The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

несколько месяцев после того, как Александр фон Гумбольдт сел на корабль в Гаване, его старший брат Вильгельм отправился в Испанию. Там он открывал для себя новые горизонты почти так же, как Александр в Новом Свете. При взгляде из Берлина или Парижа баскские провинции Испании выглядели не менее экзотично, чем ее американская империя, и то же самое можно сказать о других периферийных районах Европы. На протяжении всего XIX века продолжали появляться отдельные путешественники, движимые жаждой приключений и научным любопытством. В эту категорию входят и женщины, например, английская путешественница Изабелла Берд, которая, не будучи научным исследователем, внимательно изучала нравы и обычаи иностранцев. Еще двумя важными фигурами, характерными для эпохи, были имперский первопроходец, целью которого было "захватить" территории от имени своего правительства, и колониальный географ, который следил за ценными полезными ископаемыми, возможными сельскохозяйственными угодьями и транспортными путями.

Географы обладают разным кругозором. Путешественники и землемеры видят свое непосредственное окружение; только в исследовании ученого из массы описаний и измерений вырисовывается общая картина. Как и Карл Риттер, новаторские французские картографы XVIII века, занимавшиеся картографией Азии, никогда не ступали на континент, очертания которого они так детально прорисовывали. Девятнадцатый век, естественно, исходил из шарообразной формы Земли, что еще раз наглядно подтвердили недавние кругосветные плавания. Но не следует забывать, что до появления аэрофотосъемки шарообразную форму можно было увидеть только с земли - с точки зрения современников-путешественников или мореплавателей. Вид с высоты птичьего полета, не говоря уже о виде земного шара из космоса, был уделом фантастов, для которых шар являлся лишь приближением. В случае с такой геологической диковинкой, как Гранд-Каньон, техника обычного пейзажного рисунка, легко справлявшаяся с альпийскими долинами, была поставлена в тупик: не было ракурса, с которого можно было бы изобразить драматизм обрывистого ущелья в натуралистической манере. Художник-график, сопровождавший первую научную экспедицию на реку Колорадо в 1857-58 годах, решил эту проблему с помощью воображаемого вида с воздуха с точки, находящейся на высоте одной мили над землей.

 

Названия континентов

Географы и картографы всегда были теми, кто давал названия местам и населенным пунктам. Как бы ни возникло название, оно становилось достоянием общественности, как только появлялось на глобусе или хорошо сделанной карте, имеющей научный или политический авторитет. Если речь шла о каком-то одном топографическом объекте - горе, реке, городе - местные названия имели шанс быть принятыми европейцами. В XIX веке в Британской Индии геодезисты установили правило, согласно которому место, требующее официального названия, после консультаций со знающими местными жителями должно сохранять привычное название. Известным исключением стал "Пик XV" в Гималаях, который в 1856 г. был назван в честь отставного генерального землемера Индии Джорджа Эвереста - вопреки его скромному возражению, что индийцы считают это название труднопроизносимым. В других частях света обильно посыпались имена европейских монархов, государственных деятелей и первооткрывателей: Озеро Виктория, Альбертвиль, Мельбурн, Веллингтон, Родезия, Браззавиль, архипелаг Бисмарка, полоса Каприви (в современной Намибии) - вот лишь несколько примеров из длинного списка.

Однако еще более произвольным и идеологизированным, чем эти локальные случаи, был выбор названий для больших территорий. Некоторые говорят о "метагеографии", имея в виду эту пространственную схематизацию мира, которую каждый человек носит в голове, обычно не осознавая, о чем идет речь. Среди большого разнообразия "ментальных карт" метагеографическими категориями являются те, которые делят земной шар на континенты и другие "регионы мира". В XIX веке основные географические категории еще находились в стадии становления, и при использовании названий более позднего времени необходимо остерегаться анахронизма. Даже термин "Латинская Америка" не так однозначен, как кажется. До сих пор существуют разногласия по поводу того, следует ли включать в него Вест-Индию или Карибский бассейн (где говорят на английском или французском языке, или креольском). Александр фон Гумбольдт и те, кто шел по его следам, не знали термина "Латинская Америка"; его Америка - это "полуночные" или тропические регионы испанской империи в Новом Свете, куда, очевидно, входила и Куба. Поколение Симона Боливара говорило о "южной Америке". Название "Латинская Америка" появилось в 1861 г. на фоне "панлатинизма" французских сен-симонистов и вскоре было подхвачено политиками. В то время Наполеон III стремился создать в этом регионе французскую империю, что закончилось в 1867 г. изгнанием французских войск из Мексики и казнью Максимилиана, габсбургского императора, поддерживаемого французами. Стратегическая привлекательность "латинского" ярлыка заключалась в том, что он обещал создать "естественные" связи между романоязычными народами Франции и Америки.

Впрочем, "Латинская Америка" - сравнительно старое региональное понятие. Многие другие "мировые регионы" гораздо моложе. Например, "Юго-Восточная Азия" появилась в Японии во время Первой мировой войны, а ее более широкое распространение было связано с тем, что в 1943 году, в разгар Тихоокеанской войны, возникла политическая необходимость определить позицию лорда Маунтбаттена, возглавившего "Командование Юго-Восточной Азии", отличное от военного театра, где доминировали американцы. До тех пор Западу не хватало общего названия для этого топографически и культурно наиболее неоднородного региона. Если европейцы не называли "Ост-Индию" без разбора, то в их терминологии на уровне выше отдельных королевств и колониальных владений различались материковая "Дальняя Индия" (современные Бирма, Таиланд, Вьетнам, Камбоджа и Лаос) и "Малайский архипелаг". Еще несколько десятилетий назад "юго-восточные азиаты" практически не чувствовали себя единым целым, а первая история региона в целом появилась не ранее 1955 г.

Аналогичная картина наблюдалась и дальше на севере. На ранних современных картах в центре азиатской суши редко встречалась четко очерченная область: "Тартария". Она расплывчато соответствовала терминам "Внутренняя Азия" и "Средняя Азия", которые и сегодня не обрели понятийной устойчивости. Российские авторы используют их только для обозначения преимущественно мусульманских территорий бывшего Русского Туркестана, в то время как в некоторых других случаях к ним относят Монголию, Тибет и современные монгольские районы Китайской Народной Республики ("Внутренняя Монголия"). Тибет часто исключается - в этом случае он вообще никуда не входит, поскольку не является частью "Южной Азии". Южная Сибирь и Маньчжурия, которые в XVIII веке еще в основном относились к "Тартарии", исчезли из любой концепции Центральной Азии. Границы между Центральной Азией и "Восточной Азией" и "Ближним Востоком" давно вызывают споры, и некоторые авторы предлагают использовать неологизм «Центральная Евразия». Альтернативным подходом к региону столь неопределенной формы является функционалистский, рассматривающий его как пульсирующую сеть обмена, расширяющуюся и сужающуюся на протяжении веков. В этом случае "Центральная Азия" соотносится с масштабами торговли и завоеваний, которые вели степные народы.

Если "Тартария" и "Центральная Азия" вызывали в воображении таинственную, труднодоступную для простого путешественника страну чудес, которую изобразил Хэлфорд Макиндер в своей часто цитируемой