на мысли, что задерживает дыхание, чтобы продлить контакт.

— Ну, что скажете теперь? — спросил Гейбриел, раздвигая полы халата Мадлен и прижимаясь губами к ложбинке между ее грудями. — Зачем рассказывать какую-то грязную историю, когда я могу развлечь вас совсем иначе?

Кожу Мадлен опалило огнем, словно губы мужчины поставили на ней клеймо.

— Потому что, если вы расскажете мне свою историю, я отплачу вам тем же. Поведаю кое-что о себе.

Губы Гейбриела тотчас же покинули ее кожу, и Мадлен возненавидела себя за глупость. Ну кто ее тянул за язык?

Гейбриел застегнул верхнюю пуговицу на ее халате.

— И что же вы мне поведаете?

— Расскажу о своих родителях. — И с какой стати она торгуется? Это совершенно неэффективное средство позволяло Гейбриелу держать себя под контролем. Кроме того, сделка означала, что и она должна дать ему что-то взамен.

— Правду?

Похоже, ее уловка сработала.

— Да.

Гейбриел некоторое время смотрел на Мадлен так, что ей стало ужасно неуютно под его прожигающим насквозь взглядом. А потом он заговорил:

— Моя мать была гувернанткой. Единственной дочерью викария. Она работала на лорда Саймона. Однажды летом его приехал навестить старший брат, маркиз Нортгейт. Он был помолвлен с другой женщиной, но это не помешало ему соблазнить мою мать. Узнав, что она забеременела, он отказался жениться на ней.

Мадлен протянула руку, но Гейбриел отошел от кровати.

— И как ваша мать восприняла это?

Гейбриел мотнул головой, и его щеки залил густой румянец.

— Она придумывает для него различные оправдания. Он так очаровал ее своей ложью, что, кажется, она до сих пор верит ему и его клятвам. — Гейбриел дрожал от гнева, но Мадлен заметила, что он и смущен тоже. Сбит с толку тем обстоятельством, что его мать позволила себе быть столь легковерной. Сам же Гейбриел не мог оправдать глупость.

— Вы когда-нибудь с ним встречались?

— Нет. Он попытался приехать на похороны моей сестры. Но я не позволил. Ведь это он сделал ее незаконнорожденной и лишил жизни, достойной леди.

— А вас — жизни наследника маркиза?

Гейбриел фыркнул.

— Пусть убирается ко всем чертям со своим титулом! Но Сьюзен заслуживала лучшей участи. Как и моя мать.

Мадлен попыталась осторожно протиснуться в приоткрытую дверь.

— Что случилось с вашей сестрой?

— Ее убили семь лет назад.

— Что?..

— Достаточно. Теперь ваша очередь.

Мадлен медленно набрала в легкие воздуха, стараясь унять приступ паники, охватившей ее при мысли о том, что придется рассказать что-то о себе. Хватит. Нет ничего опасного в той информации, которую она собиралась сообщить. Ничего такого, что можно было бы обернуть против нее. Ее родители мертвы. А она сама больше не шпионка, вынужденная скрывать собственное имя.

И все же Гейбриел сможет использовать полученную информацию против нее. Так происходило всякий раз.

Мадлен пришлось сосредоточиться, чтобы заставить себя заговорить.

— Мою мать звали Элизабет Вальдан. Дочь приходского священника, она вышла замуж за Томаса Сент-Джона, странствующего актера. — Мадлен перевела дыхание. Она и так сказала слишком много.

Гейбриел молчал.

— И?..

— Это все.

— Но ведь мы заключили сделку.

— Верно. Но если вы решили не вдаваться в подробности, то это не моя вина. — Мадлен чувствовала себя уязвленной. Но Гейбриел, конечно же, не знал, чего ей стоило сообщить ему эту крупицу информации о себе.

Глухо зарычав, Гейбриел уперся руками в матрас по обе стороны головы Мадлен, и теперь его лицо находилось всего в нескольких дюймах от нее.

— Вы знаете, что я не собирался этого делать.

Мадлен должна была чувствовать себя в западне.

После смерти матери она поклялась, что никогда больше не позволит себя запереть. Впервые оказавшись в тюрьме, она била и царапала дверь до тех пор, пока кровь не заструилась по ее рукам, смешавшись с кровью мертвого мужчины, которой было перепачкано ее платье.

Ей следовало поступить так же и теперь. Нужно ударить Гейбриела и освободиться. Это будет просто. Хватит единственного удара в подбородок, ведь она не хочет покалечить его слишком сильно.

Но когда ее руки коснулись его тела, она не смогла сжать их в кулаки. Ладони Мадлен скользнули вверх по широкой груди мужчины и скрывающимся под тканью рубашки гладким литым мышцам. Положив одну руку на бьющееся сердце, Мадлен обвила другой его шею. Она провела пальцами по волосам на его затылке, наслаждаясь их мягкой шелковистостью.

— А что вы собирались сделать?

Гейбриел наклонился так низко, что его губы едва не касались губ Мадлен.

— Узнать правду о вас.

— Вы уже говорили мне об этом. Но зачем? Зачем вы хотите что-то обо мне узнать? Я исчезну из вашей жизни через неделю. Я ничего не значу для вас, равно как и вы для меня. — Мадлен потянула Гейбриела к себе, желая унять покалывание в губах.

Но он не поддался, и его губы по-прежнему оставались слишком далеко от нее.

— Вы мучаете меня, Мадлен… — Нет, это не был возглас пребывающего в отчаянии любовника. Слова Гейбриела прозвучали осуждающе, даже зло.

Мадлен знала, что если поцелует его, Гейбриел пропадет. Она видела, каким голодным огнем, каким желанием горели его глаза. Мужское вожделение было ее оружием, и она очень искусно им владела. Нервы Гейбриела были натянуты точно тетива новенького лука. Стоит лишь натянуть ее посильнее, и она зазвенит, давая ей то, чего она так хотела. В чем нуждалась.

И все же Мадлен медлила, внезапно ощутив непривычную неуверенность.

— Вам это не нравится.

— Не нравится. Потому что я не хочу вас желать. У меня есть дела поважнее размышлений о том, каковы на вкус ваши губы. О том, как уютно ляжет в мою ладонь ваша грудь. Или о том, что вы сделаете, если я суну руку вам под юбку.

Лоно Мадлен пульсировало так, словно Гейбриел уже проделывал с ней все, о чем говорил.

А он тем временем продолжал:

— Я не одобряю этот аукцион. Вы даете советы проституткам о том, как открыть свой собственный бордель. Вы не моргнув глазом манипулируете всеми, кто вас окружает. — Гейбриел судорожно перевел дыхание. — Но почему, скажите, почему я не могу вас ненавидеть за это?

Мадлен презирала жжение в горле, как презирала себя за неспособность оттолкнуть от себя этого мужчину.