Метель - Наталья Андреева

– Это я во всем виновата…

– Господи, в чем?

– Илья… Это все из-за него… Мне не надо было…

– Маша, перестань. Все будет хорошо.

– Это ты перестань! – она вскочила. – Перестань врать! Ты же знаешь, как все плохо! Ты мне и половины не говоришь! Ты опять все взяла на себя! Ты мне даже не позвонила!

– Я не хотела по телефону.

– Да? Я, знаю, в чем дело. Ты хочешь показать, что любишь ее больше, чем я, что я плохая мать…

– Маша!

– Да, ты этого хочешь. Хочешь забрать ее себе.

– Я, пожалуй, поеду домой.

Надя поднялась. Маша побледнела и вцепилась в Надину руку:

– Нет! Не уезжай! Нет! Вдруг ей станет плохо? Господи, что я такое говорю! Я и впрямь эгоистка! Прости меня! Прости! Только не уезжай!

– Неужели ты думаешь, что я ее брошу?

И тут они обнялись и расплакались. Прибежала Соня, обхватила их, обнявшихся, руками, заскулила:

– Ну, мама, Надя… Ну перестаньте ссориться…

Они разомкнули руки, приняли ее в свой круг. Теперь женщины стояли втроем, обнявшись, это был молчаливый заговор, заговор против обрушившейся на них беды. Они собирались бороться и собирались победить. Чего бы им это ни стоило.

…Маша так и не смогла уснуть. Какой уж тут сон! Вины с себя она не снимала. Она была непозволительно счастливой, и это расплата.

А около полуночи позвонил Илья. Сначала она не хотела отвечать, но потом все же взяла в руки мобильный телефон. Вяло сказала в трубку:

– Да. Слушаю.

– Это я слушаю! Ты же обещала позвонить!

– Илья… Я не позвонила, и не буду больше звонить. Мы не будем больше встречаться.

– Что случилось? – напряженно спросил он.

– Соня заболела, – ее голос опять задрожал. Вот-вот по лицу потекут слезы.

– Ну и что? Дети всегда болеют.

– Она серьезно заболела. У нее… у нее… – Нет, она не могла это выговорить! Вместо страшного диагноза всхлип и поток слез.

– Что у нее?

– Все. Не звони.

Она дала отбой. Какое-то время подождала, но телефон молчал. Маша даже испытала облегчение. Слава Богу, понял. Пусть поищет другую женщину, с которой можно весело провести время. Поиски не будут долгими. Отныне у них разная жизнь, без точек соприкосновения. Пусть будет так.

В понедельник

Соня уехала. Она провожала их с Надей в клинику, все разузнала и сидела там, пока не прогнали. Но вечером ей пришлось остаться одной. Это было самое страшное: одиночество и бездействие. Она бесцельно слонялась по квартире, в голову лезли дурные мысли, в частности мысль о самоубийстве, неизменная спутница глубокой депрессии. Но следующая же мысль была о том, что она нужна Соне, что это будет мучительно, но иного пути нет. Им надо пройти его до конца, куда бы дорога ни привела.

Она пыталась есть, пыталась убраться, мыть посуду, но потом уселась на кровать в Сониной комнате и тупо смотрела в одну точку.

Завтра надо сделать много. Надо прийти на работу и попытаться объяснить Ларисе, зачем ей нужен бессрочный отпуск без содержания, потому что работать в таком состоянии невозможно. У Маши есть кое-какие сбережения, есть банковский счет, откуда она ежемесячно снимает деньги. Расходы на хозяйство придется сократить. На какое-то время этого хватит, а там будет видно. Если у нее и были планы на будущее, то теперь они утратили всякий смысл. Раньше это будущее представлялось Маше в виде луча, начальной точкой которого было Сонино рождение. Луч уходил в бесконечность, в светлое будущее, как ей всегда казалось. Теперь это будущее превратилось в отрезок, длина которого зависела от того, сможет ли Соня справиться с болезнью. Он мог быть длинным, а мог быть и очень коротким. Хорошо, что Маша не потратила все деньги сразу, что у нее есть этот банковский счет…

Банковский счет… Мысль остановилась на Володе, Сонином отце. Еще одно важное дело: надо ему позвонить. Или… не надо? Возможно, понадобятся деньги на трансплантацию, большие деньги, и Надя что-то говорила о доноре…

Нет, об этом пока не надо думать. Горе надо дозировать. Сначала она переживет Сонин диагноз, а потом…

Нет, это невыносимо! Маша ушла в маленькую комнату, легла на диван, накрылась пледом, включила телевизор. Шел какой-то сериал, она смотрела его и раньше. Возвращалась с работы, готовила Соне ужин, телевизор был включен, по нему шел этот же сериал, она не столько смотрела, сколько слушала и вряд ли смогла бы сказать, о чем он? Этот сериал идет с начала сентября. Соня в больнице, а он по-прежнему идет. Она стала смотреть.

Странно, такая мелочь: сериал. Но это ее немного успокоило. Жизнь продолжалась, по телевизору шло все то же. В сущности, ничего не изменилось. Вот если бы он внезапно закончился и главные герои, вопреки сериальной логике, не поженились бы, а, напротив, расстались… Маша вздрогнула.

Нет, все в порядке. Герои жили, пусть и выдуманные, и она жила. И Соня. Все шло к своему логическому завершению, к свадьбе главных героев, то есть, к жизни. Это был какой-то элемент постоянства, полная глупость, если разобраться, но зато успокаивало. Все умные мысли, попытки все объяснить с точки зрения разума и логики, утратили смысл, и в ход пошли вещи простые и примитивные, потому что сама смерть была вещью на удивление простой. Страх смерти, страх за близкого человека, был силен настолько, что все перед ним отступало. Сил оставалось только на действия, не требующие эмоциональных затрат: вскипятить чайник, что-то съесть, не важно что, лечь, попытаться уснуть, утром встать, включить чайник… И постоянно искать подтверждения тому, что жизнь продолжается.

Она придет домой завтра вечером, включит телевизор, в это же время, по этому же каналу будет идти этот же сериал, и она будет его смотреть. Она знает наверняка, что когда-нибудь умрет, и Соня когда-нибудь умрет, но это случится не завтра. И не послезавтра. И не после-после… И наверняка знает, что будет завтра идти по телевизору, в частности, по этому каналу. Она обязательно должна его досмотреть, этот сериал, все не должно закончиться раньше, чем закончится он…

…Лариса выслушала ее и сказала:

– Я все понимаю. Но ты подумай, как следует. В таких ситуациях работа спасает, по себе знаю.

– Я не могу сейчас работать, – она еле сидела на стуле, под глазами круги, лицо пепельное.

– Понимаю. Ты вот что… – Зазвонил телефон, но Лариса на звонок не ответила. Сняла трубку, подержала в руке и положила на рычаг. – Ты же не весь отпуск отгуляла? Не весь. Возьми еще три недели, а там видно будет.

– Вряд ли через три недели что-то изменится.

– Тогда возьмешь еще месяц. Без содержания. Но ты должна работать, пойми. Иначе ты сойдешь с ума.

– Я и так сойду, – усмехнулась Маша.

– Вот уж не думала, что ты такая размазня! – резко сказала Лариса. – А ну, встряхнись! Бороться надо! Делать все возможное! И невозможное тоже! А ты раскисла. Конечно! Это тебе не Богатырева охмурить!

Маша вскочила.

– Я знаю: ты мне завидуешь! – закричала она. – Вы все мне завидуете! Это вы меня сглазили! Я только не понимаю: при чем здесь Соня?! Лучше бы я заболела! Я! А не она! Ненавижу вас всех! Ненавижу!

– Ну вот, – кивнула Лариса. – Уже лучше. В общем, пиши заявление. С завтрашнего дня идешь в отпуск. Я знаю, тебе деньги понадобятся. Сейчас скажу секретарю, пусть разошлет по электронной почте всем сотрудникам, в том числе и внештатным. Соберем, сколько сможем. У меня наличными тысяч семь долларов, шубу хотела купить. Вчера расстроилась, сил нет: померила и не влезла. А уж как она мне понравилась эта чертова шуба! А сейчас думаю: хорошо, что я такая коровища! Завтра зайди, я выдам гонорар за последнюю статью и деньги привезу.

– Мне пока не надо, – она отвела глаза.

– Сказала – бери! – рявкнула Лариса.

– Спасибо.

– И не надо так плохо думать о людях. Это мы в радости такие свиньи, тут ты права, но в горе с нас всякая шелуха слетает, мы становимся теми, кем нас Господь и задумал, и за это он нас любит и прощает.

– Я не думала, что ты такая.

– Яи сама не думала. Вот, печатаем, – Лариса указала на ворох бумаг и вздохнула. – Что ни день, то праздник. А что от всего этого останется? Ничего! Думаешь, мне это нравится? А сил бросить нет. Дальше-то куда? А некуда! Везде так. Суета сует…

Опять зазвонил телефон. На этот раз Лариса сняла трубку и уже совсем другим тоном сказала в нее:

– Да, я. Никуда не делась. А что такое?

Маша направилась к дверям. Ей вслед гремел голос Ларисы:

– Да пускай подает! Думаешь, я суда боюсь?! Да хрен тебе!! У меня этих исков, как у Тузика блох!!!

…Из больницы она ушла в семь вечера. Устала так, что сил нет. Подумала: «Это хорошо… Хорошо, что я так устала… Скоро начнется мой сериал, я приду, включу телевизор, лягу на диван…». Ей ничего больше не хотелось. Надя не сказала ничего утешительного. Диагноз подтвердился. Теперь Соне надо пройти курс лечения, а потом консилиум врачей будет решать, что делать дальше.

Она брела к своему подъезду, глядя под ноги. Когда окликнули, вздрогнула.