Увечный поручик или приключения советского сержанта в 19 веке (СИ) - Алексеев Дмитрий Анатольевич

— Я хорошо знаю Николая Васильевича и боюсь, он не прислушается к мнению промышленника, — покачал недоверчиво головой Кёлер.

— Видите ли, я был пациентом Склифосовского во время турецкой войны и, думаю, ему интересно будет хотя бы узнать мое самочувствие после операций.

— Вот как! Что же, как повод для разговора это подойдет. Надеюсь, вы сообщите мне о решении Николая Васильевича и тогда уже поговорим о производстве препарата.

Аркадьев простился с Кёлером и отправился в Московский университет — искать Склифосовского. «Осторожничает немец», — догадывался Евгений. — «Ну да его можно понять. А вот, что скажет наш знаменитый хирург — большой вопрос».

Николай Васильевич Склифосовский после смерти Пирогова оставался первым российским хирургом. Он занимался полевой хирургией в четырех войнах и стал ведущим хирургом русской армии. Он старательно передавал опыт через научные статьи и обучая студентов, а клиника при университете снискала славу лучшей в Москве.

Подъезжая к университету, Аркадьев даже не знал, на месте ли сейчас профессор, но полагался чисто на удачу. На кафедре сообщили, что Николай Васильевич проводит показательную операцию, а затем поедет домой. Ждать пришлось больше двух часов, а потом еще почти час, пока профессор разбирался со студентами. Уже выходя из аудитории Склифосовский увидел Евгения и узнал его.

— А-а! Господин поручик! Какими судьбами в первопрестольной? Уж не собрались ли медициной заняться?

— Ну, почти. У меня к вам дело, Николай Васильевич, весьма непростое.

— Сейчас время ужина — давайте-ка в ресторан, а?

В ресторане Склифосовский был радостно возбужден, видимо, операция прошла удачно. Он весело рассказывал о своих студентах, потом хитро взглянул на графа:

— О ваших свершениях, Евгений Львович, все газеты взахлеб пишут, московский губернатор разъезжает в шикарном автомобиле, а вслед и московские купцы тоже меняют свои кареты на ваши. Недавно уже одного водителя мотоциклета оперировали — три перелома, хорошо жив остался.

— Боюсь, что скоро мы добавим вам работы, у меня вон у летчика только гипс сняли.

— Да, и про самолет читал. Просто не вериться! Как вы развернулись, а ведь я, честно скажу, не был уверен, что выживите, тогда в Болгарии. Память так и не вернулась?

— Нет, а может это к лучшему: у меня новых мыслей и забот выше крыши, а лишние воспоминания только мешают.

— Ладно, граф, выкладывайте свои идеи — вижу и меня хотите озадачить, я прав?

— Вы меня насквозь видите, но не озадачить, а точнее прошу помочь сделать революцию в медицине.

Аркадьев, не торопясь с подробностями рассказал профессору об антибиотике и дал почитать отзывы врачей и подробные записи Лизы, в том числе, про эпидемию тифа. Услышав про смерть Анны Семеновны, Николай Васильевич загрустил:

— А какая красавица была, никого болезнь не жалеет.

Он внимательно прочитал все отзывы и, особенно внимательно, записи Елизаветы.

— Талантливая женщина, плохо, что у нас затирают их, в Европе совсем по-другому, вы уж помогите ей.

— Не сомневайтесь, профессор, она живет в моем имении, и ее лаборатория оборудована не хуже европейских.

Склифосовский надолго задумался, периодически заглядывая в записи, а Евгений делал вид, что занят чаепитием. Наконец, профессор встряхнулся:

— У вас есть копии этих записей? — он дождался утвердительного кивка Аркадьева и продолжил:

— Мне нужны образцы лекарства, и мы попробуем оценить его действие. Обещать что-либо с моей стороны будет крайне неразумно, но проверим досконально.

Остаток вечера они проспорили об перспективах автомобилей и самолетов.

В Петербург Аркадьев поехал в отличном настроении от выполненной работы. Он сидел в мягком кресле вагона первого класса, прикрыв глаза и обдумывал, как бы еще удивить в постели свою скромницу Серафиму.

Глава 58

Полковник Иверзев в очередной раз шел на доклад к военному министру Ванновскому и заранее пытался сдержать будущее разочарование. Уже третий раз он докладывал и министру, и совещанию о перспективах военного применения летательных аппаратов, но результат был равен нулю. Точнее, не совсем нулю, все-таки в мозгах генералов что-то откладывалось, но не было главного — денег. Тренировочный полет пассажиром на первом экземпляре самолета убедил Иверзева в блестящем будущем его, особенно для военных целей, но убедить других пока не удавалось, хотя военный министр и проявил заинтересованность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Насколько же проще было командовать полком, а потом, пусть временно, бригадой в войне с турками, чем сейчас воевать со своими генералами и великими князьями», — вздыхал про себя полковник. — «На этих никакие доводы не действуют — для них высший авторитет — европейские армии и, если у них этого нет, то и нам не надо. С такой логикой мы будем обречены на второстепенные роли, а это просто оскорбительно для нашей державы».

С такими мыслями Иверзев вошел в кабинет военного министра. Петр Семенович тепло поздоровался с полковником. У них сложились добрые отношения еще с турецкой войны, где Иверзев воевал в составе корпуса Ванновского, и позднее, когда, став министром, Петр Семенович назначил полковника руководителем группы экспертов по новым вооружениям.

— К сожалению, ничем не могу обрадовать, Андрей Сергеевич, — огорченно начал министр. — ЕИВ подтвердил, что все деньги сейчас будут тратиться, в основном, на строительство нового броненосного флота и береговых сооружений, а также артиллерии. Да и стрелковое вооружение армии надо менять. За каждый эскадренный броненосец нужно заплатить 10–11 миллионов, а их планируется построить 24. Даже подводная лодка Двежецкого обходится в 9 тысяч, не так много, но их заказано 50 штук, а вот последние испытания показали их неэффективность. Великий князь Алексей Александрович со своим Морским департаментом забирает львиную долю военного бюджета. Особое совещание вынесло вердикт, что самолеты Аркадьева в ближайшие годы не нужны для армии, а значит, никакого финансирования не будет.

— Что же ставим жирный крест на отечественной разработке и будем ждать, пока французы или англичане не сделают подобное?

— Нет-нет! Я очень надеюсь, что граф не прекратит испытания, чтобы показать ЕИВ самолет, так сказать, во всей красе. Пока же финансово поддержать его не можем, только обещаниями будущего сотрудничества. Так и передайте ему, что я буду постоянно напоминать ЕИВ про самолет и надеюсь на скорые показательные полеты.

— Насколько я знаю, завод графа не приносит ему прибыли, а значит, возможно банкротство. Это будет огромная потеря, в том числе, для армии. В таких условиях, он может прекратить работы по самолету.

— Бог с вами, Андрей Сергеевич! Этого допустить нельзя, и я прошу использовать ваше влияние на графа. Обещайте все, что угодно, только пусть продолжает работы. Если императору понравится самолет, то хотя бы полмиллиона мы изыщем. Пусть скорее доделывает новый аппарат, чтобы пригласить ЕИВ и генералов. Когда он обещал вам?

— К концу сентября должен быть готов, но его нужно хорошо испытать, прежде чем показывать таким высоким гостям.

— Хорошо. Поговорите с Аркадьевым, пусть надеется.

Через неделю Иверзев посетил графа Аркадьева в его директорском кабинете. Евгений с улыбкой приветствовал полковника, хотя по выражению лица понял, что тот пришел с недобрыми вестями.

— Как я понимаю, господин министр рекомендовал нам потерпеть и ждать лучших времен?

Андрей Сергеевич шумно вздохнул и, поморщившись, передал весь разговор с Ванновским.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что же я не особенно рассчитывал на быстрое взаимопонимание с военными, поэтому не сильно огорчен. Как-нибудь выкрутимся. Сейчас вызову своих инженеров и будем думать, — совершенно безразличным тоном высказался Аркадьев. — Ну, а возникнут трудности — обращайтесь, — еще более холодно дополнил он.

Поняв, что разговор окончен, Иверзев кивком попрощался. «Кем себя возомнил этот мальчишка? Он, что думает — мы должны бегать за ним?» — возмущался в душе полковник, проклиная себя за прежнюю симпатию к графу.