Почти идеальный герой - Андрей Владимирович Кивинов

Таиланда и Вьетнама, велели сидеть в номерах-кабинетах и не высовываться, хотя те не понимают по-русски. Затем потребовали деньги. Жанна кивнула на кассу. Первый сказал, что это не те деньги. Потом полез под стойку и вытащил переносной сейф, замаскированный под бестселлер Маркса «Капитал». Там действительно хранилась наличка, прошедшая мимо кассы. За определенный род услуг. Тысяч сто.

— Значит, они знали, где брать, — сделал логический вывод Мотя.

— Получается — да.

— И значит, бывали здесь раньше. Под видом клиентов.

— Да, наверно.

— И третье — они идиоты. Потому что засветились на камеру. У вас же есть внутренняя камера?

Алла согласно кивнула головой, при этом уверенно и четко произнеся: «Нет». Матвей все понял, сделал знак, и оба вышли из салона на улицу. Алла конспиративно зашептала, прильнув как можно плотнее к его груди:

— Моть, только между нами. Да, мы пишем. Люди сюда иногда заходят непростые. Вроде вашего Панфилова. Это ФСБ велело.

— Скажи еще ГРУ… Алла, кому вы нужны? Просто хотите снять компру, в жизни пригодится. И где можно посмотреть уникальные записи?

— У Витьки. На съемном диске. Если зайдешь, можем вместе посмотреть.

И она прижалась еще плотнее. Но Мотя был не просто героем. Он был героем в развитии. Что имело место вчера, не имеет сегодня.

— Видишь ли, Алла… В последнее время я много думал, анализировал, переосмысливал. И пришел к выводу, что главное в жизни — семейные ценности. И не стоит их разрушать из-за какого-то гоп-стопа. Просто скопируй на флешку и принеси.

Алла резко отпрянула, трактовав сказанное по-своему.

— Я так и знала, что ты с ней спишь!

— Успокойся, у меня бессонница… Жанна в себя пришла? Надо приметы записать.

Алла вернулась в пропахший валерианкой салон, Матвей остался на улице, вспомнив, что где-то забыл свой рабочий блокнот. Позвонил Татьяне, та подтвердила, что тот на тумбочке.

— Я заскочу днем, заберу. А то без него как без рук. Целую.

Та, кого подразумевала Алла, решила не тянуть время и приступить к спасению мужа ровно в десять утра, когда двери государевых силовых учреждений распахивались для трудового люда. Надела максимально деловой костюм — пиджак и юбку сильно ниже колен. И почти никакой косметики.

Панфилов, прикидывавший, как максимально выгодно поделить семейное имущество, если дело дойдет до раздела, встретил ее, словно предприниматель налоговую проверку. Эльвира озадачила, начав переговоры весьма неожиданным образом.

— Женя, а ты кино любишь?

Евгений Андреевич никогда не отвечал прямо на таившие угрозу вопросы.

— Ну допустим.

— А такой фильм видел? — Эльвира показала приложение «калькулятор» на экране смартфона с набранным пятизначным числом.

Панфилов тут же врубился, о чем речь. Опыт.

— Чье производство? Европа или Голливуд?

— Европа.

— Да! Конечно! Вспомнил! Смотрел! Про любовь! Секретарши и спортсмена! Фильм неплохой, но на бюджете явно сэкономили. Поэтому и финал какой-то слитый. Раза бы в два побольше — и хоть «Оскара» давай! Или «Пальмовую ветку».

Гад… В два раза! Сволочь, прыщ недодавленный. Стас, правда, сказал, что деньги достал, но все равно обидно.

— В два?!

— Не меньше. Звезд пригласить, спецэффектов добавить. И бюджет бы отбился!

Со стороны могло показаться, что беседуют продюсеры.

— Точно бы отбился?

— Не сомневаюсь. Примеров масса.

— Ну хорошо, — Эльвира помнила, что нельзя отдавать всю сумму сразу, — а как насчет двухсерийных фильмов?

Следователь намек понял.

— Не-не-не! Только односерийные! Помню, случай в юности был. Одну серию посмотрел, а вторая только через год вышла. Я аж извелся весь, пока ждал.

— А где ты обычно смотришь? Здесь или дома?

— На природе люблю. На планшете. Например, в парке Гагарина. У пруда. Тишина, никто не мешает. На днях, кстати, собирался. Может, даже сегодня.

— Хорошо. Я подберу фильм и позвоню.

В дверях кабинета Эльвира столкнулась с наемником-сержантом, охранявшим здание Следственного комитета. Тот сопровождал пришедшую к Панфилову посетительницу, некую Китаеву Татьяну Борисовну.

— Конечно, пусть заходит.

Татьяна зашла, поздоровалась, присела. Легкое волнение, как у человека, попавшего под персональные американские санкции.

— Слушаю, Татьяна Борисовна.

— Евгений Андреевич, вы уже закрыли дело?

— Правильно говорить «прекратили», — мягко поправил следователь. — Нет еще. Жду кое-какие экспертизы.

— То есть оно у вас?

— Разумеется. А что?

— Не могли бы дать посмотреть записку Трефилова? Ту, что нашли у брата.

— Конечно. А зачем?

Татьяна сняла очки. Волнение.

— Я потом объясню. Мне просто надо посмотреть.

— Ну хорошо.

Панфилов достал из сейфа дело, смахнул с него крошки от бутера, полистал, нашел записку и протянул Татьяне. Та изучала ее буквально пару секунд.

— Извините. Спасибо. Я ошиблась.

Сказано было тоном невиновного, услышавшего смертный приговор.

— И еще… Мотя… Матвей Александрович опечатал дверь Толиной квартиры. А я там видео писала, сорвала пломбу… Это ничего?

Панфилов оттопырил губу.

— Опечатал? Зачем?

— Якобы таков порядок. Вы попросили.

— Ерунда, ни о чем таком я его не просил. Осмотр уже был, делайте там, что хотите.

— Спасибо, до свидания.

Глава четвертая

Тучи нависли, не просыхают.

Дождь без конца.

Капля стекает, след оставляя, словно слеза.

Лист облетевший, ветром гонимый —

Знак сентября…

Ты позвонила — на час опоздаю.

Сдуло меня.

Небо бездонно, чувства бездомны,

Ждать целый час.

Может быть — всё, ты меня разлюбила.

Прямо сейчас…

Поэт-любитель Илья Викторович Алмазов подумал немного, зачеркнул слово «просыхают» и заменил на «высыхают». Иначе как-то двусмысленно. «Сдуло» изменил на «продуло». Так жалостливей. Он писал от руки, по старинке, в школьной тетрадке. Считал, что между бумагой и человеком не должно быть электрических посредников, оно как-то душевней. А лучше всего гусиное перо.

Зло швырнул авторучку на стол. Да, не Пушкин. С другой стороны, это и не должен быть Пушкин. Стихи положат на музыку, ее запишет Стас Васильев, попсовик, обожаемый электоратом, особенно женским. А закон попсы — чем проще, тем лучше. Песня пойдет в эфир аккурат перед днем выборов.

Но даже в попсе нельзя халтурить. А тут дичь какая-то. «Час — сейчас», «сентября — меня». Конечно, можно нанять профессионального поэта, но… Есть вещи, которые нельзя доверять никому.

Стихи на реальной основе. Ничто человеческое не чуждо даже кандидатам в губернаторы. В том числе и такое прекрасное чувство, как злорадство. У его московского куратора Прохора Ивановича Архипова имелась в Новоордынске тайная зазноба-любовница с редкостным именем Снежана и редкостной внешностью. Первая красавица в регионе. Прикупил ей Прохор Иванович гнездышко и, приезжая время от времени на родную землю, захаживал в гости. Ну, чтоб не по гостиницам, как обсосам, прятаться. Годы