Великий стагирит - Анатолий Домбровский

Одни из героев этой книги, Платон, был учеником Сократа и в своих многочисленных сочинениях не только защищал память учителя, но и высказывал свои взгляды как бы устами Сократа. Сократ становится участником сценок (диалогов), где он в споре со своими противниками или в беседах с людьми, безразличными к истине, доказывал свою правоту и развертывал учение самого Платона.

Споры, участником которых Платон делал Сократа и современников, зачастую были вымышленными, но за ними стояли противоречия, из которых эллинское общество времен Платона не могло найти выхода. Платону казалось, что он знает этот выход, — он предложил создать такое государство, в котором не было бы погони за властью и богатством, борьбы между богатыми и бедными. В этом справедливом государстве власть должна принадлежать мудрецам, не обладающим семьей и собственностью, ибо семья и собственность, по мнению Платона, были источниками раздоров в государстве. Не должен был иметь семьи и собственности и класс воинов, людей, охраняющих государство. Собственность и семью Платон сохранял лишь низшему классу, — людям, добывающим пищу и производящим блага. Они должны работать, не вмешиваясь ни в управление государством, ни в его защиту от врагов.

Это учение о государстве было враждебно существовавшей демократии, и Платон, как вы знаете из книги, неоднократно отправлялся в Сицилию, чтобы убедить ее правителей-тиранов устроить «справедливое государство». Но не все ученики Платона слепо шли за своим учителем. К их числу относился Аристотель, пришедший в Афины с севера, из маленького городка Стагиры, расположенного неподалеку от столицы Македонии Пеллы.

Отношения учителя и ученика не только не исключают, но и предполагают противоборство. Подобно тому как цыпленок не может выйти на свет, не разрушив материнскую скорлупу, так же и ученый не может добиться успеха, если он будет повторять выводы учителя, не делая шага вперед.

Скорлупой, разрушенной Аристотелем, была Академия Платона. Он создал свою собственную школу — Ликей и свое учение о государстве. С беспощадностью ученого Аристотель показал, что проект создания «справедливого государства» Платона неосуществим, ибо такие учреждения, как семья и частная собственность, против которых выступал Платон, являются основой любого государства, могущего быть созданным при тех условиях, когда существует рабский груд. Рабство является основой всего, считал Аристотель, и пророчески замечал, что конец рабству наступит тогда, когда ткацкие челноки научатся ткать, а музыкальные инструменты играть без помощи рук. Пока же этого нет, незачем возлагать обязанности рабов на свободных бедняков, как этого добивается Платон.

Пытаясь объяснить природу мира и наших знаний о нем, Платон исходил из того, что видимый нами мир, состоящий из вещей и тел, занимает лишь второстепенное место по отношению к другому, невидимому, но совершенному миру, где эти вещи и тела существуют в виде образов, или, как их называл Платон, идей. Ведь образ, идея стола, убеждал Платон, возникает до того, как плотник возьмется за работу и сколотит стол, причем этот стол будет неизмеримо более грубым и топорным, чем тот, который он мог бы создать, если бы перед его глазами был стол мира идей. Но все-таки откуда плотник вообще узнал о столе, если он не был в мире идей? В мире идей, отвечает Платон на вопрос поставленный им самим, была душа плотника задолго до того, как она вселилась в данного человека. Краешком своей памяти душа донесла идею стола и дала приказ рукам: делай. Идеи, учил Платон, вечны, так же как вечны души, а вещи и тела — смертны. Человек должен заботиться о вечном, неподвластном времени, а не о материальном, сиюминутном.

Таково учение Платона, близко смыкавшееся с религией. Его называют идеализмом. Против такого учения первым начал борьбу ученик Платона Аристотель, а вслед за ним многие передовые ученые, сторонники материализма.

Аристотель считал, что нет никакого мира идей, существующего отдельно от мира вещей, и что, вводя само понятие «идеи», Платон не только вводил в заблуждение учеников, но и закрывал для самого себя правильное понимание мира и природы знаний о нем. Идеи не существуют, как не существуют отдельно от вещей цифры, с помощью которых мы ведем подсчет вещей. Нигде нет вечных и неизменных идей стола, как нет и «пятерок», «троек», «десяток», «уравнений», «корней» вне предметов, которыми мы оперируем. Эту изложенную нами в общей форме критику Аристотелем идеализма В. И. Ленин считал превосходной, отчетливой, ясной.

В то время когда в Академии шли споры о лучших государствах, идеях и материи, над Афинами и другими греческими городами-государствами сгустились тучи. Возвысилось северное государство Македония. Пользуясь разобщенностью греков, парь Филипп стал угрожать греческим городам своей властью.

Греки по-разному относились к Филиппу. Одни видели в нем грубого и жестокого варвара, врага демократии, безжалостного душителя свободы. Другие, напротив, — спасителя Греции, сумевшего дать Элладе единство, человека, могущего разрешить с помощью завоеваний на Востоке социальные противоречия.

Аристотелю не приходилось делать выбора — «с Филиппом» или «против Филиппа», поскольку он был связан с Македонией своим происхождением и биографией. Филипп мечтал овладеть Грецией и шел к этой цели с исключительным упорством, применяя, где это было нужно, коварство и обман. Аристотель в те же годы шел к высотам знания. И когда греческие города-государства признали верховенство Македонии, греческие ученые склонились перед мощью таланта Аристотеля, признав в нем своего главу. В 338 г. до н. э. Филипп подчинил Грецию своей власти. К этому времени Платона уже не было в живых, а Аристотель стоял во главе Ликея.

Ученик Платона, друг Филиппа, Аристотель был также учителем Александра, самого талантливого полководца древности. Нет, Аристотель обучал юного македонца не военной науке — в этом ему учителем был отец, Филипп. Военная наука была единственной из наук, в которой Аристотель ничего не смыслил. Аристотель старался показать юному македонцу преимущества эллинского образования и эллинского образа мыслей и, кажется, в этом преуспел. Александр полюбил поэзию, знал наизусть стихи Гомера. Во время войны с восставшими против него эллинами он пощадил Афины — светоч искусства и образованности. Это можно было считать победой Аристотеля, если бы вскоре не последовали события, показавшие всю глубину расхождения между учителем-мудрецом и учеником-воином.

Сорокатысячное греко-македонское войско переправлялось через Геллеспонт. Позади остались города с полуголодными возбужденными эллинами, пропыленные свитки Платона о справедливом государстве и справедливых законах. Впереди была необозримая Азия с нестройными царскими полчищами, готовыми разбежаться при одном только виде непобедимой фаланги, с дворцами, хранящими неисчислимые богатства, с народами, привыкшими повиноваться сильному.

Довольно слушать мудрецов, витающих в облаках! Ни один из них не указал Элладе верного пути — ни Сократ, ни ученик Сократа Платон, ни ученик Платона Аристотель. Только лишь ученик Аристотеля Александр нашел этот путь! Это путь на Восток! Там упоение победой, царская роскошь, власть, слава!

Но чем дальше уходил Александр от Эллады дорогами войны, чем больше городов открывало ему свои ворота, тем глубже становилась пропасть между Александром — учеником Аристотеля и Александром — завоевателем Вселенной. Сомнения одолевали сына Филиппа. Так ли велика эллинская мудрость? Мудрость египетских жрецов, о которых он раньше знал понаслышке, не только была древнее, но и более соответствовала устремлениям победителя. А когда Александр был объявлен ими сыном бога Амона, он и впрямь усомнился в том, что его отец — македонец Филипп, и, мгновенно забыв все то, чему его учил Аристотель, потребовал от эллинов, чтобы они признали его богом.

Возмущенные наглостью этого юнца, но опасаясь его мести, эллины ответили: «Пусть Александр будет богом, если он этого хочет».

Александр продолжал свой путь на Восток. Новые города раскрывали перед ним свои ворота. Армии царей и сатрапов рассыпались, как ворох сухих листьев под дуновением ветра. Александр все более отдалялся не только от Эллады, но и от эллинов и македонцев, которым он был обязан своими победами и даже жизнью. Он требовал от них поклонов и целования ног по обычаю персидских царей. И когда один из друзей, защитивший когда-то его грудью от вражеской стрелы, отказался выполнить это требование, унижающее свободного человека, он был убит, как говорили историки, в пылу гнева. Но вспыльчивостью не объяснить того, что он бросил племянника Аристотеля Каллисфена в клетку и возил его в ней до тех пор, пока не был пойман лев, которому строптивый философ и историк был предназначен в пищу. Тот ли это Александр, которого обучал Аристотель? Философ мог бы задуматься над этим и вспомнить слова другого мудреца, учившего: «Все течет, все изменяется». И добавить к этим словам свои: «Особенно изменяются люди, отягощенные властью».