Птица в пролете - Наталья Александрова

Она торопливо обошла большой обеденный стол из светлого дерева и застыла на месте, как жертва неожиданного высоковольтного разряда, при виде представшей перед ней картины.

Она увидела двух женщин.

Одна из них лежала на полу, не подавая никаких признаков жизни. Темные волосы были пропитаны кровью, и кровавая лужа растеклась по кафелю вокруг ее головы. Женщина была стопроцентно мертва.

Вторая женщина полулежала рядом, прислонившись к стене, и едва слышно стонала. В правой руке у нее был молоток для отбивания мяса. Молоток был весь в крови, к нему пристала прядь темных волос – в общем, не было никаких сомнений, что именно он послужил орудием убийства. И картина убийства казалась совершенно ясной и не вызывала никаких сомнений.

И только в следующий момент Надежда Николаевна поняла, что женщина с молотком в руке – это Лена.

Лена снова застонала и приоткрыла глаза.

Увидев Надежду, она попыталась что-то сказать, но губы только бессильно пошевелились, издав еще один слабый стон.

«Она в шоке! – мелькнуло в голове у Надежды. – Еще бы, после того, что она натворила! Или они подрались, и ей тоже досталось?»

В сердце Надежды Николаевны ужом вполз ужас. Вот теперь она действительно влипла. Оказаться замешанной в убийстве! Какой позор! И ведь чувствовала же она, что с этой Леной что-то неладно! Эта ее навязчивая идея насчет встречи с бывшей женой своего любовника… Отчего она так жаждала этой встречи? За что она ее так ненавидит? То есть ненавидела, поправилась Надежда, теперь ненависть, надо думать, угасла, поскольку покойников ненавидеть глупо.

И что же теперь делать? Неизвестно еще, как они тут проводили время, может, громко кричали, били посуду и ломали мебель, тогда соседи уже вызвали милицию, и скоро всех возьмут тепленькими – и Лену, и Надежду с сенбернаром. Ужас какой!

Надежда отчетливо представила, как она будет доказывать в милиции, что она только свидетель, что оказалась в квартире убитой совершенно случайно, как милиционеры будут недоверчиво усмехаться, еще, пожалуй, запрут ее в обезьяннике.

«Посадят, – в панике думала Надежда, – посадят, повяжут… как там еще говорят? Упекут на кичу и загонят на шконки…»

От того, что она мысленно стала уже выражаться как настоящий заключенный, Надежде стало совсем плохо. Перед глазами встало лицо мужа. Конечно, он ее не бросит, будет мотаться с передачами, истратит все деньги на адвокатов… Надежде стало еще хуже, хотя куда уж…

Арчи сзади шумно вздохнул, переступил лапами и сделал попытку вторгнуться в кухню. Его волновал тошнотворный сладкий запах убийства.

– Ни в коем случае! – шепотом завопила Надежда. – Арчи, немедленно назад!

Вспомнился вдруг диккенсовский «Оливер Твист», как там злодей убил свою девушку, а его собака вымазала лапы в крови, и полиция потом нашла его по собаке.

«Бежать! – поняла Надежда. – Немедленно бежать отсюда к мужу, все ему честно рассказать, он поможет… Конечно, когда он узнает все, он меня убьет, но лучше принять смерть от руки любимого мужа, чем жить в тюрьме, на жестких и грязных нарах…»

И тут она услышала еще один стон, такой тихий, такой жалостный, что невольно задержалась на пороге. Стонала Лена, потому что та, вторая, стонать никак не могла.

Надежда огляделась, увидела стакан, налила в него воды из кувшина с фильтром и поднесла к губам девушки. Лена жадно выпила несколько глотков, в глазах ее засветилась благодарность.

– Как это случилось? – вполголоса спросила Надежда, окинув взглядом место недавнего преступления. – Зачем ты ударила ее?

– Это не я… – прошелестела Лена.

«Все так говорят», – подумала Надежда.

Однако она чувствовала, что в этой, на первый взгляд очевидной картине преступления, что-то не увязывается. Если Лена ударила вторую женщину – скорее всего, Ольгу Ракитину, – то почему она сама лежит на полу и не может пошевелиться? Ведь на ней нет ни ран, ни следов побоев! И в квартире относительный порядок, на кухне даже мебель не сдвинута. Что же они, и не разговаривали совсем перед тем, как случилось ужасное? Лена просто вошла и стукнула ее молотком? Если бы она заранее задумала убийство, то принесла бы орудие с собой. А раз она схватила молоток здесь, на кухне, значит мысль убить пришла ей в голову только здесь.

Губы Лены разомкнулись, и девушка едва слышно проговорила:

– Я ее не убивала… когда я пришла, Ольга уже была мертва…

– А что с тобой? – тревожно спросила Надежда, низко склонившись, чтобы расслышать тихий голос девушки. – И почему у тебя в руке молоток?

– Я… я не знаю… – прошептала Лена, – мне что-то поднесли к лицу, что-то пахучее, и я тут же потеряла сознание… и теперь еще не могу пошевелиться… и молоток мне вложили в руку… я его не брала, понятия не имею, где он вообще лежал!

Надежда выпрямилась и еще раз внимательно оглядела место недавнего преступления.

На первый взгляд все выглядело абсолютно ясно – вот жертва с разбитой головой, а вот убийца со смертоносным орудием в руке… ни у кого не возникнет ни малейших сомнений, особенно если выяснится, какие чувства и отношения связывали жертву и подозреваемую в прошлом.

Убийство из ревности – что может быть понятнее!

Ни у кого это не вызовет сомнений.

Но у Надежды сомнения возникли, и возникли сразу, даже раньше, чем Лена с трудом проговорила слова своего оправдания.

Почему она не покинула место преступления? Что с ней случилось, почему она не может встать, не может даже пошевелиться? И вообще, все это выглядит слишком очевидно, слишком правдоподобно, чтобы быть правдой!

Нет, все случилось совсем не так, как кажется с первого взгляда!

– Зачем ты потащилась в эту квартиру? – сурово спросила Надежда. – Зачем ты вообще вышла из дома? Я ведь велела тебе сидеть тихо!

– Я не могла в четырех стенах, я чувствовала, что если не выйду, то повешусь… Она позвонила, оставила мобильный и позвонила… можете проверить, спросите официантку в кафе на углу.

– Веру?

Надежда отлично знала официантку Веру, что работала в кофейне недалеко от ее дома. Они с мужем частенько захаживали туда выпить отличного кофе, причем строгий муж неусыпно надзирал, чтобы Надежда не прихватила к кофе еще и пирожного.

– Она сказала, что если я не приду сюда, то больше никогда не увижу Димку, – сдавленным голосом продолжала Лена.

– Ты же говорила, что сын с мамой у тебя сейчас в какой-то глухой деревне… как ее, Раздираево или Бесшабашино?

– Разудаловка, – поправила Лена.

– Один черт! Ты что же, думаешь, они стали бы искать его в этой глухомани? Самолет реактивный посылать? Да этой деревни небось и на карте нету! К тому же сама говорила, никто не знает, что они там, это случайно вышло. Как же ты могла так попасться?

– У вас дети есть? – спросила Лена.

Конечно, у Надежды были дети – то есть Алена и внучка Светланка. Да что там говорить, если бы ей сказали, что если она не придет куда-то в назначенное место, то с Сашиным внуком Вовкой случится несчастье, она бы и из-за него помчалась хоть в пасть к крокодилу.

Так что Надежда Николаевна поверила Лене, поверила, что ту заманили в ловушку, чтобы сделать ее несомненной подозреваемой…

Но это значит, что скоро сюда приедет милиция, вызванная настоящим убийцей! Иначе вся эта инсценировка не имеет никакого смысла. И если милиционеры увидят эту картину – у них-то никаких сомнений не возникнет!

Значит, нужно как можно скорее уводить отсюда Лену и уходить самой, если Надежда не хочет оказаться в роли соучастницы убийства!

Надежда Николаевна снова представила, как муж схватится за сердце, узнав, в какую ужасную историю она влипла на этот раз, и решила, что сделает все возможное и невозможное, чтобы не допустить такого поворота событий.

Ей пришла в голову еще одна мысль: почему милиция пока еще не приехала? Ведь проще всего было вызвать ее сразу же после того, как появилась Лена, и ей вложили в руку окровавленный молоток!

И тут же Надежда поняла, в чем дело.

Видимо, то средство, которое дали Лене, чтобы она стала послушной, безвольной куклой в руках убийцы, действует какое-то строго определенное время, и милицию вызовут с таким расчетом, чтобы к моменту ее появления Лена уже не казалась полутрупом.

Значит, какое-то время у них есть, правда, неизвестно какое, и скорее всего, этого времени очень мало…

Надежда огляделась. Она не нашла на этой стерильной, замечательно оборудованной европейской кухне самой обычной тряпки. Тогда она оторвала от рулона большой кусок бумажного полотенца, краем этого полотенца вынула из рук Лены орудие убийства, протерла ручку молотка. Затем чистым концом полотенца вытерла дверную ручку, которую наверняка трогала Лена, и выбросила использованное полотенце в унитаз.

Ее сильно развитый инстинкт аккуратной и хозяйственной женщины горячо протестовал против такого акта вандализма, но Надежда подумала, что засорившийся унитаз – не ее проблема, а отпечатки пальцев – это очень серьезно.