Всё по-взрослому - Валерий Столыпин

любить буду?

— Я же по-настоящему, я на всё на всё согласна. Ты не станешь обманывать, я тоже.

— Полина Тимофеевна, ты хоть понимаешь, о чём речь? Детский сад, право слово. Ты мне мозг сломала. У меня тик начинается. Сегодня оставайся, поздно уже, а завтра…

— Завтра, сам не захочешь, чтобы я ушла. Я тебе сейчас такой ужин сделаю!

Полинка побежала расстилать постель, взбила подушки, вытрясла простыни и одеяло. Женька пребывал в глубоком шоке, не имея представления, что делать. Ситуация патовая. Девчонку жалко, конечно — пропадёт, если не пригреть. Себя тоже: кто знает, куда такое сочувствие привести может.

Представление тем временем продолжалось. Полинка вытащила из узла довольно добротную, но безразмерную, до пят ночную рубашку, уселась на половик, начала приводить в порядок косы, укладывая их вкруговую. Привязала огрызками бинта, чтобы сооружение в виде копны не разлетелось во сне. Потом задрала юбку сарафана, сняла резинки с растянутых чулок, опустила их до щиколоток и небрежно, как в кино, сбросила на пол. Переступила через них, по-особенному, одним ловким движением сдёрнула сарафан, оставшись в тёплых с начёсом панталонах до колена. Его взору открылось нечто: животик, конечно, был поджарый, как у гончей, бёдра узкие, детские, выпирающие ключицы, рельефные рёбра, но грудь… грудь что надо. Не каждой взрослой женщине достаётся столь упругая спелость.

Женька впал в ступор.

Полина повернулась к нему, обнажив в улыбке ряд белоснежных зубок, демонстрируя грудь, которой явно гордилась, уверенно стащила с себя панталоны и, ничуть не стесняясь, натянула ночнушку.

— Ты же на полу спать собиралась.

— На кровати удобнее. Потом на половик переберусь.

— Ладно, спи на кровати. На сеновал пойду.

— Ты меня выгоняешь?

— Сегодня, нет. Завтра посмотрим. Ложись.

— Ты меня никогда не полюбишь? Чтобы женщина стала желанной, с ней обязательно нужно спать. Без трусов. Женька, ты какой-то ненормальный, неправильный. Хоть бы поцеловал для приличия. Невеста я или кто? Так не честно.

Полинка надулась, нырнула под одеяло и отвернулась к стенке. Женя выключил свет, вышел в сени. Ночи уже холодные. Зябко. Ладно, утро, вечера мудренее.

Ночью ему приснилась обнажённая по пояс Полинка. Красивая. Розовые коленки и упругая грудь манили, дразнили.

Проснулся Женька от незнакомого запаха и щекотки, словно по лицу лазила назойливая муха.

Открыл глаза и обомлел: в нос лезла тугая коса рыжего цвета, голая по пояс девчонка доверчиво прижималась к нему под одеялом. А ведь он заснул, накрытый тулупом. Одной рукой юноша теребил упругий сосок, другой обнимал за тощий, но весьма упругий зад. В груди стало горячо, тревожно, сердце застукотило, — чего это ты удумала, кыш отсюда!

Всё, что снилось, сбылось. Даже больше. Тяжесть внизу живота, упруго упирающаяся в оголенный животик, была настоящая.

Женька попытался осторожно освободиться, но девочка открыла глаз и поцеловала в губы.

— Ну вот, а ты боялся, дурашка. Как же ты вкусно пахнешь. Пойдём в кровать.

— Сумасшедшая! Как ты могла до такого додуматься. Это тебе не игрушки. А если бы я… если бы не выдержал?

Женька вскочил, хотел было закричать, возмутиться, но не смог её обидеть. Полина так влюблено на него глядела, так искренне радовалась. Чему, бред какой-то?

— Ладно, живи покуда. Завтракать будешь?

— Не беспокойся, миленький, я всё сама. Извини, проспала. Больше такого не случится. Ты такой сладенький. Не думала, что настолько приятно спать с настоящим мужчиной. От тебя чем-то необыкновенным пахнет, голова кружится и мурашки по телу. Титькам щёкотно было. И вот здесь. Потрогай.

— Последний раз предупреждаю — чтобы больше такого не было! Если кто спросит — ты моя сестра. Попрошу сегодня у хозяйки второе одеяло. И не смей ко мне прикасаться, иначе…

— Глупости говоришь. Мне, между прочим, понравилось с тобой спать. Вместе теплее, — Полинка подхватилась, понеслась готовить завтрак, начала суетиться.

Да, уж! Спать вместе. Ишь, чего удумала, малявка. А грудь у неё отменная. Дитя без тормозов. Забавно. И ведь отказать не могу. Почему так?

Позавтракали, вышли на улицу. Дождь прекратился. Полина выглядела потрясающе. Этнографический музей и только.

У ворот училища их встретила стайка повзрослевших девушек. Нормальные, привлекательные, совсем не бандитские лица.

— Заступника привела? Как бы не пожалеть.

— Поживём — увидим. Я зло помню. Долги всегда отдаю.

Женька ничего не понял по существу разговора, уловил лишь то, что именно эти девочки обижают Полину. Запоминать их, разглядывать, не было желания. А зря.

Его встретили вечером этого же дня в промежутке между заборами. Те самые девчата, но со злобными лицами. У каждой в руках по увесистой штакетине и половинки кирпичей.

— Ну, что, Ромео долбанный, заступником решил подработать? Ещё раз с нищенкой увидим — зашибём. Сегодня только проучим, чтобы неповадно было. Спирина нам по жизни должна.

Девчонки встали в полукруг, угрожающе подняли кирпичи. Женька понял, что нужно беречь голову и то, что между ног. Может быть лучше упасть, закрыться? С озверевшей сворой не справиться, а лежащего, возможно, бить не станут.

Стали. Камни метали умело, очень чувствительно, стараясь попасть по позвоночнику и по почкам. Хорошо хоть голову удалось сберечь. Сознание он потерял, но ненадолго. Слышал, словно сквозь вату, как смеялись, чувствовал как пинают по рёбрам, в живот.

— Девки, может обоссым этого лоха? Пусть эта дура нюхает. Хорошая будет парочка. Обшманать надо. Портвешка купим.

— Так поймёт. Если нет — пожалеет, что на свет родился. Кокушки отчикаем, будет петушком петь. Вот ведь говнюк, да у него только рубль при себе. Нищета.

Продолжением стал удаляющийся смех.

Отделали Женьку на славу. Болел больше двух недель. Еле оклемался. Писал кровью. Значит, что-то серьёзное задели. Злобные твари. Теперь он понял, отчего Полина прибежала к нему.

Девочка всё это время ухаживала за ним, словно настоящая преданная жена: мазала кремами, которые выписали в поликлинике, давала лекарства, прибиралась, готовила, стирала.

Пришлось на время забросить учёбу. Спала раздетой, прижималась так, чтобы не беспокоить ушибы и раны.

Женька смотрел на неё, не в состоянии понять, отчего девочка вдруг стала такой красивой и желанной. Ему казалось, что он по-настоящему любит её. Или уже не казалось?

С каждым днём он находил в ней больше привлекательного, завораживающе интересного.

Полинка ушила свою ночнушку, удачно скроив её по фигуре. В ней она бегала по комнате, увлечённо занимаясь домашними делами под аккомпанемент негромких песен, — то-о не ветер