Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Даму только что увезли, господин генерал. Не думаю, чтобы она была подослана красными.

– А кем же?

– Подозреваю, что подослали сами японцы. – Штабс-капитан оглянулся, не появилась ли Сото, предусмотрительно оставившая их в сугубо мужской компании. – Слишком уж все подлакировано было…

– Ты что, Фротов? Думаешь, что говоришь?

– Именно потому, что думаю, а не полагаюсь на первую попавшуюся версию…

Семёнов сел за столик, пригласил к нему адъютанта и Фротова, и несколько минут молча, с нескрываемой брезгливостью, смотрел на чашку с саке.

– Что говорит сама вдовушка? Если только она, в самом деле, офицерская вдова, а не уличная подстилка.

– Пока ничего не сказала. Визжала и вырывалась. Но это пока, потом заговорит.

– Тогда какие у тебя основания винить японцев? – наконец поднял атаман глаза на своего телохранителя. – Какие основания утверждать, что эта сука хотела разрядить в меня весь магазин по заданию их разведки?! – стукнул он по столу рукоятью маузера.

– Но ведь я не утверждаю, что целью этой красотки было убить вас.

– Тогда что же ты утверждаешь?

Фротов нервно взглянул в сторону полковника. Он терпеть не мог, когда при их беседе с командующим присутствовал кто-либо третий, пусть даже адъютант.

– Сидеть! – приказал командующий Дратову, когда тот приподнялся, чтобы выйти. – А ты, штабс-капитан, шароварами перед нами не ерзай, и подозрений зряшных не разводи, в соболях-алмазах.

– Может, ошибаюсь… Но мне кажется, что эту бабенку подослали специально для того, чтобы укрепить ваше доверие к их агенту, к японке. К лейтенанту контрразведки Сото.

Брови Семёнова поползли вверх. Сюжет, который раскрутил перед ним Фротов, пока что совершенно не вписывался в его понимание того, что здесь только что произошло. Он, конечно, не сомневался, что Сото работает на японцев, да она и не отрицала этого. Но «укреплять доверие» таким способом! Тем более что он давно смирился с её присутствием.

– А если нет? – неуверенно спросил Семёнов. – Если все не так, и Сото действительно спасла мне жизнь? Тебя, штабс-капитан здесь не было, террористку эту ты проморгал, а Сото оказалась рядом, заставила её оставить свои вещи в «предбаннике», обшарила их и вовремя разрядила пистолет. Может, это тебя и задевает?

Пока продолжался это диалог, адъютант один за другим раскурочил три патрона и высыпал на стол порох, доказывая, что все они были боевыми.

– Не скрою, задевает. Но все же в спектакле, устроенном японцами, задействовано было две «крепостные актрисы» – Сото и Кондратьева, – повертел между пальцами одну из пустых гильз штабс-капитан. Даже после этой молчаливой демонстрации Дратова, отказываться от своей версии телохранитель не намерен был. – С той только разницей, что японка была посвящена во все тонкости замысла своих шефов, а Кондратьеву использовали «вслепую», не объяснив, кто такая Сото и как она может повести себя во время её визита к атаману.

– А я уверен, что японка здесь ни при чем.

– В таком случае прикажите своему адъютанту заказать портрет Сото у лучшего художника Маньчжурии, чтобы вывешивать его рядом с иконой Богоматери. Поскольку получается, что именно ей вы обязаны спасением своей жизни.

– А что, и придется заказать.

– Подсказать имя портретиста?

– Как думаешь, стоит мне официально обращаться по этому поводу в японскую контрразведку? – как ни в чем не бывало, сменил тему атаман.

– Бессмысленно. В любом случае нужно воспринимать события так, как они нам преподнесены. Подробности попытаюсь выяснить по своим каналам.

– А что если подослали её красные или свои же, беляки?

– Вряд ли. Хотя… все может быть. Долго вдовушка не продержится, заговорит.

– Но заговорит лишь в том случае, – напомнил штабс-капитану Дратов, – если её действительно подослали красные, китайцы, маньчжуры или кто-то из своих же завистников. Если же сами японцы, то она сегодня же «повесится» в камере, или же её заставят давать такие показания, какие будут выгодны японской контрразведке. Не надо было отдавать её их военной полиции.

– Ничего не поделаешь, нагрянул полицейский патруль.

– Что тоже подозрительно, – обронил адъютант.

– А по договоренности всех диверсантов мы обязаны передавать японской военной полиции, разве не так? – обратился штабс-капитан за поддержкой к атаману, пытаясь игнорировать замечание полковника.

– Может, и сам уже на япошек работаешь, в соболях-алмазах? – прохрипел Семёнов. – Лучше сразу сознайся.

– А все мы, вся армия, кому служим? Не японцам? – огрызнулся Фротов, и крысиное, узкоскулое лицо его покрылось багровыми пятнами. – Тогда что мы здесь пытаемся выведывать друг у друга? Кого изобличаем?

«Работает, – решил для себя атаман, поражаясь, однако, тому, сколь резко отреагировал штабс-капитан на его попытку такого полушутливого «удара в спину». – Верный знак, что продался, скотина…»

– Мы служим свободной России, – горделиво вступился за командующего полковник Дратов. – Японцы – всего лишь наши временные союзники, и не более того.

– Ответ, достойный адъютанта командующего, – осклабился Фротов.

– Вот именно: достойный…

– Зря теряем время, ваше превосходительство, – не снизошел Фротов до дальнейших объяснений с адъютантом. Он всегда считал, что полковничий чин Дратова нивелирован был его ничтожной, унизительной для боевого офицера должностью. – Как только эту даму возьмут в разработку следователи японской контрразведки, сразу все станет ясно. С вашего позволения, господин командующий, я буду докладывать каждые три часа.

– Не реже, поручик, – то ли оговорился, то ли умышленно вернул его к прежнему чину генерал-атаман, – не реже. Лично прослежу.

30

Однако ни опереточное покушение невесть откуда появившейся вдовы Кондратьевой, ни подозрение, нещадно падавшее на Сото, не могли заставить генерала отказать себе в том божественном удовольствии, которое дарило ему каждое свидание с японкой. Мало ли кто и сколько раз пытался убить его – и в Первую мировую, и во время революции, и в Гражданскую?! Стоит ли из-за этого ударяться в прострацию?! К тому же как только адъютант и Фротов ушли, вновь появилось ангельское личико мило улыбающейся Сото.

– И-звали меня, господина генерала?

– Еще как звал! – искренне ответил Семёнов, хотя имени её не произносил, даже мысленно.

– И-Сото цюствовала, что звали, – уселась она у ног атамана с покорностью рабыни, готовой подчиниться любой прихоти повелителя.

С той поры как командировка в Европу была отменена, женщина ни разу не появлялась перед ним в форме лейтенанта японской армии, и не только потому, что ей не нравилось ходить в мундире. Судя по всему, ей приказано было изображать верную традициям и своему повелителю японку, эдакую профессиональную жрицу любви. И Сото мужественно и умело вела эту роль.

Она и впрямь была неплохой любовницей, да к тому же старалась не переигрывать, как это любили делать русские проститутки. К тому же Григорий очень часто ловил себя на мысли, что девушка все больше привязывается к нему, и, надеялся, даже влюбляется. Сколько же искренности было при этом в чувствах к нему, где заканчивалась любовная игра и начиналось естественное влечение, – не знал даже Господь. Поэтому Семёнов пытался не предаваться сомнениям и ревности. Хотя он давно не жил со своей официальной женой, создавать новую семью не собирался, всякий раз говоря себе: «Не ко времени, в соболях-алмазах». Причём никогда не забывал, как быстро стареют японки, китаянки и прочие азиатки, и какими страшненькими они становятся уже после тридцати пяти. «Но ведь самой Сото до этого еще далеко», – успокаивал он себя. – «Да, и ты уже не первой молодости.»

– Пей, – не преминул воспользоваться своей властью над этим хрупким, но решительным созданием командующий. – Пей и молись, в соболях-алмазах.

Сото взяла чашечку с саке, смочила губки, показывая, что нет такого, в чем бы она решилась отказать генералу, потом ту же чашку поднесла ему.

– И-пей, да? Молись, в соболях-алмазах, да? – щурила шоколадки лукавых глаз. – И-видишь, Сото хоросая уцениса, в соболях-алмазах? Чай не отравлен.

– Теперь я и в этом не уверен. Значит, это ты вынула обойму из пистолета той стервозы, что хотела палить в меня?

– И-пока она показывала тебе свои о-о… – приставила растопыренные ладошки к почти крохотным грудкам Сото.

– Свою грудь, что ли?

– И-осень-то больсие груди.

– Тогда, ты еще не видела по-настоящему грудастых пышных казачек, – мечтательно сощурил глаза атаман. – И как эти бабы пьют, и как промеж собой дерутся, и как поют. Ты еще много чего не видела на своем веку.

– Пока ты смотрел на эти и-осень-то больсие груди, Сото смотрела её подарки. Если она и-хотела дарить пистолет, да, зачем было дарить его с патроном в патроннике, да?